Закончив работу с башней, Альбертли довольный собой, вышел чтобы посмотреть как там магия уборки. Заклятие набирало обороты, ванна уже летала не прекращая, просто выливала ледяную воду на пол, а банка посыпала все моющим средством, не разбирая на что сыпет. Досталось и Альбертли, он спускался по лестнице, а банка порошка щедро посыпала его, он попал в глаза. Грязь из всех углов скатывалась по ступенькам на первый этаж в виде огромного мусорного водопада. Альбертли, ругаясь попытался очистить глаза и сквозь частое моргание он рассмотрел то, что ему не понравилось:

Все было покрыто пеной, всё утонуло в пене, пена была везде, заклинание так разошлось, что решило не мелочиться, таская воду ваннами, а просто взяло и повернуло речку к ним. Мощный поток воды смыл Альбертли и Плутона с частью вещей на улицу. Зверомаг только успел закончить сортировку нужных вещей, как все его труды смыло.

Пенящийся поток выкинул их в десяти метрах от башни. Их взгляду предстало жуткое зрелище: река вылетала из берега и закручивалась пенным водоворотом вокруг башни, щетки терли ставни, швабры натирали полы, то и дело ныряя в спиральную реку… Причем заклятие позаимствовало все, что теоретически могло сгодиться для уборки. Альбертли грустно глядел, как из окна башни вылетел древний парик.

С парика капала обильная пена. Сделав круг, он подлетел к подножию башни и начал со рвением тереть древний мох на фундаменте, своего ровесника. Весь вид массивных зелёных кущей высказывал удивление такому отношению. Возможно Мох и парик даже знали друг друга и не раз виделись, дожив до столь преклонного возраста. И вот после каждого прохода мох словно говорил парику: "Дружище! Что с вами? Вы не в себе? Одумайтесь!". Мох естественно и не думал покидать место, которое он занимал вот уже тысячи лет, и все усилия стремительно теряющего свой блеск и красоту парика были тщетны, но старое заклятье было беспощадно, и оно заставляло наводить порядок любой ценой!

Водоворот рос, Альбертли просто сидел на снегу и наблюдал за всем этим кошмаром не зная что предпринимать. Пока не услышал знакомый звонкий смех. Он резко обернулся.

Анника стояла и смеялась, держась за живот. Маги вскочили и пытались сделать важные лица, но вид у обоих был такой, что Анника закатилась смехом еще сильнее и покатилась по снегу.

— Ой, мальчики, ну вы даёте. Я то думаю, что это ты так замялся, у вас тут просто свинарник. Парртустаго!

Смерч схлынул, будто его и не было.

— Чувствую, ты уже снял защиту. Ну? Так ты мне покажешь Башню, где надо убраться? — Сказала Анника с улыбкой.

— Как-то неудобно, ты в конце концов моя гостья. — Сказал Альбертли.

— Просушись хоть, домовладелец… — С какой-то грустью в голосе произнесла колдунья и с некоторой тоской взглянула на очертания башни. — …я ведь не буду лично тряпкой тереть. Просто я знаю пару методик для эффективной уборки.

Анника с Плутоном начали уборку. Чистящий набор действительно вымыл всю пыль и грязь, но постирать, разобрать хлам да и просто прибраться он не мог. А перед Альбертли возник другой вопрос: а где Анника будет спать? По этикету древних домов, до свадьбы, пары из волшебников не должны засыпать вместе в кроватях одного из них. Кроме того, многие придерживались этого правила и после свадьбы. В любом случае, пока Анника, формально, гостья, она должна иметь отдельную кровать и точка.

Сам Альбертли, конечно, мог поспать на диване, тем более что он стал гораздо чище. Но как долго это будет продолжаться? Диван был ветхим как и большая часть мебели в доме. Надо было решать этот вопрос. Первым делом Хозяин дома поднялся на чердак. Убедился, что там ничего напоминающего кровать нет, и пошел в подвал. Первый этаж подвала был небольшим помещением, где хранились припасы, посему там ничего искать не имело смысла, Альбертли спустился на этаж ниже. Плутона взял с собой, скорее для поддержки. На минус втором этаже хранились магические вещи, которые несли пользу или были безвредными. За все годы тут скопилось немало вещей. И конечно были кровати.

Пока маги пробирались через завалы и разгребали хлам, Альбертли спросил:

— А почему у вас, Алхимиков, такие странные шутки? Я заметил на дне рождения.

— Про наркоманию? Это всё дурацкий кодекс. — Отмахнулся Плутон. — За нами пристально следит инквизиция, кодекс алхимиков включает в себя четыре "Не" касающиеся наркотиков, "Не рассказывать", "Не изготавливать", "Не распространять", "Не употреблять". Кроме алхимиков о существовании наркотиков вообще мало кто знает.

— А…

— А шутить можно. Так или иначе исследования этой темы проводятся, случайно, и поделиться ей на конференции не выйдет. Остаются шутки внутри компаний.

— Почему такая строгость? — Удивился Альбертли.

— В нашем мире слишком много веществ которые очень легко получить, очень легко выработать от них зависимость и умереть. До введения кодекса, эпидемия, которая получила в архивах кодовое название "радужная чума", выкосила подчистую несколько городов. Маги буквально стирали в памяти людей любое упоминание наркотиков. С алхимиками так не выйдет.

Наконец маги нашли где хранились кровати. Они стояли стопкой, друг на друге, в отдельном углу. На каждой стояла печать предка, который её сюда положил. В самом низу была грубо сколоченная кровать «Маститого воина», на ней стояла свинцовая печать, горячей штамповки, сама кровать была массивной и очень тяжёлой, сколоченной из толстых грубых досок. Покрыта была большим количеством шкур, хорошо выделанных и сохранившихся не без магии. В печати было пояснение:

После подвига на поле боя ложись в эту кровать, и принесет она тебе сон чудный, сон вещий, и что бы ни приснилось, сон сбудется. Но не ложись ты, коле не было битвы и коли струсил ты, тогда…

Альбертли отмахнулся, читать дальше смысла не было. На ней стояла другая кровать, кровать воина была двуспальной, а эта меньше на пол метра, и тонкие, резные ножки глубоко врезались в шкуры. Печать была тонкой, принадлежала явно представительнице рода Саронов — дочернего клана. Но в печати было предупреждение, если опустить все тонкости этого сложного языка, уснуть на ней могла только та, кто не испытывала чувств. Опять-же странный артефакт предков.

Третья кровать была моложе предыдущей веков на семь. Она была легкой, односпальной, на печати из воска было выдавлено колесо телеги. Эта печать принадлежала пять раз прадеду. Он был путешественником, эта кровать дарила силы и спокойный сон, только если была перенесена за пять километров от предыдущего места, где стояла. Иначе человека ждала бессонная ночь. Такое условие казалось бессмыслицей, если не взять во внимание что бывали профессии когда тебе просто необходимо много передвигаться. Тогда кровать давала дополнительный стимул… Или ты возьмёшь ноги в руки и продолжишь путь, или спи на земле.

— Гуррон! У меня в роду были одни философы! — выругался Альбертли.

— А по-моему, одни фанаты своего дела, оттого и кровати у них были. Соответствующие. Отдавали себя своему ремеслу полностью, без остатка.

На самом верху стояла двуспальная кровать, печать на ней была сделана на поколение позднее чем на самой первой, но несмотря на это, на нее был спрос, на ней нельзя было спать одному. Обо всех свойствах этой кровати Альбертли знал и даже не стал смотреть на печать.

— Других кроватей здесь нет. Я пойду в деревню, к столяру. Может у него что есть. — Сказал Альбертли.

— А я продолжу уборку.

Саронский поднялся вверх по лестнице и увидел, как Анника лёгкими и изящными жестами руководит расстановкой книг на полки. Книги переставлялись в алфавитном порядке. Пока ногами он искал обувь, загляделся на эти чёткие и аккуратные движения.

***

Альбертли двинулся в деревню, он знал, где расположился столяр. Новый мастер значительно подвинул “корягоделов”, которые обитали в деревне и делали кривые табуретки. Это был настоящий краснодеревщик, любящий дерево и преданный столярному ремеслу. Издали было видно его дом, сияющий цветом свежего белого дерева и украшенный резными фигурками различных зверей. Старые мастера были недовольны появлению такого конкурента, их мебель выглядела совершенно невзрачной и кривой по сравнению с его. Впрочем, прочие жители деревни не были согласны с ними и послали в мастерскую к нему своих детей. Сам же мастер аргументировал это так: "Тяжелее всего доставить лес, мебель легче чем доски"