Я сделал вдох и понял, что это был первый полный вдох, который я сделал с начала испытания. Мои плечи поникли. Я внезапно почувствовал себя измученным и слабым, как ребенок. Даже полый рог казался мне тяжелым в моей руке. Наконец, я повернулся спиной ко льву, чтобы посмотреть на Артемона, вытянув для этого шею.

— А как насчет другой стороны ямы? Что, если бы я решил пройти через вольер с крокодилом?

Он приподнял бровь: — Многие делали это до тебя.

— И тот канат тоже перетерт?

Артемон покачал головой: — Нет, веревка над крокодилом цела. Если человеку удается пройти по ней, он прошел посвящение. Но очень немногим мужчинам это удавалось.

— Они падали в яму с крокодилом?

— Да.

— Выжил ли кто-нибудь из этих людей?

— Какой ты любознательный, Пекуний! Но раз уж ты спрашиваешь, я могу вспомнить только один такой случай. Человек выжил, да, но ему не разрешили присоединиться к нам. Мы подлатали его, как могли, дали денег и отправили восвояси. Исмена сказала, что он принесет нам несчастье. Какой прок от бандита, лишившегося руки?

Я вздрогнул: — Значит, крокодил не домашнее животное?

Артемон рассмеялся: — Мангобблер, никакое не домашнее животное, хотя он с нами дольше, чем Чилба.  И, Мангобблер, кажется, всегда в плохом настроении.

Словно для того, чтобы продемонстрировать это, из второго вольера внезапно донесся стук - крокодил яростно забил хвостом по стене.

Ракетка заставила меня напрячься, но никак не повлияла на льва, который, казалось, крепко спал. Даже его хвост перестал двигаться.

Конец тонкой веревки внезапно упал к моим ногам. Я поднял глаза и увидел, что Менхеп держит другой конец, который был несколько раз намотан на его кулак: — Тебе пора выбираться, - сказал он.

Я взглянул на веревку, затем на льва. Зверь начал храпеть. Он скулил и подергивал лапами, как будто во сне.

Бетесда любила кошек. Не таких огромных, как эта, а гораздо меньших по размеру, которых можно встретить повсюду в Александрии и во всех других городах Египта, которые я посещал. Для жителей Нила кошки были священными животными, защищенными законом и обычаями от любого вреда. Им разрешалось приходить и уходить, когда им заблагорассудится, жить в храмах и общественных зданиях и даже в домах людей, где семьи почитали их как маленьких богов и богинь. Мальчиком, выросшим в Риме, я издали видел львов на гладиаторских аренах, но никогда не сталкивался с египетскими домашними кошками. Я никогда не представлял, что люди могут сосуществовать и даже жить рядом с такими существами, но Бетесда уверила меня, что к ним можно не только безопасно приближаться, но даже обращаться с ними таким образом, чтобы доставлять удовольствие как людям, так и кошкам.

Мне в голову пришла мысль. Безумная мысль, конечно, и все же …

Возможно, у меня кружилась голова от только что пережитого испытания, я был пьян от избавления от опасности и, как у пьяницы, у меня помутился разум. Или, возможно, пережитое прояснило мою голову, и мой ум стал острее, чем когда-либо. Каким бы ни было мое душевное состояние, как только эта мысль пришла мне в голову, я почувствовал непреодолимый импульс воплотить ее в жизнь.

Пальцами я распустил конец тонкой веревки, так что она заканчивалась несколькими прочными, но гибкими прядями. Когда я был удовлетворен этой работой, я медленно приблизился к спящему льву.

Я присел на корточки рядом со зверем и осторожно положил руку ему на бок. Зверь ответил вздохом. Я почувствовал, как при дыхании то поднимается, то опускается его грудная клетка. Хотя его пасть была закрыта, запах от его гнилого зуба в такой непосредственной близости заставил меня поморщиться.

Мужчины надо мной притихли.

— Что он задумал? — Пробормотал Менхеп.

Я медленно погладила грудь льва, затем его морду, чувствуя дрожь страха и возбуждения. Крашеный мех был грубее, чем у египетской домашней кошки.

— Чилба - это твое имя? — прошептал я. — Замечательный Чилба. Хороший Чилба.

Передвигая руку очень медленно, я коснулся челюсти льва, затем его темных губ. Его веки дрогнули, но он все еще дремал. Я просунул пальцы между губами и коснулся зубов, которые показались мне твердыми, огромными и очень острыми под кончиками моих пальцев.

Я с трудом сглотнул и сделал быстрый, глубокий вдох. Затем положил конец веревки рядом с собой и обеими руками разжал челюсти льва. К моему изумлению, зверь позволил мне сделать то, что я хотел, хотя он тихо фыркнул и его веки дрогнули.

Я заметил острый клык с зияющей черной дырой. Именно эта полость испускала ужасное зловоние. Я взялся рукой за зуб и почувствовал, как он задвигался в лунке, как будто был почти готов оторваться от десны.

Удерживая челюсти раздвинутыми только указательным и большим пальцами, я потянулся к веревке. В этот момент мне не хватало третьей руки, но, тем не менее, мне удалось медленно и осторожно обвязать несколько тонких концов веревки вокруг поврежденного зуба.

Я слышал, как мужчины шептались и ахали надо мной, но никто не смеялся и не повышал голоса.

Когда я закончил, веревка была прочно прикреплена к зубу.

Я медленно поднялся и отступил от дремлющего льва.

— Менкхеп, — сказал я, не сводя глаз со льва и понизив голос, — можешь ли ты сбросить мне еще одну веревку, чтобы я мог подняться наверх, не потревожив Чилбу?

Он опустил мне еще одну веревку, затем мужчины по обе стороны от него присоединились к нему, крепко держа другой конец. Я взялся за веревку и поднялся по земляной стене ямы, используя последние силы, чтобы переставлять ноги. Наконец я добрался до вершины, где десятки рук подняли меня и перевалили через бортик.

Не говоря ни слова, Менхеп передал мне конец второй веревки и отступил назад, так что я один все держал эту веревку.