Следом встала мать, затем сёстры, квартира снова наполнилась шумом и гамом. На улице сегодня неожиданно распогодилось, холодная осенняя погода сменилась бабьим летом, ясным, тёплым и ветреным, и можно было надеть просто пиджак, а не уродливое старое пальто.

Двубортный синий пиджак, явно перешитый из другого, неподходящего по размеру, со значком ВЛКСМ на лацкане, синтетическая рубаха в мелкую полосочку с огромным воротником. Слава Богу, красный галстук повязывать не надо, пионерия в этом доме представлена была Таней и Лизой. Под общим письменным столом нашёлся потёртый кожаный портфель, заломы и шрамы на котором до смешного напоминали мне нечитаемые логотипы дэт-метал групп.

Заглянул внутрь, нашёл там пару учебников за десятый класс. Алгебра, физика. Там же обнаружился и дневник, но сейчас, в сентябре, полезной информации выудить из него не удалось. Разве что заполнен он был аккуратным женским почерком. Лиза помогла, не иначе. Учебники вытряхнул, оставил только дневник и пару тетрадок с пеналом.

В школу идти пришлось к первому уроку, вместе с сёстрами. Дорогу, как ни странно, я знал. Помнил, хоть и в своём времени учился в другой, десятой школе. В этой, седьмой, учились несколько моих знакомых.

Едва мы вышли из дома, Таня попыталась сгрузить на меня свой портфель, набитый под завязку учебниками. Торбу со сменкой тащила сама. Я поначалу не поддавался на её манипуляции, но потом подумал, что так и останусь дрищом, если не поднимать тяжести, и забрал портфели у обеих сестёр.

— У вас чё там, кирпичи, что ли, — всё равно буркнул я.

— Как это ты догадался, — засмеялась Таня.

— Учебники, — сказала Лиза.

— Хоть бы поделили между собой, кто какие носит, — сказал я. — Можно же по одному на двоих учиться.

— Класснуха не разрешает так, — сказала Таня.

— Кобра, — сказала Лиза.

Прозвище класснухи, наверное. Будем надеяться, что у меня руководитель более лояльный к ученикам.

Снова идти в школу после тридцатилетнего перерыва было неимоверно странно, я очень многое успел забыть. Не только школьную программу, но и элементарные правила поведения, и многое другое.

На входе юная пионерочка строго потребовала показать сменку. Я свою не взял, всё равно лужи за ночь подсохли, испачкать боты я не успел, поэтому дежурных просто проигнорировал. Никакой охраны, рамок-детекторов, тревожных кнопок и прочих мер безопасности. Просто пионерка на входе. В СССР никому и голову не могло прийти устроить в школе теракт или что-то в таком духе. Сменная обувь волновала дежурных гораздо больше.

Школа была типовая, трёхэтажная. Холл, коридоры, спортивный, актовый залы, столовая. Расписание уроков висело в холле на первом этаже, рядом с огромным фикусом в кадушке. У меня первым уроком была история.

Кабинет был уже открыт, я вошёл, с интересом поглядывая на одноклассников и одноклассниц. Почти все пытались казаться старше, чем есть на самом деле, парни пытались отращивать усы и длинные волосы, девчонки пытались выделиться причёсками или одеждой. Всё скромно, впрочем, в пределах разумного. Ноль косметики на лицах, никаких украшений. Но видно было сразу, на ком костюм сидит, как на вешалке (на мне, например), а кто заморочился и подшил его по фигуре, и тому подобные мелочи.

Моё появление проигнорировали, и я бросил портфель к ближайшей свободной парте.

— Ты чё? Там Жека сидит, — с трудом подавив зевок, сообщил мне один из одноклассников.

— А я где обычно сижу? — я наморщил лоб, якобы вспоминая.

— Совсем ку-ку? За первой партой, возле учительского стола, — хохотнул другой одноклассник.

— Я слышала, что Саша головой ударился. В больнице лежал даже, — поправив очки в роговой оправе, произнесла щекастая девица, похожая на мультяшного бурундучка.

Я в разговоры не встревал, всё больше слушал, пытаясь понять, кто есть кто в классной иерархии. В любой стае всегда есть альфа-самец и альфа-самка, за которыми следуют их подпевалы, есть изгои, есть внесистемные, но полезные, которых не трогают, есть обычный планктон. Сашка Таранов, вероятнее всего, был изгоем, но не таким, которого бьют в школьном туалете ногами, а над которым беззлобно (и лишь иногда — обидно) подтрунивают и не воспринимают всерьёз.

Странно, конечно, что моё попадание в больницу не стало темой для обсуждений целого класса при том, что вместе со мной там лежал Гришаня. Или он не из моего класса? Я что-то запутался. В любом случае, после летних каникул у всех были куда более важные темы для обсуждения, нежели моё ранение.

Прозвенел звонок, разговоры потихоньку стихли. Я расположился на первой парте, крайне неохотно. Куда лучше я бы чувствовал себя на «камчатке», за спинами более усердных учеников, а не на виду у учителя. На партах у всех, кроме меня, виднелись учебники по истории СССР с нарисованными солдатиками и танком сверху, и космическим спутником снизу.

Уже после звонка вбежали ещё несколько учеников, в том числе, симпатичная девушка с толстой косой пшеничного цвета. К моему удивлению, села она рядом со мной, стараясь, впрочем, не обращать внимания на мои взгляды.

Последним вошёл сухонький старичок, и весь класс дружно поднялся, приветствуя учителя.

Один за другим потекли размеренные и рутинные сорокапятиминутные уроки, во время которых я больше считал ворон или глядел в окно, за которым ветер раскачивал желтеющие кроны тополей. Школа, как и прежде, показалась мне адски скучным местом. Единственным глотком свежего воздуха были короткие пятиминутные переменки.

А во время уроков я сидел и ждал переменки. Поначалу тихонько отстукивал ритмы карандашом по парте, но вскоре это всех достало и мне сделали замечание. Начал просто слушать музыку, играющую в голове, очень сильно жалея, что гитара не под рукой, и нет возможности эту музыку сыграть и записать. Риффы приходили очень даже неплохие.

Дождался большой перемены, сходил в столовую вместе с остальными ребятами. Давали борщ с капусткой, красный, картофельное пюре с какой-то красно-оранжевой подливой, в которой реденько плавали кусочки мяса, и вишнёвый компот. Ожидал, если честно, увидеть в тарелках богомерзкое хрючево, которое постеснялся бы давать даже поросятам, всё-таки воспоминания из школы девяностых оставались со мной, но нет. ОБХСС бдительно следило зорким оком и не давало поварам и прочим участникам процесса чересчур сильно объедать советских школьников, так что всё было очень даже вкусно.

Тем более что картошка, капуста и всё прочее на столе появлялось не абы откуда, а со школьного участка, на котором пионерия летом впахивала в поте лица. Кто не работает — тот не ест, и никаких справок, разрешений от родителей напрячь драгоценное чадо, ничего этого не требовалось. Партия сказала «надо», пионер ответил «есть».

Успел на большой перемене даже заглянуть в актовый зал, где на небольшой скрипучей сцене возвышалось пианино «Элегия». К моему удивлению, даже настроенное. Играть на клавишах я не умел, хоть и пытался несколько раз научиться. Освоить удалось только в минимальном объёме, чтобы можно было забить нужную ноту в редактор с помощью MIDI-клавиатуры. Ну и всякое элементарное и приставучее, вроде первых аккордов похоронного марша или «Имперского марша» из «Звёздных войн».

Открыл крышку, пробежался пальцами по клавишам, сыграл по памяти первые ноты «К Элизе» Людвига ван Бетховена. Мгновенно сбился, в очередной раз понял, что клавиши — точно не моё, закрыл крышку.

Со стороны дверей вдруг раздались жиденькие аплодисменты. Я обернулся и увидел там свою соседку по парте. В её серых глазах плясали смешинки.

— А я думала, ты кроме математики и физики своей ничего больше не умеешь, — сказала она.

— Талантливый человек талантлив во всём, — заметил я.

Она насмешливо фыркнула.

— Если твой талант — играть мимо нот, то может быть, — сказала она.

— Не для меня инструмент, — сказал я.

— А какой для тебя? Молоток? Паяльник? Лопата? — хихикнула она.

Что, у кого-то острый язычок?