Двое молодых парней пробирались сквозь толпу, протягивая чашки, чтобы собрать пожертвования для труппы. Один из мальчишек остановился передо мной и потряс своей чашкой.

— Разве я не должен сперва немного посмотреть представление, прежде чем решить, сколько я захочу заплатить позднее? — спросил я.

— Лучше заплатить сейчас. — Мальчик ухмыльнулся. — Никогда не знаешь, что может случиться позднее.

Я не сказал бы, что мне понравилось, как он это произнес, но неохотно вытащил самую мелкую медную монету из своего опустошенного кошелька и бросил ее в чашку. Издавший им скрежет, по чашке, кажется, удовлетворил сорванца, который перешел изводить людей рядом со мной.

Несколько мгновений спустя двое мальчишек исчезли из виду, проскользнув к дальней стороне шатра. Поскольку вход был скрыт от посторонних глаз, а задняя сторона обращена к толпе, шатер служил одновременно раздевалкой и фоном для презентации. Вскоре оба мальчишек появились снова, сжимая в руках свирели, и встали по обе стороны шатра, обозначив своими телами, как бы границы воображаемой сцены. Когда заиграли пронзительные фанфары, толпа успокоилась, и представление началось.

Все началось достаточно невинно со сценки об одурманенном содержателе борделя, который весь состоял из плотоядно изогнутых бровей и непристойных ухмылок, и его старшей девушки, актрисе с морщинами, нарисованными на лице с помощью угольной подводки и огромной парой обвисших сценических грудей. Она представляла собой не просто старейшую шлюху своего работодателя, но и первую скважину, пробуренную в Александрии, или что-то в этом роде. Греческий диалог содержал великое множество каламбуров, которые, казалось, воспроизводили местный диалект. Бетесда поняла больше шуток, чем я, смеясь над фрагментами диалогов, которые были для меня просто греческими фразами.

Когда актриса не декламировала свои реплики, она поворачивалась в разные стороны, опрокидывая небольшой реквизит (стулья, стол, торшер) своей массивной грудью. Чтобы сопроводить это шутовство музыкой, два мальчика воспроизвели грубые ноты на своих свирелях. Некоторые мужчины и женщины вокруг меня смеялись так сильно, что на глазах у них навернулись слезы и они вынуждены были высморкаться. Пантомима не могла быть слишком непристойной на александрийский вкус.

Внезапно, несмотря на ее грим и костюм, я узнал актрису.

— Бетесда, смотри! Это она. Твой двойник.

Бетесда бросила на меня кислый взгляд.

— Нет, серьезно. Это та самая девушка, которая бегала по улицам голая - ну, практически голая. Ты с трудом узнаешь ее, но это та самая девушка. Я уверен в этом. Удивительно, как эти мимы могут перевоплощаться!

Бетесда закатила глаза и покачала головой, все еще не убежденная в сходстве.

Пародия достигла кульминации еще одним каламбуром, который был совершенно непонятен мне, но вызвал взрыв смеха в зале и продолжительные аплодисменты. Когда две исполнительницы поклонились, мне показалось, что актриса сделала особый жест в сторону невидимого обитателя элегантных носилок.

Последовала музыкальная интерлюдия, затем акробатический номер, в котором трое мужчин балансировали на плечах четвертого. Затем появилась дрессированная обезьянка и попыталась сорвать набедренную повязку с человека внизу, отчего монолит из человеческих тел зашатался и, наконец, рухнул вниз. Толпа взревела от смеха.

Последовали новые пародии. По ходу программы тема становилась все более актуальной, что привело к пародии о гротескно толстом торговце, который все время опрокидывал кубки с вином и сильно напивался, диктуя письма писцу. Когда толстый торговец почувствовал необходимость облегчиться и был вынужден позвать двух слуг только для того, чтобы подняться со стула, даже я понял, кого он хотел изобразить: царя Птолемея. Все в Александрии знали эту историю - царь так сильно растолстел, что больше не мог справлять нужду ни на носу, ни на корме судна без посторонней помощи.

Пока публика улюлюкала от смеха, актер в толстом костюме вразвалку прошел через сцену к воображаемой уборной (представленной стулом с дыркой в нем). Ему помогали двое молодых игроков на свирели, каждый держал его за локоть и изо всех сил старался поддерживать его огромный вес. Когда они втроем прибыли в уборную, один из мальчиков устроил грандиозное представление, роясь в просторных одеждах, свисающих с необъятного живота торговца. Наконец, с торжествующим визгом мальчик показал маленький фаллос, который выглядел сделанным из кожи и меди и, очевидно, был прикреплен к спрятанному бурдюку с вином или какой-то подобной емкости, потому что мгновение спустя торговец запрокинул голову и громко вздохнул с облегчением, когда из носика потекла золотистая жидкость. Сначала мальчик осторожно направил струю в уборную, но затем, бесстыдно подлизываясь к зрителям, начал направлять струю то в одну, то в другую сторону, намеренно создавая ужасный беспорядок. Торговец, запрокинув голову и закрыв глаза, будто ничего не замечал.

Наконец, когда его мочевой пузырь окончательно опустел, а фаллос был спрятан, торговец начал ковылять обратно к своему креслу - затем внезапно встревоженно поднял брови и крикнул своим слугам, чтобы они изменили курс. Испытывая сильное неловкое замешательство, они втроем развернулись и направились обратно в уборную.

То, что последовало, было невероятно вульгарным зрелищем: торговец неоднократно пытался пристроить свой огромный зад на отхожее место, а двое его помощников отчаянно пытались раздвинуть его огромные, невидимые ягодицы (которые оставались скрытыми складками его одежды). Когда, наконец, торговец сел, он сильно закряхтел, тяжело задышал и издал какофонию газовых взвизгов (производимых за сценой, я думаю, из шатра), затем он начал исторгать из своего зада странный набор обломков, за которыми ассистенты нагибались, чтобы поднять их, один за другим. Это были различные изделия из керамики и бронзы - лампы, чаши и сервировочные принадлежности, - которые слуги сначала демонстрировали публике, а затем предлагали торговцу, который морщил нос и отмахивался от них, как сделал бы любой, увидев что-то выходящее у него из задницы. Смех аудитории был полон насмешек.

Сначала я принял это за обычную бессмысленную шутку, пока ближайший зритель внезапно не понял, в чем дело, и не пробормотал вслух: — Ах! Они все родом из Кирены!

Присмотревшись к керамике повнимательнее, даже я узнал сине-желтый узор, характерный для мастерских Кирены, города примерно в пятистах милях к западу от Александрии, - и тогда я понял этот намек. Со времен Александра Кирена и прилегающая к ней территория, называемая Киренаикой, были частью египетского царства, западной границей, которой традиционно управлял младший брат или двоюродный брат царя. Еще восемь лет назад регентом Кирены был незаконнорожденный брат царя Птолемея по имени Апион; но когда Апион умер бездетным, он оставил завещание, по которому Киренаика переходила к римскому народу. Царь Птолемей, бывший по уши в долгах перед римскими банкирами и опасавшийся римского оружия, не осмелился оспорить завещание - и таким образом царство потеряло один из своих главных городов, а римлянам было разрешено основать провинцию, граничащую непосредственно с Египтом, всего в нескольких днях пути от столицы.