Миссис Лейми показала на улочку между двумя кирпичными фасадами, исписанными граффити. Чуть дальше в глубине проулка виднелся внутренний дворик.

– Остановитесь здесь, – вдруг велела она.

– Прямо здесь? – удивленно переспросил водитель, ожидавший, что пассажирка выйдет в более подобающем месте.

– Да, именно так. В ваших услугах я больше не нуждаюсь, выйду здесь. Так понятнее?

– Как скажете.

Он пожал плечами, вышел из машины и открыл ей дверь, галантно указывая на асфальтовую дорожку, усыпанную мусором.

– Чаевых от меня не ждите, – сообщила миссис Лейми, решительно глядя на его подбородок. – Не знаю, сколько вам обычно дают, но признаюсь сразу, что сначала хотела оставить вам два доллара. Будет о чем подумать в течение вечера. Я практически уверена, что добралась бы сюда быстрее на обычном такси, где и водитель вел бы себя куда приличнее. От водителя ожидаешь достойного поведения, определенного уровня профессионализма и знания дела.

Миссис Лейми немного отошла, обернулась и посмотрела ему прямо в глаза. С уверенностью человека, сказавшего последнее слово, показала водителю две хрустящие банкноты по одному доллару, которые он упустил, затем окончательно убрала их в карман и направилась к дворику в переулке, не глядя назад.

Не успела она сделать и пары шагов, как раздался сигнал клаксона. Она машинально обернулась. Лимузин медленно ехал мимо входа во двор, а водитель, высунувшись наружу, махал ей из открытого окна, выкрикивая на прощание какие-то непотребства, связанные с принятием пищи. Миссис Лейми с запозданием заткнула уши и пошла дальше через двор, прислушиваясь к стуку собственных каблуков, что заглушал мысли о несовершенстве этого мира.

Проход под навесом в углу двора вел к еще одному извилистому проулку, круто уходящему вверх. На вершине располагалась небольшая парковка. Миссис Лейми пересекла ее и зашла в боковую дверь белого бетонного здания, на котором красными буквами было написано: «Миссия всей жизни». Чуть ниже курсивом шла надпись: «Церковь благоденствующих христиан».

Воздух внутри был неподвижным. Здание выглядело просторнее, чем казалось с улицы, и миссис Лейми прошла через неф мимо пустых скамей из пластика с узором под дерево. Она заглянула в безлюдную ризницу, затем в соседнее помещение с рядами стульев, где тоже никого не было, зато стояла стеклянная чаша с водой. С потолка свисали мощные телевизионные камеры и прожекторы, еще несколько стояло в углу. Она двинулась дальше, постучала в дверь кабинета, скрытого за матовым стеклом, и прислушалась. Табличка на двери гласила: «Преподобный Уайт». Внутри никого, тишина. Преподобный Уайт, судя по всему, был где-то на втором этаже.

Миссис Лейми поднялась по лестнице и открыла дверь в кухню ключом, который достала из сумочки. За кухней начинался коридор с комнатами на каждой стороне. Полы были покрыты белым линолеумом, витал запах карболки и алкоголя. В коридоре стояла хромированная подставка на колесиках, к которой крепилось множество пластиковых трубочек и зажимов, а также пакет с раствором для капельницы. Через открытую дверь в одном из помещений она увидела каталку и операционный стол. По телу прокатилась волна страха и дурного предчувствия, будто участь ее повисла над головой грозовым облаком. Миссис Лейми дважды постучала в окошко в следующей двери и нажала на кнопку интеркома.

– Кто там? – послышался мужской голос.

– Элоиза.

Дверь слегка приоткрылась, и в коридор высунулся мужчина, желая удостовериться, что его не разыграли и там действительно стоит миссис Лейми. Довольный увиденным, он широко улыбнулся и жестом пригласил ее войти. На нем был белый халат, надетый поверх красной рубашки и черных брюк. Лакированные туфли мужчина подобрал под цвет рубашки.

– Элоиза! – воскликнул он так, словно ждал этого момента многие недели. – Я уж думал, ты не придешь.

– И все-таки я здесь, преподобный, – с сарказмом отозвалась она. – Давайте уже поскорее с этим покончим.

– Лучше зови меня доктором. Это внизу я преподобный, а тут я врач.

– Скорее подпольный акушер. «Доктор» звучит слишком весомо.

Он пожал плечами.

– Аборты я, вообще-то, больше не делаю. Занимался этим, когда они были под запретом и приносили неплохие деньги. Теперь переключился на избирательную хирургию – в основном пластические операции.

Миссис Лейми скривила лицо, нехотя представив, что он имел в виду.

Он усмехнулся. Впрочем, его взгляд тотчас вновь стал серьезным, как и подобает человеку медицины.

– Люди приезжают ко мне со всего города. И даже из Лос-Анджелеса. Как мужчины, так и женщины. Неподалеку отсюда в баре «Кошачий зов» работает танцовщица, которая обязана мне своей карьерой. Не представляешь, за что люди готовы платить. Чуть ли не все девушки в Норт-Бич делают себе огромную грудь. Но людям такое надоедает. А еще есть особый спрос на… как бы сказать… нечеловеческие результаты. На физиологически неправильную анатомию. – Преподобный Уайт посмотрел на посетительницу, ожидая какую-то реакцию, однако Элоиза не выглядела смущенной, и ее лицо оставалось бесстрастным. – Так вот, даже это сейчас уходит в прошлое. «Кошачий зов» решили превратить в театр-ресторан, и моя клиентка осталась без работы… Ты совсем не ценишь мои таланты, Элоиза, и твое отношение кажется мне странным.

– Странным? Пятнадцать лет назад у вас отобрали лицензию, а вы все еще проводите жуткие операции в каком-то проулке. И что же странного в моем отношении?

– Дело не в этом, тут мне все ясно. Я одного не могу понять – почему ты, обратившись за помощью, продолжаешь меня оскорблять? – Преподобный Уайт закурил и откинулся на спинку вращающегося кресла, перемещая сигару из одного уголка рта в другой.

Миссис Лейми отмахнула густой дым от лица.

– Потому что я плачу вам, чтобы вы не задавали лишних вопросов. И я не хочу ничего знать о ваших отвратительных занятиях. Сколько уйдет времени?

Он повел плечами:

– Операция относительно несложная. Никаких внешних разрезов. Протягиваем трубочку через…

– Говорю же, мистер Уайт, хватит мерзких подробностей. Когда я смогу вернуться домой?

– Неделя постельного режима под наблюдением. Понадобится опытная медсестра. Затем еще четыре-пять недель до полного восстановления. Конечно, есть риск инфекции. Операция все-таки довольно опасная. Не понимаю, зачем она понадобилась тебе в таком… позднем возрасте, – улыбнулся он.

– Бизнес, – ответила Элоиза. – Больше вам знать не нужно.

Уайт кивнул.

– Каким же странным делом ты занимаешься, Элоиза?.. Впрочем, я в тебя верю. Наши усилия всегда приносят удовлетворение. И, естественно, я не собираюсь лезть в дела пациентов.

– Вот и не лезьте. Мы еще кое-что обсуждали по телефону. Сможем разобраться с этим прямо сейчас, до операции?

– Для этого мне понадобится другой халат. – Уайт встал и жестом указал на дверь. Они вышли в коридор, вернулись обратно через кухню и далее вниз по лестнице в церковь. Открыв дверь в свой кабинет, он пропустил миссис Лейми вперед, вошел сам и запер дверь на замок.

Кабинет оказался большим и красиво обставленным, на стенах висели картины, паркетный пол был укрыт ковром с восточными узорами. Половину пространства у одной стены закрывала японская ширма из шести блоков, а в центре кабинета на низком столике с безвкусной резьбой под стеклом расположилась коллекция монет «Франклин Минт». Преподобный Уайт сразу направился к противоположной от двери стене и снял с нее картину Нормана Рокуэлла.

– Это оригинал, – кивком показал он, прищуриваясь. – Обошелся мне в круглую сумму.

– Не сомневаюсь.

– Я просто обожаю Рокуэлла. Он умеет отобразить характер, что-то вроде… – Поворачивая замок на стенном сейфе, спрятанном за картиной, Уайт потерял нить разговора. Когда дверца сейфа открылась, преподобный аккуратно достал какой-то сверток в бархатной ткани и осторожно положил его на край ковра. Развязал ленточки с обеих сторон, развернул сверток – внутри лежали две длинные светлые кости, покрытые коричневыми и черными пятнами. Пористые и сухие на вид, с концов кости уже немного осыпались.