Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Четверть века спустя после работы Бицилли (в 1949 г.) Карл Ясперс развил сходный тезис об «осевом времени», которое он относит к середине I тыс. до н. э. (между 800 и 200 гг.) – эпохе китайских, индийских, иранских, ветхозаветных и греческих мыслителей (Ясперс, 32–33). Ясперс полемизирует с представлением о Явлении Сына Божьего (Христа) как «оси мировой истории» и, удревняя эту ось, показывает независимость, равномерность и одновременность разноэтнических проявлений того перелома в истории, который произошел в середине I тыс. до н. э. «Все то, что связано с этими именами, возникло почти одновременно в течение нескольких столетий в Китае, Индии и на Западе независимо друг от друга… В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий, и сегодня определяющих жизнь людей. Во всех направлениях совершился переход к универсальности» (Там же, 33).

Таким образом, отмечаемая исследователями синхронность развития духовной культуры разных цивилизаций Евразии дает возможность равномерного освещения наших проблем, без колебаний в сторону европо- или азиоцентризма. Я буду рад, если читатель сочтет, что мне – европейцу – это удалось сделать.

Источниковая база

В соответствии с широким пониманием проблемы ориентации в пространстве весьма широким оказывается и круг источников, необходимых для изучения этой темы.

Это прежде всего письменные (литературные и эпиграфические) источники, описывающие, как правило, в имплицитной, а иногда и в эксплицитной форме различные проявления ориентационных навыков и представлений, распространенных в данной культурной среде. Из письменных источников мы узнаем не только то, как ориентировался в пространстве тот или иной человек, но и получаем сведения о различных космологических, религиозных и философских воззрениях, часто влиявших на те или иные формы ориентации. Этот вид источников является наиболее ценным и информативным, так как здесь описывается расположение географических объектов относительно стран света, даются инструкции или ведется дискуссия по вопросам ориентации храмов или молитвы, приводятся тексты молитв и т. д.

Таковы, например, древнекитайские книги обрядов и церемоний, сохранившие описания ориентации по странам света в связи с символической классификацией, пронизывавшей все мироздание; таковы клинописные тексты, которые закладывались в основание месопотамских храмов; таковы географические описания греков; таковы Тексты Пирамид, запечатлевшие на стенах пирамид процедуру их ориентирования; таковы инструкции римских агрименсоров (землемеров) и трактаты об этрусских древностях; таковы египетская и буддистская «Книги мертвых», в которых затрагиваются проблемы ориентации в земном и потустороннем пространстве; таковы, наконец, полемические и учительные сочинения отцов церкви в период, когда обряды и литургия христианства находились еще in statu nascendi, и многие другие. Свидетельства об ориентации сохранились в эпических произведениях – в «Махабхарате» и «Рамаяне», «Илиаде» и «Одиссее», «Старшей» и «Младшей Эдде», в памятниках фольклора и религии – в «Авесте», «Библии», «Коране», «Калевале» и др.

Весьма важным представляется анализ языковых явлений, нередко прямо указывающих на присутствие в языке определенной системы ориентации и на ее генезис. Так, например, названия востока и запада в русском языке и многих других языках свидетельствуют о солярном происхождении этих обозначений; часто названия стран света происходят из наименований, связанных с понятиями «правое», «левое», «переднее», «заднее», что дает возможность устанавливать реликты древних систем ориентирования (ср.: Шемякин, 40–47).

Большой материал для нашей постановки вопроса предоставляют памятники материальной культуры, в частности, данные археологических исследований: из них мы узнаем о реальной ориентации реальных городов, храмов, жилищ, земельных наделов, погребений и т. д. К этому же виду источников мы можем отнести произведения древнего искусства (картины, росписи, рельефы, скульптуры и т. д.), запечатлевшие некоторые ориентационные навыки.

Как всегда, когда мы изучаем духовную культуру древних народов, весьма полезным оказывается сопоставление результатов этого исследования с наблюдениями, сделанными этнографической наукой среди народов, сохранивших черты архаической идеологии и психологии (так называемые «примитивные культуры»). Не забудем, что многие стороны и особенности жизни народов в древности (например, языческих славян) были выявлены и исследованы именно этнографами, находящими в современной жизни пережитки весьма древних обрядов и ритуалов, в том числе и связанных с ориентацией. Особенно живучи и доступны непосредственным этнографическим наблюдениям черты архаического сознания и поведения в обществах с высоким коэффициентом традиционализма, например, в Китае, где еще в начале XX в. при императорском дворе можно было наблюдать обряды и церемонии, восходящие к весьма древним временам. Некоторые из таких наблюдений дают дополнительный материал для типологического сопоставления разных культур, оказываются ключом к пониманию менталитета древнего человека и являются объектом собственно этнологических исследований.

Вместе с тем, использование этнографического (в том числе фольклорного) материала имеет и свои сложности. Это прежде всего неопределенность датировки тех или иных мотивов и представлений, зафиксированных в обычаях и фольклоре современных народов (см. об этом подробнее: Анфертьев, 245–252). Вторая сложность заключается в многослойности наблюдаемого сегодня материала, сложившейся в результате наложения и взаимовлияния различных этнических и культурных традиций. Так, изучая фольклор удмуртов и пытаясь выявить в нем черты, восходящие к мировоззрению древних финно-угров, не следует забывать о том, что начиная со второй половины XVI в. казанские татары в очень большой степени ассимилировали и исламизировали большое число удмуртов (о тюркизации удмуртов см.: Владыкин, 199–203).

Картография древних народов, представленная, как правило, небольшим количеством сохранившихся артефактов, в основном археологического свойства, также дает повод для размышлений о том, почему картограф предпочел ту или иную страну света в качестве верхней для своей карты и как это связано с господствующими в данном обществе ориентационными представлениями (недаром христиане предпочитали ориентировать свои карты на восток, а древнекитайские карты имели наверху юг). Вследствие этого карты часто служат важным источником для определения ориентационных предпочтений той или иной культуры (см.: Gordon, Sacred Directions Orientation, 211–227; Подосинов, Картографический принцип, 22–45; Он же, Ориентация древних карт, 64–74; Podossinov, Oben und unten, 5–23).

Методология исследования

Следует также остановиться на тех методологических принципах, которые были использованы в работе над материалом и его осмыслением.

В связи с тем, что исследование велось на стыке наук, в нем анализировались источники самых разных видов, являющиеся объектом изучения разных наук (лингвистики, археологии, истории религии, истории архитектуры, истории искусства, истории астрономии и астрологии, истории географии и картографии, этнографии, психологии, социологии и др.). Это означает, что в работе с необходимостью использовались методики всех этих наук, что создавало значительные сложности (см.: Подосинов, Вопросы источниковедения, 54–56).

Определяя научное направление, к которому принадлежит данная работа, я бы назвал его исторической антропологией. Методы и результаты этнографии, этнологии и социальной (или культурной) антропологии (см. подробнее о предмете этих дисциплин: Леви-Стросс, Структурная антропология, 313–318) по мере необходимости используются и здесь, расширяя наши возможности постичь природу архаического сознания, тем не менее основной упор делается на изучение ориентационной практики древних культур, а это неизбежно придает работе характер исторического исследования. Поскольку же объектом изучения является, как и в антропологии, человек с его представлениями об окружающем его пространстве, то «созвездие» дисциплин, тесно связанных с антропологией, как они видятся К. Леви-Строссу (Там же, 318):

8
{"b":"918352","o":1}