Спокойствие, только спокойствие. Я мысленно отгородился непроницаемой кирпичной стеной.
— Паразит такой! Скотина! Болван пустоголовый! Весь в отца, выродок! — кричала она, отшвырнув мой дневник куда-то в угол.
Моё каменное спокойствие бесило её ещё больше.
— У тебя всю жизнь одни пятёрки были, что случилось? А, скажи-ка⁈ Скажи на милость! Капитолина Григорьевна тебя только хвалила, а тут что? — допытывалась она.
Из дверей комнаты осторожно выглянули девочки, словно бы пытаясь вызнать, попадёт им сегодня за компанию, или нет. Максимка тоже стоял в дверях, засунув палец в рот. Отличную модель поведения детям демонстрируете, матушка.
— Это всё гитара твоя! Ишь, удумал! Музыкант выискался! Думаешь, девки за тобой табунами скакать начнут? — переключилась мать. — Никакой гитары теперь, понял⁈ Пока двойку эту не исправишь! А до конца недели не исправишь — разобью эту твою гитару к чёртовой бабушке, сам будешь с соседом рассчитываться!
— Гитару не трожь, — процедил я.
Сумела-таки зацепить.
— Чего-о-о⁈ Зубы он мне тут уставляет! Указывать он мне вздумал! Ишь какой выискался! — вскинулась мать. — Никакой гитары, я сказала! Хочешь, в ноги Капитолине Григорьевне кланяйся, но двойку чтоб исправил! Или мне опять на родительском собрании краснеть⁈
Нет, с одной стороны, и её можно понять. Как умеет, так и пытается донести до ребёнка важность образования. Но методы… Методы её никуда не годились.
— Значит, я пошёл уроки делать. Дай пройти, — буркнул я, признавая поражение.
Ботать интегралы. Да я их в жизни не видел, не то чтоб решать. Но придётся теперь освоить. Даже не столько ради отношений с матерью. Отношения с Капитолиной Григорьевной тоже портить не стоит, ведь она, кроме того, что учитель алгебры, так ещё и завуч по воспитательной работе, и вся школьная самодеятельность так или иначе проходит через неё.
— Ешь садись! Голодный небось, весь день где-то скачешь! — рыкнула мать.
Вот с этим я спорить не мог, брюхо урчало уже давно. Сел за стол, мрачно глядя, как мать открывает кастрюлю, завёрнутую в полотенце, чтобы держалось тепло, как наливает жиденький суп в глубокую тарелку с голубой каёмкой. Больше всего в супе плавало картошки и капусты.
— Ешь, — буркнула мать. — Первое тоже кушать надо! А то небось всухомятку всё целый день!
Я молча взялся за ложку. Ел абсолютно без удовольствия, чисто механически, не чувствуя вкуса. Думы мои были о другом. Мрачные и тягостные.
Баланс между учёбой и творчеством однозначно сместился в сторону творчества, это однозначно важнее, чем интегралы, но совсем класть болт на учёбу не получится. Выпускной класс, экзамены, и всё такое. Не поймут-с. Даже если я вообще не собираюсь дальше получать образование.
Покончив с тарелкой щей, я отправился делать уроки, несмотря на то, что было уже поздно. Жёлтая лампочка в абажуре портила зрение, но я всё равно сел за стол и раскрыл учебник. Сёстры поглядывали на меня с сожалением. Им, видимо, тоже влетало за двойки.
Содержимое учебника казалось для меня китайской грамотой, смотрю в книгу — вижу фигу, понимал я только отдельные слова и предлоги. О том, чтобы вникнуть в примеры, даже и речи не шло. А ведь это ещё и советская школьная программа, гораздо сложнее тех, что пришли потом ей на смену.
Учебник я захлопнул и бросил в сумку, понимая, что просто трачу время впустую. Тоскливо поглядел на гитару, лежащую на шкафу. Полчаса занятий с Максимкой перед сном уже вошли в наш обычный распорядок дня, а без них теперь я даже не знал, чем себя занять.
Следующим утром я наспех собрался, сделал зарядку, закинул в себя бутерброд с маслом и сахаром, хлебнул чаю и побежал в школу чуть раньше. Сегодняшний маршрут несколько отличался от обычного. Пришлось сделать небольшой крюк до Вариного дома, и я успел как раз вовремя, аккурат в тот момент, когда она вышла из ворот.
— О, привет! — воскликнула она, уже без лишних слов и возражений сгружая мне тяжёлую сумку.
— Варя, у нас проблема, — произнёс я.
— У нас? — Варя нахмурилась.
— У меня, — исправился я. — Ты с алгеброй как, дружишь?
Варя задумчиво почесала кончик носа.
— Обычно у тебя списывала, — сказала она. — Забыл?
— Забыл, — сказал я. — Вообще всё из головы вылетело, ноль без дырочки.
— М-да, — протянула она.
— И мне теперь надо до конца недели врубиться в интегралы, — сказал я. — Иначе пиз…
— Саша, у нас же концерт! — перебила она меня.
— Знаю! — огрызнулся я. — Я и говорю, у нас проблема!
— О-ох… — вздохнула она.
— За концерт не переживай, я эту траву у дома отыграю, хоть ночью пьяного меня разбуди, — сказал я. — А вот с алгеброй сложнее.
— Ты-то отыграешь, а репетировать как без тебя? — всплеснула она руками.
— Мне надо хотя бы на тройку вытянуть, — сказал я. — Даже пусть с минусом. А репетиции я пропускать не собирался. Репетировать вообще, по-хорошему, надо только Кате и Свете. Мы с тобой и так сыграем.
— Может, с Коброй поговорить… — пробормотала Варя.
— Капитолина Григорьевна, поставьте тройку, я память потерял? — сварливо произнёс я.
— Ну… Да, — сказала Варя.
— Не думаю, что сработает, — покачал головой я.
Мы подошли к школьному двору, продемонстрировали сменку дежурной пятиклашке.
— Ну а что делать тогда? — спросила Варя, пока мы шли к коридору.
— Не знаю, — сказал я. — Может, кто согласится меня подтянуть по этим интегралам сра…
— Давай попробую, — вздохнула Варя, перебивая меня. — Я не то чтоб хорошо их знаю, но на тройку вытяну.
— Варя, ты просто чудо! — воскликнул я. — Только когда? На репетиции?
— Там Катька будет в барабаны стучать, мешать будет, — покачала головой Варя.
От простого комплимента её щёки покрылись румянцем, она засмущалась.
— У меня дома негде, сёстры покоя не дадут, у них своей домашки выше крыши, — сказал я.
— Тогда ко мне, — пожала плечами Варя. — Бабушка, думаю, не будет против.
— Договорились! — произнёс я.
Это здорово упрощало задачу. Сам я алгебру ни за что не осилю, просить помощи или поблажек у Кобры — себе дороже. Искать математика среди других одноклассников — раскрыть инкогнито, которое и так под угрозой.
На большой перемене я наконец отдал Любочке ключ от каморки, копия которого теперь лежала у меня во внутреннем кармане пиджака. Эту копию я собирался вручить Кате, которую обнаружил за школой в компании курящих сверстниц, которые тут же начали кидать в меня заинтересованные взгляды.
— Девочки, подождите, я сейчас! — воскликнула Катя, выкидывая окурок и направляясь ко мне.
— Привет, — сказал я.
— Привет, — улыбнулась она, тряхнув чёрным каре. — Искал меня?
— Ага, — сказал я, торжественно вручая ей ключ от каморки. — Сегодня репетируете со Светой вдвоём.
Катя удивлённо вскинула брови.
— А вы куда? Почему вдвоём? А подключать как? — вопросы посыпались один за другим.
— Проблемы с учёбой, — мрачно сказал я. — Кобра…
— А, понимаю! — усмехнулась Катя.
Её подружки перешёптывались и хихикали, искоса поглядывая на нас. Видимо, приняли меня за очередного Катиного ухажёра.
— Ключ нелегальный, смекаешь? — спросил я.
— Конечно! — сказала она. — Только я и Света, никого больше не будет.
— Отлично. Пойдём, покажу, как там всё включается, — предложил я.
Она махнула подружкам рукой, и мы вдвоём отправились к актовому залу. За спиной начали шептаться и хихикать в два раза интенсивнее.
Каморку она открыла сама, без моих подсказок, прошла внутрь, включила свет.
— Ну, показывай, что куда совать… — двусмысленно хихикнула Катя.
— Только если ты готова… — промурлыкал я.
Катины щёки вспыхнули, я рассмеялся. Неспортивно, конечно, флиртовать со школьницами, имея фору в сорок лет опыта, но Катя сама напросилась. Дальше этого, само собой, заходить я не собирался, и тут же принялся разъяснять барабанщице принципы коммутации оборудования.
Она тут же поняла, что к чему. Соображала Катя очень быстро, с первого раза ухватив суть, так что управились до конца перемены.