Таким образом, некоторое время спустя мы прибыли в сонный городок Саис. Были ли мы похожи на двух отчаянных разбойников в бегах, несущих драгоценности, украденные у мертвеца? Или просто на двух усталых путешественников, слегка ошеломленного молодого римлянина и еще более молодого мальчик-раб? «Мне не за что чувствовать себя виноватым»,- твердил я себе, и я пытался соответствующим образом составлять свои реплики, пока мы покупали еду и провизию на рынке.

Когда пришло время искать жилье на ночь, я выбрал самую неприметную гостиницу, которую смог найти, на дальнем конце города. Это было скромное строение из глиняных кирпичей, обмазанных грязью. К моему облегчению, женщина, открывшая дверь, больше напоминала дружелюбного бегемота, чем голодного крокодила. Вдова Тети была женщиной средних лет с белозубой улыбкой. Поскольку день подходил к концу, и оказалось, что мы будем ее единственными гостями на ночь, она пригласила нас чувствовать себя как дома. Единственным человеком в гостинице была молодая служанка, стройная и молчаливая, в то время как ее хозяйка была пухленькой и разговорчивой.

Помня о замечании Джет, я представился не как Гордиан, а как Марк Пекуний, младший сын римского бизнесмена из Александрии, и сказал ей, что совершаю увеселительную поездку вверх по реке, чтобы увидеть пирамиды. Мой отец однажды сказал мне, что, если тебе нужно выдать себя за того, кем ты не являешься, придумай себе историю простую, правдоподобную и легко запоминающуюся.

— Почему,  «Пекуний»? — прошептал Джет, когда мы вели верблюда к месту ночлега среди загонов для овец и коз и небольшого курятника позади гостиницы. Повсюду нас преследовали мухи мухи.

— Это имя, которое я только что придумал, от латинского слова, обозначающего богатый.

— Ты его придумал?

— Если тебе приходится называть вымышленное имя, - однажды сказал мне мой отец, - убедись, что оно уже не принадлежит кому-то, у кого могут быть еще большие неприятности, чем у тебя. Что может быть безопаснее несуществующего имени? — Думаю, ни один египтянин не заметит разницы. И Пекуний - хорошее имя для владельца этого рубина. Правда я представления не имею, что мне делать с этим мешком сегодня вечером? Может показаться подозрительным, если я буду постоянно носить это с собой. Полагаю, он может остаться в нашей комнате, пока вдова будет кормить нас, а когда я лягу спать, то использую его вместо подушки, хотя обычно я предпочитаю что-нибудь помягче.

— Я думаю, такая подушка навеет тебе прекрасные сны о богине Фортуне, - сказал Джет. — Ты должен рассказать мне больше о ней и о том, как я должен поклоняться ей.

— Ты, Джет?

— Разве она не спасла нас обоих от Крокодила, а меня - от когтей этого ...

Я поднял палец, чтобы заставить его замолчать, потому что к нам направлялась вдова. Ее пышные груди покачивались в одну сторону, а бедра - в другую. В одном из ее кулаков болтался цыпленок со свернутой шеей. Тети остановилась перед нами и с гордостью продемонстрировала тушку. Вокруг нее роились мухи.

— Она перестала откладывать яйца, так что пришло время ее упокоить, - сказала она.

— Ты сама свернула ей шею? - спросил Джет.

— Да. Я бы позволила тебе посмотреть, малыш, если бы знала, что тебе это будет интересно. Что ты предпочитаешь, Марк Пекуний, сочные бедра или пухлую грудь? Я обещаю, что они будут такими же нежными и вкусными. Тети бросила на меня похотливый взгляд и начала выщипывать из курицы перья.

— Что бы ты ни приготовила, я с благодарностью приму.

— О, что за манера у вас говорить такими словами! Я слышала о вас, римлянах, и о ваших скользких язычках.

— Мы известны своими выступлениями, - признался я.

— Что ж, пойдемте посмотрим, что я смогу приготовить для тебя и мальчика. Перья полетели во все стороны. — Мой покойный муж всегда хвастался, что я была лучшей кухаркой в Саисе. У такого молодого парня, как ты, должно быть, разыгрался аппетит, весь день сидя высоко на верблюде и обхватив его горб своими сильными бедрами.

— Да, я очень голоден, - сказал я.

— Хорошая еда вернет тебе силы. Возможно, она тебе еще понадобится.

— Для чего?

Она запрокинула голову и рассмеялась, а затем вразвалку удалилась в облаке перьев и роящихся мух.

Джет искоса взглянул на меня.

— Что? — спросил я.

— Я сбежал из Ободаса благодаря Фортуне. Но я не уверен, что даже Фортуна сможет защитить тебя от этой Тети.

Я нахмурился: — Что ты такое говоришь? Вдова по возрасту годится мне в матери.

— Ты никогда не ощущал прикосновений женщин постарше?

— Собственно говоря... Я вспомнил свой визит в Галикарнас и время, проведенное с другой вдовой; но Тети никоим образом не походила на красивую и обольстительную Битто. — Что ты вообще можешь знать о таких вещах? — Я шлепнул его по голове. — А теперь помолчи и помоги мне ухаживать за верблюдом. Здесь ужасно много мух, не так ли? Как только я отмахиваюсь от одного, тут же ее место занимает другая.

— Да, когда ты вернешь меня моему хозяину и он спросит у меня отчет, я назову это место «Постоялым двором тысячи и одной мухи».

Я рассмеялся и понизил голос: —  Я подумал, что мы могли бы назвать его «Постоялым двором дружелюбного гиппопотама».

Позже Тети присоединилась к нам в маленькой общей комнате гостиницы, пока молчаливая девушка подавала нам курицу, нарезанную на мелкие кусочки и политую восхитительным соусом из молотых фиников и миндальной пасты. Тети задавала мне очень много вопросов. От более личных из них я, как мог, уклонялся, помня о своем обличье Марка Пекуния. Поскольку она никогда не выходила за пределы Саиса, она, казалось, мало что знала о мире, и практически все, что я рассказал ей о себе, правдивое или выдуманное, вполне ее удовлетворяло.

Однако она много знала о царской семье и с нетерпением ждала любых новостей или сплетен, которые я мог ей сообщить. Действительно ли царь был таким толстым, как все говорили? Народ потерял к нему всякую любовь? Правда ли, что его сын на острове Кос был похищен их двоюродным братом Митридатом? Дошел ли до меня слух, что существует член царской семьи, воспитанный в тайне, который может в любой день предстать перед народом и заявить права на трон? В конце концов я признался, что она, должно быть, знает гораздо больше о Птолемеях и их деяниях, чем я, невнимательный и не особенно наблюдательный иностранец.