Да, они погибли, но мы считали, что силы, убившие их, не враждебны человеку: это не оружие, оно не было создано с каким-то злым умыслом. Вы, Алиса, правильно догадались, что травмы туристов были вызваны разницей давления между нашей средой и другой — одновременно бесконечно далекой и бесконечно близкой. Туристы стали жертвами того, что не собиралось причинить им вреда, поскольку «вред» — понятие нашего мира, но не имеет смысла для пришельцев. С определенной точки зрения можно сказать, что смерть группы Дятлова оказалась либо абсолютно бессмысленной, либо абсолютно возвышенной. Полагаю, что однажды я смогу узнать, что они думают по этому поводу, потому что они продолжают существовать…

Вы смотрите с недоумением, но это правда, потому что здесь мы поняли, в частности, что сознание — это глобальный феномен, оно не зависит от мозга; мозг является скорее медиатором, нежели «производителем» сознания, позволяя ему существовать.

Вы спросили, что случилось с нами, учеными и военными, которые здесь жили и работали… В течение трех лет мы изучали инсталляцию, «котлы», ртутные озера, зоны высокой гравитации, шары. Каждый день, отправляясь со станции зоны № 3 в неизвестное, мы надеялись на новые открытия, но осознавали опасность. Мы резюмировали свои вопросы и версии, обсуждали их друг с другом в таких вот конференц-залах и пересылали в Москву.

Но как часто происходит с людьми, уверенность перерастает в самоуверенность: мы начали воспринимать эти объекты как собственные. Они появились в СССР, значит, они принадлежат исключительно СССР. Это было нашей самой большой ошибкой. Ошибкой было решение доктора Козерского, приказавшего извлечь антипризму. Козерский полагал, что антипризма — не более чем деталь инсталляции, в то время как мне казалось, что это что-то вроде ее разума или души… или даже партнера. Мои возражения были выслушаны, но отвергнуты. Думаю, мне повезло, что мне позволили работать в проекте дальше, позволили остаться здесь. Хотя, судя по вашим лицам, вы не считаете, что мне повезло — учитывая мое теперешнее состояние.

Когда антипризму извлекли, инсталляция покинула этот мир, но перед этим она поглотила станцию зоны № 3. Я до сих пор не знаю зачем. В качестве компенсации за свою потерю? Сомневаюсь. Из мести? Определенно нет. Из любопытства? Тоже нет. Правда в том, что ни одно действие инсталляции нельзя интерпретировать с точки зрения человеческого разума — а возможно, и любого разума, принадлежащего нашему пространственно-временному континууму. В тот момент на станции находилось десять человек — пятеро ученых и пятеро военных, и она забрала нас с собой.

Она забрала нас в другие измерения, другие мембраны, по которым путешествуют эти инсталляции. Мои товарищи закончили плохо, несмотря на суровую подготовку. Один военный посмотрел не в том направлении не в тот момент и сошел с ума, а вскоре умер от остановки сердца. Трое просто исчезли, а пятый покончил жизнь самоубийством.

Мои коллеги-ученые пытались зафиксировать наше перемещение при помощи оборудования, которое еще функционировало. Это было смело, учитывая, что они могли так же легко расстаться с жизнью.

Так и получилось.

Сам я заглянул кое-куда вне станции. Я не знаю, ни что я такое сейчас, ни каким образом изменился, ни как мне удалось выжить после путешествия инсталляции по мембранам. Но я здесь… все еще здесь.

Завершая свой рассказ, Соловьев сделал паузу и спросил:

— Но вы… ведь вы не имеете отношения к проекту «Сварог»? Как вы нашли антипризму? Где она была?

— На нас вышел некий Эдуард Лишин, — ответил Константинов. — Он указал, где находится антипризма, которую он украл, или лучше сказать, вывез из Белорецка-15. Мы предположили, что он хочет, чтобы мы вернули ее на место.

Соловьев закивал своей большой лошадиной головой:

— Вы сделали правильный вывод. Эдуард всегда считал, что антипризмы не просто технические устройства. Он считал, что это непосредственное проявление разумного управления инсталляцией. Но, в таком случае, почему его нет с вами?

— Думаю, он испугался. Скорее всего, он понимал, что «Сварог» за ним следит. Мы никогда не встречались с ним и не знаем сейчас, где он может быть.

— Жалко, — сказал Соловьев, — мне бы очень хотелось его снова увидеть.

Виктор задал мучивший его вопрос:

— А где была инсталляция все то время, пока антипризма отсутствовала?

— Она путешествовала по вселенным, без всякой определенной цели, — ответил Соловьев.

— А сейчас что будет?

— Не знаю. Но здесь она не останется.

— Она покинет пределы нашей планеты?

— И планеты, и Вселенной.

— Когда?

Соловьев поднял свою тяжелую изуродованную голову, словно прислушиваясь к чему-то, чего никто из них не мог слышать.

— Прямо сейчас.

Виктор так ничего и не услышал, хотя Соловьев, похоже, слышал прекрасно — или чувствовал, — что инсталляция готовится к отбытию.

— Я не хочу, — произнесла Вероника, в ужасе вскакивая со стула.

— Сколько времени у нас есть? — спросил Виктор у Соловьева.

— Если вы хотите выйти отсюда, вам надо уходить прямо сейчас.

Алиса и Вадим тоже вскочили. Прокопий остался на месте.

— Пойдемте, Прокопий! — воскликнул Вадим. — Надо убираться отсюда. Живей!

Шаман улыбнулся и покачал головой:

— Думаю, я лучше останусь.

Виктор посмотрел на него потрясенно:

— Господи, вы… вы уверены?

— Уверен. До свидания.

Вадим похлопал его по плечу:

— Ну, тогда удачи вам.

Виктору захотелось что-то добавить — попытаться его переубедить или просто поблагодарить за все. Он не мог развернуться и убежать, не сказав ему ничего. Но в тот момент единственная мысль, владевшая им, была «бежать» — перспектива повторить судьбу Соловьева лишила его всякой способности думать.

— Как отсюда выбраться? — обратился он к Соловьеву.

— Я вам покажу, — ответил он, направляясь к двери, — пойдемте.

Виктор схватил Веронику за руку, и они побежали к двери, Алиса и Вадим за ними. Пока они торопливо пробегали по коридорам станции, Алиса спросила:

— Почему Прокопий хочет остаться в этом месте? Почему он хочет отправиться в другие места?

— Разве не очевидно? — ответил, задыхаясь, Вадим. — Инсталляция собирается уйти в миры, которые он за свою шаманскую жизнь видел лишь мельком. Другое пространство-время, другие измерения, другие вселенные — даже представить сложно, что он увидит и испытает… В какой-то мере я ему завидую.

— Но не настолько, чтобы захотеть присоединиться к нему?

— Да, не настолько.

Когда они вошли в комнату с антипризмой, Виктор опять почувствовал внезапный приступ тошноты, и ноги его подкосились. Невыносимый объект был здесь, спокойно висел в центре комнаты непонятной формы. Но теперь он как будто бы стал больше, а его непрерывно плавающие плоскости и лучи доходили до самых стен.

— Мы не сможем пройти, она заблокировала выход! — задыхаясь, крикнул он.

— Нет, вы можете пройти сквозь нее — она не причинит вам вреда. Идите дальше, — сказал Соловьев.

Прижав Нику к себе, Виктор прошел сквозь «тело» антипризмы, ощутив легкий поток воздуха, словно кто-то выдохнул ему в лицо. В мозгу словно бы отразились геометрические формы — кубы, пирамиды, шары, многогранники, которые пересекались друг с другом в темном вакууме, который обступали какие-то огромные, освещенные сооружения…

Он тряс головой, пытаясь сконцентрироваться на выходе из комнаты. Он не хотел оглядываться, не хотел видеть Соловьева, не хотел говорить с ним — только выйти!

Вот они уже бежали по коридору к пандусу, ведущему наверх. Тошнота и странные видения прекратились. У самого пандуса Виктор оглянулся, чтобы проверить, идут ли за ним Алиса и Вадим. Все вместе они в последний раз оглянулись, чтобы попрощаться с Соловьевым, оставшимся в комнате. Он поднял тощую руку на прощание, а потом повернулся и пошел — навстречу новым тайнам.