Просто новый опыт, сказала я себе, снимая все остальное и надевая халат. Халат, которым не раз уже пользовались другие женщины перед такими же свиданиями. И кто-то из них вот так же, в первый раз. Интересно, многие ли из них потом вступили в клуб?

Пройдя по коридору, я остановилась перед дверью. Вдохнула поглубже, нажала на ручку и оказалась в широком тамбуре. Ну да, понятно, чтобы не впустить в комнату свет из коридора. Последний рубеж…

Темнота. Полная. Здесь не было даже тех крошечных пятнышек света под потолком. Живая, дышащая темнота, в которой точно кто-то есть. Человеку свойственно бояться темноты, потому что она может таить в себе опасность. Темнота — это неизвестность, а неизвестности мы боимся даже больше смерти. Впрочем, смерть — это как раз и есть неизвестность.

Дина, ты пришла сюда философствовать — или трахаться?

— Иди вперед, — позвал он. — Осторожно, не торопись.

Один шаг, второй, третий. Препятствие. И ощущение встречного движения. Когда глаза не видят, все другие чувства мгновенно мобилизуются и предельно обостряются.

Прикосновение к ноге — хоть я и ждала его, но все равно вздрогнула. Руки пробрались под махровую ткань, тяжело и горячо легли на бедра. Пояс развязался словно сам собой, халат соскользнул.

И как я, интересно, потом буду его искать?

Невидимка потянул меня к себе, я потеряла равновесие и наверняка упала бы, если бы он не подхватил и не помог забраться на… кровать? Скорее уж на ложе, неожиданно низкое. Видимо, чтобы было невысоко падать, если что.

— Не бойся, — рассмеялся он тихо, — Ляг на живот и постарайся расслабиться.

Я послушно повернулась, положив голову на сложенные руки. Пальцы коснулись спины, пробежали вдоль позвоночника, а за ними целое стадо мурашек. Не ледяных, колючих, а теплых, приятных, на мягких бархатных лапках.

А в темноте, оказывается, может прятаться не только опасность.

Я поймала себя на том, что губы тронула улыбка. Не нервная гримаса, а самая настоящая улыбка.

Он и в самом деле был невидимкой — не только потому, что я не могла его видеть. У кинестетиков зачастую плоховато с визуальным воображением, поэтому я даже не пыталась его представить, полностью сосредоточившись на чувственном восприятии. Это было так же необычно и так же волнующе, как во сне. Абсолютно чистые ощущения, никак не связанные со зрительными образами.

Мое тело тоже исчезло. Или стало проницаемым, как голограмма, под которой прятались обнаженные нервные окончания. Они отзывались на каждое прикосновение, как будто замыкались электрические провода. Он продолжал гладить мою спину, то легко, летуче, то тяжело и плотно, словно продавливая кожу. Мне не хватало воздуха, самую капельку, чуть-чуть. Короткий вдох, длинный судорожный выдох. Немного кружилась голова.

Теплое дыхание коснулось спины. Язык тонко и влажно прочертил две линии под лопатками, пунктиром отметил каждый позвонок, сверху вниз, задержался на ямочках под поясницей. А пальцы тем временем рисовали смайлики под ягодицами — вкрадчиво, немного щекотно и так чувственно, что хотелось впустить его внутрь. Если и оставалось еще какое-то смущение, неловкость, то их смыло влагой, обильно сочившейся между напряженно набухшими губами.

Однако он не торопился: теперь, в отличие от дейтинга, ограничений по времени не было. Судя по всему, мне попался мужчина, не относившийся к распространенному классу «сунулвынул». Их, к сожалению, меньшинство — тех, кто получает настоящее удовольствие от игры, от прелюдии, а не просто идет на уступки женщине.

— Как хорошо, — прошептала я, радуясь, что темнота позволяет раздвинуть ноги незаметно. Ну… не слишком заметно.

Он дразнил меня, то пробегая пальцами по внутренней стороне бедер до самых коленей, то снова поднимаясь и словно случайно задевая губы и клитор. Однако каждое следующее якобы случайное прикосновение становилось на секунду длиннее… и тяжелее, весомее. Не выдержав, я подняла согнутые в коленях ноги и скрестила их лодыжками.

Словно говорила: открыто, добро пожаловать.

Конечно, он этого не видел, но должен был почувствовать.

Ладонь поднырнула под живот, пальцы плотно обхватили лобок, потом провели черту между губами. Не заходя внутрь, они собирали влагу, возвращались обратно, играли клитором, и каждое такое касание было как разряд тока. Хотелось продлить эту пытку подольше. И одновременно хотелось, чтобы крохотные, как искры, судороги слились в одну — большую, мощную.

Я была уже близко к этому, очень близко, когда он резким движением перевернул меня на спину.

Это была полная смена сценария. Настолько, что я даже растерялась. Казалось, все так и будет — неспешно, плавно, смакуя каждое движение, каждое прикосновение. И вдруг все изменилось. Как будто в темноте внезапно оказался совсем другой человек.

Но нет, запах был тем же. И то особое, неуловимое в касаниях — моя кожа узнавала его кожу.

Так дикий зверь, подбираясь к жертве, двигается едва заметно, чтобы не спугнуть. А потом набрасывается на нее одним резким прыжком.

Его тело тяжело накрыло мое, вминая в кровать. Губы в темноте промахнулись — зацепили нос, щеку. Нашли мои губы, жадно раскрыли их. Язык пробился между зубами, вошел резко и глубоко, ловя мой, сталкиваясь и сражаясь с ним.

Яркая мгновенная вспышка флэшфорварда — то, что еще только будет. Точно так же резко и глубоко, как язык, войдет во влагалище его член, заполняя меня собою. От одной этой мысли стало жарко.

Его губы снова и снова ловили мои, то собирая и смыкая их, то снова раздвигая языком, обводя по контуру, облизывая. Я погрузилась в эти поцелуи как в воду, с головой. Воздуха не хватало, хотелось вынырнуть, набрать его побольше и снова оказаться в темной, как кровь, глубине.

Пальцы сжимали грудь, укладывая ее в ладонь, полируя подушечкой сосок — раздраженный, почти болезненный. Член твердо упирался в лобок, в живот — не теплой шероховатостью кожи, а прохладно-скользкой гладкостью силикона, добавившего свою нотку в мускусный запах желания. Напрягая мышцы, я пыталась чуть приподняться под ним — навстречу, еще плотнее, еще крепче, чтобы почувствовать его напряжение. Подняла ноги, обхватила вокруг поясницы, притягивая к себе и тихо поскуливая.

— Никто не услышит, — шепнул он, касаясь губами щеки, мочки уха. — А если услышит, никому нет дела.

Я больше не сдерживала стонов — пока еще не наслаждения, а мучительного нетерпения. Он продолжал дразнить меня, но не так, как раньше. Не мягко, вкрадчиво, а резко, жестко, почти грубо. Приятная тяжесть чуть ослабла. Хоть я и не видела, но поняла, что он приподнялся, опираясь на колени, и мои ноги соскользнули с его спины на бедра.

Головка члена нарисовала линию на животе, задержалась там, где лобок расходится надвое, потом на клиторе, прижав его плотно, до пульсации.

Ну же!!!

Закрыв глаза, — словно и так не было темно! — я пыталась представить, как он придерживает член рукой у основания, проводя головкой по всем набухшим влажным складкам. Она то погружалась между ними, заходя совсем немного, то снова скользила снаружи, вверх и вниз. И — внезапно! — член вошел сильно, глубоко, до упора, заставив громко застонать, на этот раз от удовольствия.

Закинув мои ноги себе на плечи и придерживая под поясницу, он то наращивал темп, то почти останавливался. И тогда я скулила и извивалась, не в силах терпеть эту пытку. Он снова начинал медленно, постепенно наращивая темп — и опять останавливался. Я приподнималась, и тогда соприкосновение захватывало новые точки, которые отзывались острыми вспышками, похожими на тонкие уколы раскаленной иглой.

Наслаждение накатывало волнами из темноты, как ночное море. Мне казалось, что я вижу отражение звезд в воде и слышу всплески волн. Вот-вот они захлестнут меня с головой и унесут в океан.

К тактильный ощущениям, необыкновенно острым и ярким, как эти самые звезды, прибавилось вдруг странное магическое зрение. Разумеется, я не могла ничего разглядеть, глаза так и не привыкли к темноте. Однако я отчетливо представляла все, что он со мной делал, словно видела это