— Опа! Таранька! Стоять! — воскликнул он.

Руки я ему не подал. Я их после туалета помыл, в отличие от многих, вытирать о штаны посчитал зазорным, а подавать мокрую посчитал невежливым.

Он, впрочем, тоже рук из карманов не доставал.

— Какой я тебе Таранька? — спросил я. — Ты, по-моему, перепутал.

— Да ладно тебе! Хорош обижаться! С обиженными знаешь что делают? — посмеиваясь, произнёс он.

Я поиграл желваками. Собеседником Гришаня был не самым приятным, но и ввязываться в конфликт я не имел ни малейшего желания.

— Ты в больничке недолечился или что? — спросил я.

— Да вот выписали, ты не переживай, — сказал Гришаня. — Я же так, от путяги закосить. Мне-то башку не пробивали.

— Чё хотел? — недружелюбно спросил я.

— Есть рубль? — пытливо заглядывая мне в лицо, спросил Гришаня.

Ага, знаю я этот заход. Рубль-то у меня был. Только не для Гришани.

— Ну, допустим, — сказал я.

Гришаня явно ожидал сходу услышать отказ, чтобы заставить меня попрыгать и всё в таком духе.

— Дай взаймы, по братски, — произнёс он после некоторой паузы.

На меня нахлынул целый шквал неприятных воспоминаний из девяностых, мне стоило огромных усилий удержать себя в руках. Я уже знал, чем этот разговор кончится, потому что рубль я ему всё равно не дам, но торопиться всё равно не стоило, поэтому я просто левой рукой начал тереть подбородок, чтобы в случае драки как можно быстрее принять бойцовскую стойку.

— А ты мне за прошлые разы разве отдал? По братски, — сказал я.

Гришаня рассмеялся.

— А я думал, ты забыл! — воскликнул он. — Пойдём, может, покурим, а?

— Да я не курю, — сказал я.

— Ну просто пойдём выйдем, — предложил Гришаня. — Воздухом подышать.

Внутри ДК периодически ходили дружинники. Они больше наблюдали за порядком в зале, но и до туалетов тоже прогуливались. Зов природы властвует над всеми.

— Да ты не ссы, просто побазарим постоим, — добавил Гришаня. — Как в старые добрые, а? Как за одной партой сидели с тобой, помнишь?

— Не помню, — отрезал я. — Ты не обижайся. Мне как башку проломили, я буйный иногда становлюсь. На людей кидаюсь.

— Так тебя в дурдом тогда надо, на учёт ставить, — хмыкнул Гришаня. — Как дурачка. Да ты и был всегда дурачко…

Договорить он не успел. Я резко выбросил вперёд левую руку, сжатую в кулак. Прямого в бороду он не ожидал и сполз по стеночке там же, где стоял, только челюсть клацнула. Кажется, ещё и затылком об стену ударился. К счастью, коридор был пуст, все умотали в зал послушать новый хит про дельтаплан.

Крепостью телосложения Гришаня не отличался, только борзостью, так что я без труда подхватил его под мышки и повёл в туалет.

— Воздухом подышать, мля… — процедил я, подтаскивая Гришаню к раковине.

— Ты ч-чё, с-сука… — выдохнул он, очухиваясь от первоначального шока.

Дал ему локтем в солнышко, чисто выбить воздух из груди, ошеломить. Не уверен, что в нынешней своей форме выдержал бы честный поединок с Гришаней, но вот так вот, пользуясь фактором внезапности, вполне.

— Умойся, чучело, — сказал я. — Холодненькой.

Хоть и обошлось без крови, но умыться ему всё равно не помешает. Я открыл кран и толкнул его к воде.

— Конец тебе, Таранька… Я тя, с-сука, урою… — обеими руками держась за раковину, пробормотал Гришка. — Ходи оглядывайся…

Сотрясение? Возможно.

В туалет вдруг заглянул дружинник в расстёгнутом пиджаке и с красной повязкой на рукаве, глянул на нас, зашёл в кабинку. Спустя полминуты вышел. Руки тоже не помыл.

— Я тебе говорил, что буйным стал? Говорил, — сказал я, проводив дружинника долгим взглядом. — Ты, походу, сразу не понял.

— Коз-зёл… — процедил он.

Захотелось разбить его башку об раковину, вколотить её в коричневый кафель, чтобы юшка во все стороны брызнула. Но я сдержался.

— Если и сейчас не понял, могу объяснить подробно, — сказал я. — Забудь нахрен всё, что было до этого. В школе, на улице. Я тебе не Таранька. Не тот чмошник, которого ты на деньги ставил. Считай, другой человек теперь с тобой говорит. Уяснил?

— Пошёл ты… — прошипел Гришаня.

— Значит, не уяснил, — вздохнул я.

Пришлось аргументировать свои слова ещё парой ударов в голову, и если первый Гришаня ожидаемо пропустил, то от второго попытался уклониться, оторвался от раковины и попробовал сам достать меня размашистым ударом, но я юркнул в сторону и впечатал колено ему в открытый живот так, что он согнулся пополам и снова упал. Опасный удар, так можно и селезёнку прибить, но сейчас вроде обошлось.

— Понял? — в последний раз поинтересовался я.

— Понял… — выдохнул он.

Я помыл руки и вышел из туалета. На танцполе как раз затихла очередная песня, и Дима Жаринов объявил в микрофон белый танец. Дамы приглашают кавалеров. Заиграли, кажется, что-то из раннихScorpions, и я принялся отыскивать Варю взглядом.

— Потанцуем? — она нашла меня первой.

— С удовольствием, но не сейчас, — пробормотал я, мягко взяв её под руку. — Мы уходим, срочно.

Она нахмурилась, надула губы.

— Песня только началась, — сказала она. — Что-то случилось?

— Варь, потом всё, — пробормотал я. — Уходим.

Оставаться было опасно. Гришаня тут с компанией своих друзей-гопников, и они наверняка захотят с меня спросить за столь неподобающее поведение. А в уличной драке самый полезный спорт — это лёгкая атлетика, и против толпы птушников я выходить не буду. Я хоть и отбитый, но не настолько.

Ладно хоть Варя не стала спорить. Мы быстрым шагом покинули зал, прошли по коридору. Приходилось держать её за руку, чтобы не отставала. В фойе краем глаза заметил Гришаню, который стоял с компашкой друзей, что-то им втирая, но нам, вроде как, удалось проскользнуть на улицу незамеченными.

На крыльце по-прежнему несли дежурство доблестные милиционеры в синей форме. Мы быстренько сбежали по ступенькам вниз и быстрым шагом пошли в сторону дома.

— Может, объяснишь уже, что случилось? — потребовала Варя, когда ДК скрылся из виду.

Вырвала руку, резко остановилась.

— Птушники, — кратко и ёмко объяснил я.

— А-а… — протянула она. — Понятно.

Почти стемнело, начало быстро холодать. Я скинул пиджак, набросил Варе на плечи.

— Замёрзнешь, — сказал я.

В середине сентября её летнее платьице можно было носить только в помещении, да и то не во всяком, и она, благодарно кивнув, закуталась в пиджачок. Я остался в одной рубашке, зябко поёжился.

— Идём, — сказал я.

Два раза объяснять и уговаривать не пришлось. Варя тоже девочка неглупая, понимала, что к чему.

На всякий случай пошли не прямой дорогой через КПД, а немного в обход. С Гришани станется начать облаву, в конце концов, накинуться толпой на одного меня он точно будет не прочь. Как это, судя по всему, уже бывало.

— Ты там подрался, что ли? — спросила Варя, снова хватая меня за руку. — У тебя казынки красные.

— С Гришаней… Пообщался малость, — сказал я. — Случайно вышло.

— Саша! Разве так можно? — протянула она.

— Какие же танцы без драки, — хмыкнул я.

Мы быстро шагали в жёлтом свете фонарей. Холодный ветер шевелил облетающую листву, полная луна глядела сверху бледным жёлтым глазом. Субботний вечер сперва обещал быть интересным и весёлым, а получилась какая-то сумбурная ерунда. Совсем не таким я видел его окончание.

Дошли до края частного сектора, до улицы Блюхера, моей родной.

— Проводишь меня? — смущённо спросила Варя.

Ей надо было пройти ещё немного дальше.

— Конечно, — сказал я.

Я не мог позволить, чтобы она шла по тёмным улицам в одиночестве. И пусть разгул преступности тут начнётся лет этак через десять, я всё равно по привычке предпочитал проводить девушку до дома. Даже если не по пути.

— А ты конкурса не боишься? — спросила Варя. — Я вот побаиваюсь.

— А чего бояться? — не понял я.

— Ну там… Другие ансамбли, жюри… Оценивать строже будут, — сказала она.

— Бояться вообще не надо, — сказал я.