– Просто такой возраст, – постаралась успокоить Айминг. – Как видите, мальчики бегают, но все равно поступают так, как велит отец. Вэйшенг тоже рано или поздно сделает так, как вы говорите. Он ведь вернулся в резиденцию.

– Не знаю, надолго ли… Он настырный, это у него от меня. Он не может смириться с тем, что обещанное ему отняли. Как бы я ни кричал на него, как бы ни наказывал, но я могу понять этот гнев. Но он тратит слишком много времени и сил на поиски. Я был уверен, что вскоре она сама приползет обратно. Что девке делать в большом мире? Надеялся, что ее убили, но она живучая… Живет и продолжает отравлять жизнь сыну. Лучше бы она была мертва и он бы знал об этом. Тогда бы ему проще было смириться с этой потерей. Да и над ним не смеялись бы…

– Нынешнее поколение совсем не то, что раньше, – вздохнула жена, снова заваривая чай в гайване.

– Мировые законы непреложны, и какими бы они ни были, все равно придут к тому же, к чему и мы. Я думал, что у него это пройдет раньше.

На улице становилось шумно, и Джинхэй Пинг решил, что младшее поколение наконец вывалилось во двор для тренировки.

– В юности я ощущала себя так же. Думала, что сама могу решать, – вторила его мыслям жена. – Но сейчас я счастлива в семье с тремя мужественными и здоровыми сыновьями.

– Ты одна меня и понимаешь, – согласился Джинхэй Пинг. – Вот бы дожить до момента, когда и сыновья поймут и признают свои ошибки.

Стало еще громче – Джинхэй Вэйшенг, старший сын, кричал как-то слишком недостойно. Словно не на тренировке был, а на базаре торговал репой. Джинхэй Пинг отставил чашку и поднялся, чтобы выйти и сделать сыну замечание. Его супруга тоже подошла к окну и бросила негромко:

– Ниазу вернулся. Он кого-то привез.

У Пинга как-то нехорошо засосало под ложечкой от этой новости, и он поспешил во двор. Кричал Вэйшенг и правда не на тренировочном поле, а у ворот в резиденцию.

Катастрофу было уже не остановить, и глава клана почувствовал, как ноги стали ватными и больше не держали его. У ворот стояла небольшая бедная повозка. Рядом без конца кланялся какой-то человек – обычный, не заклинатель. Он пытался напомнить, что ему заплатили не полностью. Джинхэй Ниазу был занят спором с братом. Он выволок из повозки большой мешок и вытряхнул его содержимое на каменные ступени перед братом, совсем не заботясь о том, что Сяо Тун может ушибиться. А так как у нее были связаны руки и ноги, она явно ударилась при падении. И выглядела соответствующе: взъерошенная, пыльная.

Вэйшенг бросился к ней, и тут уже отец окончательно не выдержал, прикрикнул на всех, и у ворот воцарилась тишина. Джинхэй Пинг сдернул с пояса меч и плашмя, как палкой, сначала ударил старшего сына, потом опять старшего, потому что тот закрыл от него невесту, в которую целился отец, а затем удары обрушились на Ниазу, который пытался увернуться, но не слишком ловко, чтобы хоть немного, но отец все-таки попадал.

– Зачем притащил сюда эту лисицу?! – вопрошал Джинхэй Пинг. – Разве не сказал я вам, чтоб ноги ее здесь не было? Я выгнал ее из клана и проклял развратницу! А ты что сделал?! Ты ее обратно приволок! Глаза б мои ее не видели!

Он обернулся, чтобы снова ударить девушку, но наткнулся на стоящего прямо и готового к удару Вэйшенга. За его спиной было пусто, но Джинхэй Пинг успел заметить, как в ворота скользнула жена, быстро уводя туда же и Сяо Тун.

– Ты! – прикрикнул он. – Ты-то зачем?!

Он осмотрелся, поймав на себе внимательные взгляды младших адептов. Ему показалось, что сейчас для них он выглядел только как склочный старик, что палкой охаживает сыновей. Пусть и за дело.

Джинхэй Реншу услышал шум, подошел, успел мельком заметить, что мать вместе с кем-то быстро убегала в дом. Он поклонился и спросил:

– Что тут происходит?

– Все трое, – приказал отец, когда первая волна ярости схлынула, – ко мне.

Он не хотел обсуждать прилюдно случившееся. Младший сын занервничал, переспросил:

– А меня-то за что?

И именно за этот вопрос получил от отца ножнами по бедру.

У резиденции Айминг успела только ноги невестке развязать. Руки развязывала уже в своей комнате. Служанкам велела не пускать сюда главу клана и никого из сыновей, а когда повернулась – Сяо Тун уже пыталась вылезти в окно. Айминг охнула и потащила ее обратно, крикнула прислуге:

– Нагрейте воды и принесите какое-нибудь платье подходящее! И поскорее! Девочка, не волнуйся, тебя никто не собирается обижать. Мы так ждали тебя.

Будь эта женщина незнакомой, Сяо Тун бы ее даже ударила, чтобы сбежать. Но на хозяйку клана она не могла злиться. Она очень много сделала для нее. Пожалуй, это был единственный человек, слова которого имели для Сяо Тун значение.

– Вы же слышали, – шепотом заговорила девушка. – Сам глава клана выгнал меня. Он не хочет меня здесь видеть.

– О, если бы все, чего он не хочет, исполнялось. Ты не ранена? Ниазу хорошо с тобой обращался?

– Ужасно!

– Очень на него похоже. Но и ты пойми, милая, ты опозорила нас и свела с ума моего старшего сына. Конечно, Ниазу очень зол на тебя.

Все это она говорила добрым и заботливым тоном, словно это было какой-то мелочью. Одновременно с этим Джинхэй Айминг рассматривала стертую от веревок кожу на запястьях Сяо Тун.

– Отпустите меня, – попросила девушка, ощущая себя жалкой. Джинхэй Айминг впервые за это время взглянула ей в глаза и изменилась в лице. Теперь Сяо Тун наконец поняла: хозяйка тоже очень злится на нее. То, что ее увели из-под гнева и ударов, – лишь попытка сохранить лицо. И она сникла.

– Присядь, – попросила Джинхэй Айминг. – Пожалуйста, присядь, пока несут воду. Я хотела бы кое-что сказать тебе. Да, я заботилась о тебе с самого детства, мальчишки были увлечены драками, а ты была подле меня. Но они – мои сыновья. А ты все еще чужой ребенок. К тому же ты предала и меня, опозорила и меня тоже. Каково мне было смотреть на Вэйшенга, теряющего разум в погоне за тобой?

– И вы думаете, что, если отдадите меня, ему полегчает? – спросила Сяо Тун.

– Мне кажется, Вэйшенг сам виноват, что так испортил тебя. Когда только появилась в клане, ты не отходила от моей юбки. Но он решил вывести тебя в мир, выучить как мужчину и даже брал с собой на соревнования. Вместо драгоценностей он отдавал тебе оружие. Что же удивительного, что прилежной девушки из тебя не получилось? Но мне жаль его. Если бы для его блага потребовалось убить тебя, я бы не стала возражать.

Дверь приоткрылась до щели, служанка дрожащим голосом произнесла:

– Вода почти готова. Спускайтесь.

Тогда Сяо Тун сама не поняла, как в панике развернулась и снова попыталась сбежать через окно, но хозяйка клана уже не так ласково перехватила ее за одежду. Заклинательница развернулась и хотела уже ударить по-настоящему, но наткнулась на серьезный и суровый взгляд. Сяо Тун все еще почитала Джинхэй Айминг как новую маму, она не могла поднять на нее руку, даже если бы очень хотела. И она склонила голову, кусая губы.

– Сейчас ты помоешься. Переоденем тебя. Потом пойдешь к главе просить прощения. Обещаешь принять любое наказание, какое он назначит. Раздевать тебя прилюдно я ему не позволю, я и тогда его отругала. Всё же должен понимать, кого так наказывает. Если он скажет, что не желает тебя видеть, – что ж, он глава клана, сын ему тем более не указ. Если же простит тебя и скажет остаться – ты останешься.

Сяо Тун скривилась, но головы по-прежнему не поднимала.

– Скажи что-нибудь, – уже мягче попросила Айминг. Девушка мотнула головой и, не глядя ей в глаза, произнесла:

– Нет. Я здесь не останусь. – Ее голос при этом дрожал. Госпожа клана схватила ее за рукав и потащила прочь из спальни, на первый этаж, где располагалась комната для мытья.

Некоторое время вся резиденция гудела, как разворошенный пчелиный улей, но постепенно все улеглось. Начало темнеть, и в главном зале зажгли свечи. Принесли кресло главы, сыновья же должны были сидеть напротив него только на подушках, выпрямив спины и ожидая женщин. Главная супруга младшего сына тоже была тут, но сидела около стены. Остальные: ученики, слуги, семьи слуг – столпились вокруг, всем было интересно, что происходит. Их сложно было винить за любопытство – это был их клан, и происходящее могло повлиять и на их судьбу.