— Это сигнал двинуться вперед, - сказал Менкхеп. — Начинай грести снова, пока я подрулю за тот небольшой поворот. Тогда ты их увидишь.

— Что видишь? — Начал было я, но мгновение спустя получил ответ на свой вопрос. В дальнем конце узкой лагуны я увидел маленькую деревушку из хижин. Хижины были сделаны из засохшей глины и плетня, с соломенными крышами. Они были похожи на Хижину Ромула на Палатинском холме, которую мой отец показывал мне, когда я был маленьким. Сам Рим начинался как поселение из хижин, подобных этой.

В лагуну выступал длинный низкий пирс, к которому было привязано множество лодок. Эти суда были вдвое шире того, в котором м сидели, и намного длиннее, достаточно большими, чтобы вместить, возможно, двадцать человек или больше. С той стороны, откуда мы пришли, впереди нас по берегу лагуны бежал молодой человек, держа свисток у рта и выдувая несколько нот. Это был дозорный, который дал нам добро и теперь предупреждал своих товарищей о нашем прибытии.

Из хижин и окружающей зелени начали появляться мужчины. На кого я ожидал могли быть похожими члены банды Кукушонка? Полагаю, на дикарей с дикими глазами. На самом деле это была разношерстная группа. Большинству из них было около двадцати или тридцати лет, но некоторые были моего возраста или даже моложе. Среди них не было стариков, а те немногие, у кого была седина в бородах, выглядели исключительно здоровыми и подтянутыми.

Некоторые были небритыми и лохматыми, но другие были ухоженными. Некоторые носили рваные туники или набедренные повязки, но другие были хорошо одеты, и все были украшены драгоценностями — несомненно, выставляя напоказ наряды, которые они отобрали у своих жертв. Некоторые, за исключением украшений, были совершенно обнажены. Это меня поразило, поскольку там, откуда я прибыл, за пределами бань обнаженными на публике всегда можно было увидеть только рабов и детей. Конечно, это было не общественное место, а совсем наоборот; мы прибыли в одно из самых уединенных и секретных мест на земле. Все члены банды были мужчинами, за одним любопытным и удивительным исключением, как я вскоре обнаружил, и то, ходил ли мужчина одетым или раздетым, для них совершенно не имело значения. Те, кто предпочитал разгуливать голышом, так и поступали.

Некоторые нахмурились при виде нас, но другие смотрели на нас с отсутствующим выражением лица или даже улыбались. Несколько мужчин дружелюбно помахали Менхепу.

Собиралось все больше и больше мужчин. С того места, где я сидел, было трудно оценить их численность, но, должно быть, их было значительно больше сотни, возможно, даже двести.

Когда мы приблизились к пирсу, Менхеп велел мне прекратить грести. Он, развернув, направил лодку так, что мы остановились перпендикулярно концу пирса. Мои ноги затекли от жлительного сидения, а руки болели от гребли. Мне не терпелось выйти из лодки. Как, очевидно, и Джету, который сразу же вскочил.

— Сядь на место! - рявкнул Менхеп.

Джет бросил на него озадаченный взгляд.

— Делай, как он говорит, - прошептал я. — Подожди, пока нас не пригласят.

Покраснев, Джет устроился обратно на носу лодки.

Из толпы на дальнем конце пирса я услышал крики и ропот. Одно имя повторялось снова и снова.

— Где же Артемон?

— Пойди и скажи Артемону!

— Артемон должен скоро прийти!

Я повернул голову и посмотрел на Менхепа. — Кто такой этот Артемон?

— Кукушонок, конечно. Наш предводитель. Должно быть, это он, вон там сейчас идет.

Толпа расступилась. Крики и ропот стихли. В маленькой лагуне внезапно стало так тихо, что я услышал только кваканье лягушки из камыша неподалеку, а затем еще один звук, который, казалось, доносился гораздо дальше, — рев какого-то гигантского зверя. Это напомнило мне звуки, которые я слышал в Александрии, доносившиеся из-за высокой стены зоологического сада, примыкающего к царскому дворцу, где царь Птолемей держал частный зверинец экзотических существ. Что за грозное животное издало такой глубокий, угрожающий рев? И почему никого в толпе это не испугало?

У меня больше не было времени думать о странном звуке, потому что в этот момент из толпы появилась фигура и ступила на пирс. Как и большинство мужчин, он был одет в тусклые цвета, зеленые и коричневые, которые гармонировали с пейзажем, но, в отличие от других, он носил ярко-красный шарф, повязанный вокруг головы. Я вспомнил, что мой отец говорил мне, что римские полководцы, как известно, носили красные плащи, чтобы выделяться на поле битвы и бросаться в глаза своим войскам.

Жестом велев нам с Джетом оставаться в лодке, Менхеп ловко спрыгнул мимо нас на пристань и подошел к фигуре в дальнем конце. Некоторое время они разговаривали голосами, слишком тихим, чтобы я мог их расслышать. Затем к нам направился мужчина в красном платке, а за ним следовал Менхеп.

Артемон был высоким и широкоплечим. Его шаги на пирсе звучали тяжело и твердо. Все в его осанке выражало уверенность и ауру властности, но, когда он подошел достаточно близко, чтобы я мог ясно видеть его лицо, я опешил.

Я ожидал, что главарем бандитов будет покрытый шрамами седой ветеран, грубый тип с резкими чертами лица, который мог внушать ужас одним взглядом. Вместо этого я увидел красивого юношу с высокими скулами, гладким лбом, ярко-голубыми глазами и такими красными губами, как будто он разукрасил их, как это делают женщины. Тонкая тень на его квадратной челюсти больше напоминала бородку, чем саму бороду. Он, должно быть, был даже моложе меня, возможно, подростком.

Не сводя с меня глаз, он дошел до конца пирса. — Меня зовут Артемон. А ты кто?

Оставаясь сидящим в лодке, мне пришлось наклонить голову под острым углом. — Меня зовут Марк Пекуний, - сказал я, решив остаться под вымышленным именем, которым пользовался с момента нашего пребывания в Саисе.

— Ты римлянин? — спросил он, к моему удивлению, на латыни.

Я ответил на латыни — Сейчас я живу в Александрии. Но да, я родом из Рима.

Артемон кивнул. Менхеп встал рядом с ним, и он перешел на греческий. — Мой товарищ здесь сказал мне, что у тебя неплохая репутация. Он говорит, что за тобой погналась вся деревня во главе с каким-то старым придурком из Саиса. Но он говорит, что тебе удалось одурачить их всех. Заставил их задыхаться в пыли, если кто-нибудь из них выжил в ловушках на дороге.