И тут король Ричард Кофейное Сердце показал, чего он стоит как полководец. Подчиняясь его командам, люди вооружились, чем сумели и сформировали некое подобие звезды с длинными лучами. На конце одного из лучей оказался сам король, без устали размахивающий мечом. Другой луч возглавлял принц Эрик, которому оружие вполне заменяли кулаки (на моих глазах он ухватил сразу двух вампиров и стукнул их лбами друг об друга, отчего они перестали двигаться). Третий луч оказался вотчиной принца Морфеуса – который тыкал посохом в вампиров, заставляя тех застыть, после чего люди их без проблем добивали. Четвёртый луч состоял из гномов, а пятый из орков – которые укладывали вампиров штабелями, и лишь приказы короля удерживали их от перехода от защиты к атаке. А в центре построения стоял трон, на который уселась Ольга. Силы вампиров таяли быстрее, чем силы людей, и было ясно, чем закончится битва.

Вампиры тоже это поняли, поэтому Третий Наследник отбросил сослуживший свою службу гранатомёт и вынул некий предмет из… какого-то места своих широких штанин, я не разглядел, какого именно – но надеюсь, что это был карман. Отблеск фонарей тускло блеснул на стволе этого предмета, оказавшегося пистолетом Макарова.

– Да они обнаглели! – меня просто переполнила ненависть к кровососам. – Вампиры читят!

Король Ричард вовремя оценил угрозу, что-то отрывисто приказал – и люди внезапно от обороны перешли к атаке. Принц Эрик оказался во главе атаки, проламывая ряды супостатов с лёгкостью и изяществом ледокола на самом полном ходу. А вслед за ними ринулись остальные, причём сзади мчался принц Морфеус, едва не утыкаясь носом в широкую спину брата. И не успел я подивиться такой отваге, граничащей с безрассудством, как мне стала ясна задумка короля.

Принц Эрик крутнулся вокруг своей оси, расшвыряв злодеев в стороны, ухватил протянутый братом посох – и в длинном выпаде поразил им Второго Наследника. Тот застыл, бессмысленно тараща глазёнки. После чего Эрик подхватил брошенный королём клинок, и разрубил злополучного Второго Наследника на две примерно равные половинки. Одноглазый Третий Наследник опустил руку с так и не выстрелившим пистолетом, швырнул что-то себе под ноги, и растворился в ослепительной вспышке. А вампиры в зале замерли и с удивлением принялись глядеть друг на друга.

Принц Эрик, с мечом в одной руке и волшебным посохом в другой, подошёл к безоружному королю. И протянул ему оружие, попытавшись опуститься на колено. Но Ричард Кофейное Сердце оказался не лыком шит – сжал брата в объятиях, и все вокруг разразились ликующим криком.

– Ура! Ура! Наши победили! – звучало вокруг, и заключённые принялись месить друг друга от полноты чувств.

Койка содрогнулась от врезавшихся в неё тел, потом ещё и ещё. Я попытался покрепче вцепиться в доски и потому не сразу заметил, что они накреняются вместе со мною. А когда понял – уже было поздно. Повернув голову, я лишь успел увидеть откормленное туловище здоровяка, медленно летящее в мою сторону на фоне вращающегося потолка.

– Вы пришли в себя? – спросил меня участливый голос. – Вы меня слышите? А видите?

Я с трудом разлепил глаза. И тут же вновь зажмурился – в окно напротив меня светило яркое солнце, и даже с закрытыми глазами посреди черноты ярким пламенем горел отблеск окна, разделённого решёткой на множество мелких квадратов.

Решётка? Значит, это был не сон. Я по-прежнему в тюрьме!

– Я вас слышу, – прохрипел я пересохшим горлом. – И даже немного вижу.

– Тогда пиши, – передо мной зашелестел лист бумаги. Или, по крайней мере, чего-то напоминающего бумагу.

Я привычным жестом извлёк из кармана ручку, поднёс её к бумаге, приоткрыл глаза, увидел, что это всё-таки не бумага, а лист пергамента… и опомнился.

– А что писать-то? – поинтересовался я у силуэта напротив. Рассмотреть его не получалось, потому что он сидел почти напротив солнца. Рассмотреть удавалось лишь кудряшки вокруг его головы, что делало его самого похожим на солнышко из детских рисунков.

– А что хочешь, то и пиши, – доброжелательно заявил силуэт. – Например, как ты злоумышлял против Его Магейшества…

– Но я не злоумышлял! – я попытался вскочить, но сильная рука стоящего за моей спиной человека моментально хлопнула меня по плечу.

Я плюхнулся обратно, заставив табурет подо мною жалобно заскрипеть.

– Значит, пиши, что не злоумышлял, – в голосе добавилось стали. – Ты, главное, пиши.

– Ладно, сейчас напишу, – меня охватила волна раздражения. Да что этот тёмный силуэт себе позволяет? – Всё напишу, что о вас думаю. Правду и только правду!

– А что такое правда? – поинтересовался силуэт, массируя руками виски.

Мои глаза наконец-то привыкли к свету, и я сумел рассмотреть собеседника. Он выглядел человеком, который повидал в своей жизни кое-каких неприятностей. Его лоб был испещрён морщинами, глаза выражали боль и усталость, а руки тёрли виски, словно пытаясь трением зажечь в мозгу хоть небольшую искру интереса к жизни.

– Правда – это философская категория онтологического характера, – принялся я излагать, глядя на хмурящегося собеседника и изо всех сил сдерживая растущую в душе волну раздражения. – Правда – это отражение действительности в соответствии с твоими нравственными категориями… Но если совсем просто, то правда в том, что у тебя болит голова.

– Откуда ты знаешь? – со слабым удивлением спросил тот. Видимо, головная боль отбила у него последние крохи интереса к окружающему миру.

– Это видно, – я машинально набросал на пергаменте профиль собеседника, стараясь его немного приукрасить, изобразив таким, каким он был до болезни – сильным и уверенным в себе. Ручка привычно скользила по пергаменту, непривычно заставляя линии на миг вспыхивать яркими искрами. Или это мне кажется? – Да не переживайте так. Рано или поздно голова пройдёт.

– Не пройдёт, – грустно заявил собеседник. – Это ведь не просто боль, а магическое прокля… Что? – неожиданно воскликнул он. – Проклятие! Она не болит!

Собеседник медленно опустил руки, словно не веря своим ощущениям и ожидая, что боль вот-вот вернётся.

– Ну я же говорил! – улыбнулся я.

– Ты не понимаешь, – покачал головой собеседник. – Головная боль это результат проклятия, наложенного Его Магейшеством. От неё не помогали сильнейшие эликсиры. А тут – ты. Справился. Убрал. Как?

– Считайте это чудом, – меня охватило чувство неловкости, и я попытался свести всё дело к шутке. – У вас же магия в ходу, а значит, чудеса на каждом шагу.

– Магия подчиняется строгим законам, – не согласился со мной собеседник. – Ты либо сам великий маг… Или, возможно, им был кто-то из твоих предков. Кстати, ты так ничего и не написал. Пиши!

Я пожал плечами и написал «все бабы как бабы, а Ольга богиня». Собеседник выхватил у меня листик, уставился в него и издал торжествующий вопль:

– Ага! Вместо обычных рун – какая-то абракадабра!

– Обыкновенные βuκνγ… – я опять запутался в слове.

– Ага-ага! – вдвое громче возликовал собеседник. – Теперь не отвертишься. Ты – переселенец!

– Да я и не собирался это отрицать, – пожал плечами я. – Ну переселенец, и чего? Убьёте меня?

– В зависимости от ответа на вопрос, – собеседник приподнялся и уставился мне прямо в глаза немигающим взглядом. Я попытался отодвинуться, но тяжёлая длань фигуры, стоявшей позади, вновь пригвоздила меня к месту. – Так какое твоё самое заветное желание?!

– Чего? – растерялся я. – Я даже не знаю, никогда не задумывался. Наверное, чтобы был мир во всём мире… и чтобы все мерзавцы сдохли! Как вам?

– Не юродствуй! – громыхнул собеседник. – Я о том желании, которое ты загадал во время своего переселения!

– Но я не загадывал ничего… – пробормотал я. – Или загадывал, но уже не помню, что именно…

– А ты вспомни! – потребовал собеседник. – Напряги голову!

– Но зачем это вам? – удивился я. – Мало ли что может придти в голову?

– Я ведь рассказывал тебе, – подала голос фигура, стоявшая позади, и я узнал его голос. Тед! Я ощутил себя почти счастливым. Хоть кто-то знакомый! – Желания переселенцев имеют свойство сбываться.