На вопрос Майского, какая именно мера имеется ввиду, он туманными формулировками дипломатично уклонился от более точного ответа.

Два дня спустя, 21 марта, все прояснилось. Англичане и французы выдвинули проект декларации, который предусматривал бы в случае нового акта агрессии со стороны Германии проведение консультаций для обсуждения тех мер, которые необходимо принять в этой связи. Декларацию должны были подписать четыре державы  – Англия, Франция, СССР и Польша.

Фактически этот документ лишь обозначал общую позицию, но не предусматривал никаких конкретных действий, кроме консультаций, поэтому говорить о том, что этим шагом можно предотвратить возможную агрессию, не приходилось.

И тем не менее, уже на следующий день, 22 марта глава НКИД М. Литвинов сообщил английскому послу У.Сидсу, что, хотя правительство СССР находит данную меру недостаточно эффективной, тем не менее, он готов подписать предложенную декларацию, как только её подпишут Франция и Польша.

 Майский, в свою очередь, передал ответ Советского Союза заместителю министра иностранных дел Великобритании Александру Кадогану в наиболее точной формулировке, чтобы предупредить неточности в переданной послом Сидсом информации.

События в те дни разворачивались невероятно быстро, сплетаясь в клубок противоречивых эпизодов. Каждая страна пыталась в сложившемся раскладе противостоящих сил найти своё место, которое сулило бы наибольшие выгоды. Мозаика позиций малых европейских государств менялась как картинка в калейдоскопе при каждом повороте трубы.

Подобный противоречивый эпизод был связан с Румынией, именно она, получив ультиматум от Германии, обратилась к Великобритании за поддержкой, а та начала зондировать позиции в этом вопросе других государств, в том числе СССР.

 Советский союз предложил срочно провести международную конференцию в защиту Румынии, но Бухарест буквально через два дня после своего обращения к Англии вдруг попросил Лондон «приостановить акцию», а на следующий день румынский посол сообщил НКИД СССР, что его правительство опровергает слухи о германском ультиматуме и заявляет, что переговоры с германскими представителями не выходили за рамки обычных экономических переговоров.

Было ясно, что Румыния уступила давлению Германии и приняла условия, при выполнении которых Берлин гарантирует сохранение добрых взаимоотношений между двумя странами. А условия были такие:  Румыния получала 250 млн рейхсмарок торговых кредитов, включая кредиты на военные поставки; все ограничения на поставки нефти и нефтепродуктов в Германию отменялись;

Румыния предоставляла Берлину эксклюзивное право иметь в румынских портах особые «зоны» для строительства германских складов, нефтехранилищ и других объектов; Германия получала право строить на территории Румынии железные и шоссейные дороги по своему усмотрению, а также могла закупать всю румынскую сельскохозяйственную продукцию, а вдобавок получала монополию на лесозаготовки.

 Было ясно, что при выполнении этих требований экономика Румынии попадёт в полную зависимость от Германии. И, тем не менее, условия были приняты, базовое Германо-румынское экономическое соглашение было подписано 23 марта 1939 года, впоследствии оно дополнялось новыми договорами по отдельным направлениям.

Узнав об этом, советское руководство решает получить разъяснения румынской стороны, как получилось, что вначале Румыния просит защитить её от беспрецедентного давления Берлина, через день вдруг дезавуирует своё обращение, а 23 марта заключает договор с Германией. (К слову сказать, Лондон также не был полностью удовлетворен объяснением румынского правительства и требовал дополнительных разъяснений Бухареста).

Чтобы прояснить ситуацию, 26 марта первый замнаркома НКИД Владимир Потемкин вызывает для беседы румынского посла Николае Диану. Разъяснения были дежурными, со ссылками на то обстоятельство, что Германия является крупнейшим клиентом Румынии, приобретающим львиную долю ее экспорта, а с другой стороны, Румыния сама производит в Германии весьма значительные закупки, и при таких условиях вполне естественно, что обе стороны заинтересованы в расширении базы их экономического сотрудничества.

Из записи беседы народного комиссара иностранных дел СССР М. М. Литвинова с посланником Румынии в СССР Н. Диану2

29 марта 1939 г.

Я вызвал Диану и заявил ему, что нас не удовлетворяют те скудные сведения, которые мы получили от него о германо-румынском соглашении. Он должен понимать, что мы не можем не интересоваться взаимоотношениями Румынии с агрессивной Германией. Мы не могли бы относиться равнодушно к получению агрессивной страной господства в Румынии или к возможности получения опорных пунктов вблизи нашей границы или в черноморских портах.

Литвинов

Параллельно этому противоречивому эпизоду также противоречиво развивался и другой эпизод, связанный с инициативой Лондона подписать четырёхстороннюю декларацию. Проект декларации Великобритании, СССР, Франции и Польши был вручен 21 марта послом Великобритании в СССР У. Сидсом народному комиссару иностранных дел СССР М. М. Литвинову. Текст декларации гласил:

«Мы, нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, настоящим заявляем, что, поскольку мир и безопасность в Европе являются делом общих интересов и забот и поскольку европейский мир и безопасность могут быть задеты любыми действиями, составляющими угрозу политической независимости любого европейского государства, наши соответственные правительства настоящим обязуются немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления таким действиям».

Буквально на следующий день, 22 марта в 20 часов народный комиссар иностранных дел СССР М. М. Литвинов принял посла Великобритании Сидса и в короткой беседе с ним заявил: «Мы солидаризируемся с позицией британского правительства и принимаем формулировку его проекта декларации. Представители Советского правительства незамедлительно подпишут декларацию, как только и Франция и Польша примут британское предложение и пообещают поставить свои подписи. Для придания акту особой торжественности и обязательности предлагаем подписать премьер-министрам и министрам иностранных дел всех четырех государств».

Также Литвинов высказал пожелание, чтобы было предложено присоединиться к декларации четырех государств не только Балканским странам, о которых говорил Галифакс, но также соседним с Советским Союзом Финляндии и Балтийским, а также Скандинавским государствам.

В самом конце беседы нарком предупредил Сидса, что на следующий день ответ Советского правительства будет передан в печать, добавив на прощание, что Декларация может быть подписана отдельно во всех четырех столицах и вручена там английским послам.

Буквально через день, 24 марта, министр иностранных дел Польши Юзеф Бек отклонил британский проект «Декларации четырех стран». Из-за позиции Польши Великобритания попала в неловкое положение, инициатива Лондона была провалена собственным союзником, поэтому Форин офис не спешил информировать Москву о решении поляков.

Лишь спустя пять дней, 29 марта советскому послу в Лондоне Майскому позвонил постоянный заместитель министра иностранных дел Великобритании Александр Кадоган и сообщил что, по данным британского отчета, четырехсторонняя декларация не прошла, переговоры с Польшей и Румынией зашли в тупик из-за несогласия этих стран.

По его словам, поляки совершенно категорически, румыны в менее решительной форме заявили, что они не примкнут ни к какой комбинации (в форме ли декларации или какой-либо иной), если участником её будет также СССР. Кроме того, они дали ясно понять, что «консультация» их никак не устраивает, и что они могут войти в мирный блок только при условии твердых военных обязательств со стороны Англии и Франции.