На языке чувствовалась горечь от испытываемых эмоций. Казались, его кидали ради более милого и красивого мальчика, чем он.

– Его проблема, если он обиделся. Он должен знать своё место, – Стефан не сдавался.

Джоб вздохнул. Злость покинула старика, однако на её место пришло разочарование. Это тоже кольнуло Стефана. Уж лучше бы Джоб злился дальше.

(Почему для Стефана это так важно? Может, потому что на мнение Джоба ему не все равно?)

– Стефан, не надо людям грубить направо и налево. Человек мог не иметь никаких злых намерений, а ты его оскорбляешь.

– Я его не…

– Стефан, помолчи и послушай меня! – Джоб вновь сурово посмотрел на Стефана, и это было сродни ведру ледяной воды. – Стефан, хватит ощетиниваться по поводу и без. Ну, вот скажи мне, что тебе сделал Ален, а? Вот чего тебе это дитятко сделало? Он и мухи не обидит, а тебя-то, лба здорового, чем задел?!

Стефан хотел возразить, что в этом дитятке почти два метра росту и он бесит лишь одним существованием, но решил промолчать. Тем более, что Джоб продолжил:

– Понимаешь, Стефан, – тот заговорил уже намного мягче, взгляд подобрел. Джоб словно объяснял маленькому ребёнку, почему нельзя совать пальчики в розетку. – Не все люди плохие. И не против всех надо обороняться и защищаться. Ален вообще подружиться хотел с тобой. Я же вижу. А ты его обижаешь. И не смей возражать! Я это тоже вижу.

Стефан закатил глаза. Ладно, пусть так, раз Джобу нравится так думать. Пусть Стефан якобы обижает Алена. Да будет так, лишь бы Джобу легче спалось. Однако виноватым Стефан себя всё равно не ощущал.

– Окей, окей, – он в примирительном жесте выставил вперед руки, желая, чтобы от него побыстрее отстали. – Допустим. От меня-то сейчас что требуется?

После того, с каким упорством Джоб распинался, ребенок все еще не понял опасности сования пальчиков в розетку, и ко всему прочему, спросил, что будет, если заснуть их в розетку мокрыми.

– Стефан, ты должен прийти к Алену и извиниться.

– Но…

– Это не обсуждается, Стефан. Ты сейчас пойдешь и извинишься. Под моим чутким присмотром.

– Старик…

– Стефан, ты забыл, с кем разговариваешь? Я твой босс и ты у меня работаешь неофициально. Понимаешь, к чему я клоню?

Глаза Стефана после этих слов чуть не вылезли из орбит. Джоб решил шантажировать его?! Что за кощунство!

– Ты вот так вот просто уволишь меня, если я не извинюсь?! Босс, это несправедливо!

Стефан вновь назвал его по должности, подчеркивая недовольство. Но Джоб и бровью не повёл.

– Не уволю. Но я лишь напоминаю, что и со мной надо разговаривать уважительно. Я твой босс и старше тебя. Все, одевайся и пойдем. Это не обсуждается.

Джоб наконец отпустил его. Стефан поиграл желваками и почти сплюнул на пол от злости, но вспомнил, что ходит не по своему ковру перед настоящим хозяином. То, что его тыкали как котенка в лужу, было унизительно. Стефан стерпел, лишь потому что Джоб его начальник и действительно может в любой момент уволить.

Ладно бы только это унижение, но предстояло и другое, более крупное, свидетелем которого станет Эмбер. И ладно бы было перед кем унижаться, но Ален…

Лучше бы Стефан смылся в дни, когда веснушчатого не было дома, а Джоб ничего не пронюхал. Но отчего-то опять, в тысячный раз, решил, что можно еще подождать.

Какой же отврат.

***

Чем ближе они были к дому Эмбер и Билла, тем тяжелее было двигать ногами. Асфальт словно плавился под ногами, прилипая к подошве обуви. Точно они приближались к самому пеклу личного ада Стефана, хотя на улице всего лишь тридцать девять градусов по Фаренгейту[1].

Джоб не давал свернуть с пути. Он, в общем-то, и вёл Стефана к нужному дому, ведь сам он адрес не знал. Стоя на пороге своего, Стефан начал тораговаться, предлагая позвонить Алену с телефона Джоба, но старик был непреклонен.

– Стефан, не буди во мне зверя, выходи уже, – только и сказал Джоб.

Стефан понял, что своим поведением открыл новые грани злости старика, которые до селе были незнакомы.

Это всего лишь пять минут позора. Стефан пробурчит невнятное «Извини» и смоется с глаз долой. Причем всех. Завтра же. Завтра его здесь не будет. Всё! Это стало последней каплей.

На вопрос, откуда Джоб знает адрес Эмбер и Билла, тот ответил, что как-то бывал в гостях.

Спустя минут десять ходьбы они оказались в конце улицы и встали у одноэтажного маленького дома, облицованного серым. Крыльцо, как и нижние части несущих колонн, обделаны под камень. К дому пристроен небольшой гараж.

Джоб нажал на звонок. Стефан услышал, как за дверью раздалось мелодичное «Динь—дон». Внутри всё перевернулось. Не успел Джоб позвонить второй раз, как дверь открыла Эмбер.

– Босс? Какими судьбами? – улыбнулась она Джобу, но её взгляд переметнулся на Стефана, и радость исчезла с лица. – А этот что здесь делает?

– Эмбер, здравствуй, милая, – начал Джоб с улыбкой. – Мы как раз по поводу него к вам.

– Него? – Эмбер была озадачена.

Джоб повернулся к Стефану и глазами указал ему на Эмбер, мол, давай начинай. Стефан замотал головой. Он ни в какую не соглашался, и тогда Джоб уступил:

– Стефан пришёл поговорить с Аленом и извиниться.

– Извиниться?! – Эмбер теперь пребывала в полном замешательстве.

Меж тем из кухни её окликнули парни:

– Эмбер, кто там? – спросил Ален.

– Эмбер, пусти тех, кто пришёл, либо сама выйди, но закрой дверь, по ногам несёт! – возмутился Билл.

Эмбер махнула на обоих рукой, все ещё изумленно взирая на Джоба и Стефана.

– Босс, сегодня не первое апреля, чтоб так шутить…

– Эмбер, милая, а я и не шучу, – хохотнул Джоб, окончательно смягчившись после встряски Стефана. Его забавляла растерянность сотрудницы.

Немудрено, ведь «извинение» и «Стефан» – слова из параллельных, давно не пересекающихся, миров.

– Это ты его надоумил? – не сдавалась Эмбер.

Джоб широко улыбнулся.

– Скорее, образумил, – он посмотрел на Стефана, стоящего истуканом. – Стефан, скажи уже что-нибудь.

– Мгм, – промычал тот, напоминая, что всё ещё жив. – Так пустишь или нет?

Эмбер оглядела его с ног до головы, сомневаясь, стоит это делать или нет. Со Стефаном был немного-немало босс, плюс дома Билл, так что с поганкой справиться можно на раз-два.

– Проходите, – она отошла от двери, впуская в дом.

Эмбер волновалась об Алене как о младшем брате. Когда она увидела его впервые, с такой доброй и лучезарной улыбкой, то обратила внимание первым не на неё, а на глаза. Карие, блестящие, живые, но… Полные вселенской грусти. Многие в кафекупились на улыбку, но Эмбер понимала, что за ней скрывается очень много.

Эмбер в высокой и худой фигуре видела что-то затравленное и надломленное, что Ален тщательно пытался скрыть, но от проницательного взора девушки это не утаилось. Она не знала, что конкретно случилось с Аленом, но то, что он устроился на работу спустя несколько месяцев после совершеннолетия, уехав из родного города и не имея за душой ничего, говорило о многом.

Единственное, о чем обмолвился в начале знакомства Ален, – что ему пришлось уйти. Он так же сказал, что больше месяца жил в своем городе, пытаясь найти работу, но лишь тратил сбережения на жилье и еду. А на вокзале по пути в Колумбию его обокрали.

Эмбер поняла, что с семьёй у Алена не все в порядке. Так же она знала, что у него есть младшие брат и сестра, оставшиеся с фостернымит родителями. Он часто им писал и звонил. На этом пока всё.

Когда Ален, согнувшись в три погибели, плакал на её плече и неразборчиво шептал: «Мои родители…» – Эмбер так и не узнала, что они все-таки сделали. И какие именно?

Эмбер было очень жаль Алена. Ему хоть и исполнилось восемнадцать, хоть он и был выше почти на две головы, Эмбер видела в нем ребёнка, отчаянно борющегося со всеми горестями. Он только-только стал взрослым, и у него нет поддержки от родителей. Вообще никакой. Он совершенно один, его просто бросили на произвол судьбы решать проблемы самостоятельно.