– Нет, об этом он не говорил, – задумавшись на секунду, без особой уверенности в голосе ответил Галифакс.

«По-видимому, какой-то разговор на данную тему был, но стороны решили сохранить его в тайне, это и понятно, если об этом плане узнает Берлин, разразится скандал», – подумал Майский, глядя на невозмутимое, словно маска, лицо главы Форин офиса.

– А как Советский Союз относится к «новой политике» британского правительства? – как бы между прочим поинтересовался Галифакс.

– Я пока не вижу в ней ничего особенно «нового». Я считаю, что не сепаратные соглашения между отдельными державами, а только настоящая коллективная безопасность может остановить лавину агрессии и открыть пути к прочному миру.

– В принципе, я согласен с Вами, но вы должны понять, что британское правительство идёт к той же цели – коллективной безопасности, но с другого конца – от сепаратных соглашений к общему соглашению, может быть, без этого слишком скомпрометированного теперешней «коллективной безопасностью».

– Я считаю, что ваш метод опасен. При этом, британское правительство вообще движется слишком медленно, невольно у многих в Европе создаётся впечатление, что оно не имеет серьёзных намерений, и ищет лишь различные предлоги для того, чтобы ничего не делать. Мне приходиться слышать такие замечания со стороны многих дипломатов и политиков, например, в связи с вашим отклонением нашего предложения о созыве конференции шести держав, а также в связи с провалом английского проекта «Декларации четырех стран».

Галифакс смутился, стал было оправдываться, но потом неожиданно заявил:

– 31 марта мы сделали шаг, который является настоящей революцией в нашей внешней политике, дав односторонние гарантии Польше, а сейчас десять дней спустя мы принимаем решение дать гарантии независимости Греции. Разве это так медленно?

– Для 19 века это были бы, вероятно, потрясающие темпы, но сейчас таких темпов недостаточно. Если британское правительство, действительно, имеет серьёзные намерения, оно должно уметь не только догнать, но и перегнать агрессоров в быстроте и энергии действий. Этого пока не видно. А судя по маневрированиям британского правительства в отношениях с Италией, политика умиротворения, вопреки многочисленным заверениям о противном, как будто бы не совсем мертва. Надежды на возможность оторвать Муссолини от «оси» беспочвенны и слишком наивны, надежды, которые, по моим наблюдениям, ещё теплятся в некоторых высокопоставленных британских сердцах

– Мы просто ищем возможности любыми способами сохранить мир, – привычным для дипломата сухим, бесстрастным тоном произнёс Галифакс, видимо, предпочитая на эту тему не разговаривать, и сразу встав из-за стола, протянул Майскому руку, – надеюсь, ваше правительство оценит наши инициативы.

Больше всего опасаясь совместного наступления держав оси Берлин – Рим через Балканы на Ближний Восток, (учитывая тот факт, что 7 апреля итальянские войска начали вторжение в Албанию), Великобритания и Франция продолжили политику предоставления односторонний гарантий, надеясь тем самым обозначить свои интересы в регионе и перенаправить агрессивную устремленность держав оси.

 13 апреля Французское правительство решило немедленно предоставить свои гарантии Румынии и Греции. В этот же день на заседании английского кабинета министров также было принято аналогичное решение об одновременном предоставлении английских гарантий этим же странам.. В подоплеке этих гарантий можно было легко угадать желание правительств Англии и Франции принудить Гитлера к мирному разделу сфер влияния, и, преградив Берлину путь через Балканы на Ближний Восток, указать другое направление экспансии – на СССР.

Договоренности  между  Великобританией  и  Польшей, а также начавшиеся 6 апреля англо-польские переговоры  о заключении пакта о взаимопомощи Гитлер использовал в качестве предлога для прекращения действия германо-польского договора. 28  апреля 1939 года Германия  расторгла  договор о ненападении с Польшей 1934 года, вошедший в историю как пакт Гитлера – Пилсудского.

Польша была первым государством, заключившим подобный договор с Германией после прихода Гитлера к власти. Их дружба продолжалась более пяти лет. В течение этого периода Польша не раз доказывала свою верность сложившемуся союзу двух государств.

После выхода Германии из Лиги наций в октябре 1933 года именно Варшава взялась представлять её интересы в этой международной организации. При дипломатическом содействии своего польского союзника Берлин осуществил ввод немецкой армии в рейнскую демилитаризованную зону.

Дело дошло до торга: в обмен на готовность Польши считаться с германскими интересами в Австрии Варшава предложила Берлину учесть заинтересованность Польши «в чешской проблеме», а также в Литве, часть территории которой с городом Вильнюсом (переименованным в Вильно) она захватила в 1920 году, а теперь претендовала на столицу Каунас с прилегающими районами.

Гитлер был согласен на захват Польшей всей Литвы, кроме Мемельской области, которую он планировал присоединить к Германии. Негласная договорённость была достигнута. Аншлюс Австрии, совершённый 12-13 марта 1938 года, получил одобрение и признание Варшавы.

Сразу же после этого события, в ночь с 16 на 17 марта 1938 года Польша предъявила Литве ультиматум, где требовала восстановить дипломатические отношения между странами, что означало признание существующих границ. Фактически Литве предлагалось отказаться от Вильно и Виленской области.

В случае отказа Варшава угрожала применить силу, а это неизбежно привело бы к захвату новых территорий, на что и делался расчёт. На польско-литовской границе сосредоточились польские войска. Лишь вмешательство СССР, который предостерёг Варшаву от агрессивных действий в отношении соседнего государства, спасло Литву от польской оккупации.

Мюнхенское соглашение стало ярким подтверждением тесного сотрудничества Берлина и Варшавы. Помня о договорённостях, Гитлер добился от французов и англичан согласия на включение в соглашение, кроме своих притязаний, также польские и венгерские претензии к Чехословакии. В итоге Германии отошли Судеты, Польша захватила Тешинскую область, Венгрия месяцем позже присоединила приграничные районы южной Словакии и южной Подкарпатской Руси.

В Польше весть о новом территориальном приобретении встретили с восторгом. Юзеф Бек был награждён орденом “Белого орла”, а также удостоен званий почётного доктора Варшавского и Львовского университетов. “Газета Польска” писала: “…открытая перед нами дорога к державной, руководящей роли в нашей части Европы требует в ближайшее время огромных усилий и разрешения неимоверно трудных задач”…

 Посол Польши в Париже Юлиуш Лукасевич выпустил книгу «Польша – это держава», в которой писал: «Тешинская победа – это новый этап исторического похода Польши Пилсудского во всё лучшее, хотя, может быть, и не более лёгкое будущее».

Мечта стать державой не давала покоя польской политической элите. Именно поэтому в их среде возникли и колониальные притязания. Так, в сентябре 1936 года на заседании Лиги Наций министр иностранных дел Польши Юзеф Бек зачитал обращение относительно проекта по расширению членства в комиссии по вопросам отобранных у Германии и Оттоманской Империи колоний, для того, чтобы все заинтересованные в колониях нации могли получить свою долю.  Фактически Польша требовала передать ей до 9% бывших германских колоний в связи с тем, что она, якобы, частично была наследницей Германии в плане территорий.

Были у Варшавы агрессивные планы и в отношении Советского Союза, что стало ещё одной причиной сближения с Германией. На состоявшейся 5 января 1939 года встрече в Оберзальцберге (Берхтесгаден, Бавария) Гитлер заверил Бека, что Германия не имеет никаких интересов по ту сторону Карпат, имея ввиду Украину, на которую Польша претендовала.