А с другой стороны, дыма без огня не бывает, и с дальних приисков золото действительно вывозили и вывозят по воздуху. При большом количестве рейсов в дело вступает статистика, и катастрофы непременно будут. Так что, вполне возможно, что обломки «аннушки» до сих пор лежат где-то на лесистых отрогах Чистопа, — сейчас золота там уже нет, но к 1959 году бережливый охотник Анямов еще не конца исчерпал свой припрятанный в тайге депозит. Замечательная версия, подарим ее дятловедам и двинемся дальше в нашем расследовании.

Есть подозрение, что поиски пропавших туристов могли закончиться не в начале мая, а на пару месяцев раньше. Что манси из группы охотника-передовика Степана Курикова были способны уже спустя три недели после трагедии распутать следы и достаточно быстро отыскать в овраге последнюю четверку погибших.

Манси, можно сказать, генетические следопыты. Например, многие века и поколения естественный отбор выбраковывал из русского генофонда людей, плохо переносящих крепкий алкоголь. У манси тоже шел естественный отбор, но в ином направлении: плохие следопыты имели гораздо больше шансов окочуриться голодной зимой вместе с семейством.

Так что были способны отыскать — но не отыскали. Не было стимула отыскивать. В радиограммах, приобщенных к уголовному делу дятловцев, упомянуто, что местные охотники участвовали в поисках не бесплатно. Им за это платили 500 рублей в день.

Насколько велика названная цифра в масштабе цен 1959 года?

Цифра приличная.

Средняя зарплата в СССР в 1959 году составила 777 рублей в месяц. Странная какая-то сумма, навевающая мысли о казино и джек-потах… Но именно ее называют статистические справочники.

Это «грязная» зарплата. Из нее государство вычитало 10 процентов подоходного налога (налог был прогрессивным, зарабатывавший больше тысячи рублей в месяц отдавал уже 13 процентов). Бездетные граждане в возрасте от 25 до 50 платили дополнительный налог, на бездетность, — это еще шесть процентов. Всевозможные якобы негосударственные организации тоже отщипывали свою долю малую — приходилось в «добровольно-принудительном» порядке платить членские взносы комсомолу (или партии), профсоюзу и т. п.

Более того, часть зарплаты выдавалась не наличными, а облигациями внутреннего госзайма, — и приходилось долгие годы ждать, когда государство погасит долги. Справедливости ради отметим, что небольшой процент по этим займам капал, либо, чтобы не так скучно было ждать погашения, между владельцами облигаций государство разыгрывало лотерею с ценными призами, порой даже весьма ценными. Но шанс сорвать джек-пот в таких играх был невелик.

Студенты УПИ получали и того меньше, их стипендия составляла 180 рублей в месяц, ладно хоть налогами её не облагали и облигациями не выплачивали, но взносы комсомолу-профсоюзу-досаафу все равно отдай и не греши.

Бутылка пива стоила около трешки. Килограмм картофеля (в магазине, не на рынке) — меньше рубля. Погонный метр простенького ситца обходился в пятерку, а куда более респектабельный батист в количестве пяти метров Люда Дубинина прикупила накануне похода за 200 рублей. Походный рюкзак Кривонищенко обошелся ему в 114 целковых. Ну, а чтобы стать счастливым владельцем автомобиля «Волга», приходилось выкладывать 17 400 рублей.

Получается, что пятьсот рублей в день деньги весьма приличные. Правда, в радиограмме от 23.02. сказано, что выплачивалась эта сумма не на каждого охотника, а на всех, на группу из четырех манси. Но, даже разделенные на четверых, пятьсот рублей в день вполне устраивали охотников, к тому же столовались они в ходе поисков за казенный счет, как и остальные поисковики. На таких условиях манси согласны были работать хоть до лета, хоть до следующей зимы.

В самом деле, когда еще такое счастье подвалит? Поиски длились круглым счетом два с половиной месяца, к их финалу на каждого из мансийской четверки пришлось бы в итоге 9000 рублей. «Волгу» не купить, но 401-й «Москвич» — легко, именно столько он стоил.

Так что манси работали вдумчиво, не торопясь, не желая до срока покидать склон Холатчахля. Самоуправством не занимались — где прикажут, там и искали. Но инициативу не проявляли. Не стремились демонстрировать свои навыки и таланты. Вот поиски и затянулись до мая, когда местоположение не найденных тел вычислили уже методом исключения: снег растаял почти всюду, остался только в глубоком овраге, где под снегом скрывался ручей, — значит, последние четверо лежат именно там.

Когда это сообразили, и догадка подтвердилась, у многих поисковиков мог приключиться жестокий приступ тошноты: воду для питья, готовки и всего остального они набирали именно в этом ручье, причем ниже по течению, — она омывала разлагающиеся трупы, а потом попадала в кофе, чай, суп…

Лишь когда стало совершенно ясно, где искать, охотники-манси проявили инициативу. Нашли тряпицу, опознанную как половинка разрезанных ножом лыжных брюк. Отследили по мелким обломкам хвойных веточек стежку, ведущую от кедра к оврагу, уверенно ткнули пальцем: здесь, однако, копать надо!

Это место, находившееся невдалеке от кедра, поисковики проверяли не раз. Но ничего не нашли: слишком уж толстый слой снега заполнял овраг, длины зондов не хватало, чтобы что-то под ним нащупать.

Начали копать в месте, указанном генетическими следопытами. И вскоре раскопали настил, сделанный из вершинок молодых елей (по другой версии, пихт). Совсем рядом под слоем снега журчал ручей, однако настил находился не над ним, а над берегом, отделенный от земли примерно тридцатью сантиметрами спрессованного снега.

На настиле лежала одежда, сложенная четырьмя аккуратными кучками по его углам. Как выяснилось, она была снята и частично срезана с тел Дорошенко и Кривонищенко, найденных в конце февраля под кедром.

Илл. 16. Настил дятловцев, найденный в овраге. Хорошо видна толщина снежного покрова в том месте, — в момент трагедии она была примерно такой же, зима 1958/59 годов пришла на Северный Урал рано, в октябре. Утверждают, что дятловцы выкопали свою пещеру голыми ладошками, у них не было ни лопаты (которую, как вы помните, они вообще не брали с собой в поход), ни чего-либо, способного ее заменить. Очень хочется привести утверждающих к заметенному снегом оврагу и убедительно попросить удалить из него голыми руками какой-нибудь чисто символический объем снега, ну хотя бы один кубометр…

У поисковиков и следователей создалось впечатление, что дятловцы подготовили для себя убежище — не столько от мороза, сколько от ветра. Но отчего-то им не воспользовались.

Поисковики не сомневались, что тела где-то рядом — здесь же, в овраге. Но где именно? На всякий случай ниже по течению ручья соорудили деревянную запруду, чтобы прибывающая талая вода не унесла трупы в реку.

Поразмыслив над стратегией поиска, полковник Ортюков отдал приказ вскрывать снежный покров на большом протяжении. Весь овраг нахрен вскрыть, и отставить разговорчики в строю! Подчиненные Ортюкова прикинули количество кубометров снега, которые предстоит убрать из длинного и глубокого оврага, осознали необходимое на это время — и отчаянно затосковали. По всему получалось, что можно вообще не копать, что снег сам растает раньше, чем закончатся труды, — но полковник неумолимо настаивал на своем: лопаты в руки и вперед!

От изматывающей и бессмысленной работы избавила случайность. Или блестящая интуиция уже упоминавшегося студента Аскинадзи. По какому-то наитию он несколько раз ткнул щупом — на всякий случай, ни на что особо не надеясь, — в снег неподалеку от настила (в шести метрах ниже по течению ручья, как замерили позже).

На конце щупа (или зонда — называли эти устройства и так, и этак) имелся острый крюк. В первый раз крюк вернулся пустым, во второй извлек прошлогодние листья и траву со склона оврага. На третий раз удалось зацепить и потащить что-то тяжелое, но находка сорвалась, отцепилась. Вытащив зонд наружу, ошарашенный Аскинадзи увидел на острие крюка небольшой клочок человеческой плоти, кожу и мышечную ткань, — уж извините за неаппетитные подробности…