Вот и рынок. В центре города возвышался круглый амфитеатр, выложенный черными каменными плитами. Снаружи к амфитеатру были пристроены здания официальных учреждений, увешанные вывесками и табличками на различных языках, в том числе — на турецком, греческом и на нескольких языках Крезидхи. "Хора-дхир. Объединенная дирекция аукциона," — прочел Василий самую крупную вывеску. Под ней приютилась вывеска куда более скромная: "Хора-зикар зедх. Собрание городских мудрецов." По этим надписям Василий определил, что, во-первых, в городе, не смотря на численное преобладание людей, командуют треухи. А во-вторых, вся жизнь города Хора подчиняется ситуации на невольничьем рынке.

Въезд в амфитеатр преграждал серебристый шлагбаум. Мин-хан соскочил с козел и вошел внутрь административного здания.

— Сейчас от пошлины отвертится. У него там все свои, — прокомментировал Цеба.

Через несколько минут Мин-хан вернулся, довольно потирая руки. Вскочил на козлы, тяжело хлопнул Цебу по костлявому плечу.

— Вперед.

Шлагбаум бесшумно втянулся в толщу черной стены, и подводы, груженые живым товаром, медленно въехали через тускло освещенный коридор на арену амфитеатра.

Свободное место оказалось найти очень трудно: вся арена была заполнена подводами-клетками, внутри которых, плотно обмотанные колючей проволокой, хмуро переминались узники. В центре арены находился высокий помост, устланный желтым ковром. Помост охраняли люди в черных комбинезонах. В углу помоста стояла кафедра, над которой покачивался треух настолько худой, что выделялся этим даже среди представителей собственного народа. Василию он просто напоминал скелет из школьного музея, зачем-то выкрашенный в зеленый цвет.

Торги велись на Ради и Пхау — двух основных языках Крезидхи. Василий прекрасно знал оба языка, поскольку вырос среди треухов. Если бы не общий абсурд ситуации, он бы подумал, что снова оказался в мире своего детства.

Трибуны заполняла галдящая публика, в основном — мужчины. Люди, треухи и сатиры сидели вперемежку, громко переговаривались, нервно жестикулировали. Впряженные в подводы слоники оглушительно трубили. Василию на секунду показалось, что он снова играет прямым нападающим на юношеском первенстве Крезидхи по силовым шахматам, а кругом шумят болельщики на трибунах центрального стадиона Зобегра-дхир… Но впечатление испортила молчаливая группа «болельщиков» в серых туниках. Черные шлемы, пустые глаза… Блиды!

Василий перевел взгляд на помост. Как раз в этот момент охранники вывели туда двадцать коренастых мужчин в коричневых набедренных повязках. Мужчины напрягали мускулы и злобно косились на публику. Треух-распорядитель поднес к широкому рту микрофон:

— Лот девятнадцать, марды колаксайские, деревенские воины. Продаются только на вывоз и только всей группой. Первоначальная цена — три платиновых куба за группу.

— Так дешево?! — удивился Василий.

— Бунтовщики, — пояснил Цеба, — их лишь бы сослать, можно и без навара.

В задних рядах амфитеатра поднялся толстый седой сатир и два раза пальнул в воздух из пистолета.

— Шесть кубов, — объявил распорядитель, — другие предложения?

С первого ряда, не вставая, лениво махнул рукой молодой треух в белом тюрбане.

— Мехра-боц, группу необходимо вывезти немедленно, вы не успеете перепродать ее на следующих торгах, — предупредил распорядитель. Молодой треух энергично кивнул и повторил свой жест.

— Двенадцать кубов! Двенадцать кубов! — повторил распорядитель и прищурился в сторону сатира с заднего ряда. Но сатир молчал. Тогда распорядитель обернулся туда, где неподвижно сидели блиды. Блиды тоже молчали.

— Двенадцать кубов за группу деревенских воинов-мардов с Колаксая, продаются с условием немедленного вывоза.

Неожиданно один блид поднялся с места и взмахнул четыре раза растопыренной пятерней.

— Двадцать кубов! — обрадовался распорядитель, — есть другие предложения? Нет других предложений. Марды проданы неизвестному покупателю из четвертого сектора за двадцать платиновых кубов. Увести!

— Неизвестный покупатель!.. — злобно проворчал Цеба, — какой наш Серела-боц трепетный и стыдливый! Сказал бы просто: бунтовщики проданы в Блидинг.

Охрана аукциона увела мардов с арены, чтобы где-то за ее пределами передать их конвою блидов. А на помосте появились женщины.

Это были явно не местные женщины: очень высокие, не слишком мускулистые, но по их походке и по спокойным расслабленным лицам Василий угадал, что это — не простые девченки. Не исключено, что они раньше проходили службу в каком-нибудь имперском корпусе амазонок.

— Лот двадцатый. Группа из трех молодых женщин неизвестного происхождения, родные языки — русский и греческий, — объявил распорядитель.

— С какого-нибудь корабля взяли, значит — военные, — пояснил Цеба, — ты ее в койку, а она тебя — тюк!..

Распорядитель продолжал:

— Изначально владеют боевыми искусствами, знаниями по истории своего космоса и экзотическими видами сексуальной техники с людьми и треухами. За год обучения в нашем Институте Прислуги освоили необходимый набор сексуальных техник с прочими разумными видами космоса, а также языки английский, турецкий, устергодольский, Ради, Пхау и Рджалсан. Телохранительницы, жены, собеседницы, отличные товарищи — при соответствующем обращении.

Только услышав последние слова распорядителя, Василий понял, что женщины вышли на помост не связанными. И еще он подумал, что едва ли это имперские амазонки: даже в Конфедерации всем известно, что с сексом у амазонок туго.

— Сто кубов за каждую в отдельности, двести пятьдесят кубов за всю группу.

Сатир с заднего ряда снова пальнул два раза в воздух.

— Пятьсот кубов за группу! — откликнулся распорядитель.

Трибуны заволновались, к распорядителю потянулись руки, флажки, набалдашники тростей и рукоятки мечей — каждый участник подавал знаки в своей собственной манере. Распорядитель еле успевал реагировать:

— Шестьсот за группу! Семьсот! Тысяча! Тысяча двести! Тысяча триста! Ого!.. Тысяча пятьсот от Гина Мехры! Тысяча пятьсот! Есть другие предложения?