На следующий день, после того как мы закончили со своим прикидом, отправились охотиться с луком. Все-таки одно дело —стрелять по большому неподвижному чучелу, и совсем другое — пытаться подстрелить мелкую юркую дичь. Через час нам с пацаном удалось добыть зверушку на 3–4 кг весом. Это был какой-то грызун, напоминающий сурка, только поменьше.
Таким образом, наш лук прошел боевое крещение. Теперь предстояло научиться разделывать животину и готовить ее на костре. Как это ни прискорбно, но Миле последние годы приходилось есть только сырую добычу, а для разделки у него были только зубы и острые камни. Учитывая, что передние молочные зубы к тому времени у него как раз выпали, то с поеданием тушек животных дело было совсем швах!
Вначале я хотел все сделать цивилизованно: сперва приготовить все для костра и готовки, затем организовать место для разделки тушки и потом уже только приниматься за жарку мяса. Однако мальчишка так сильно хотел есть, что ему оказалось невозможно объяснить, почему он должен отложить еду на хрен знает сколько времени, если мясо вот оно, перед носом. В итоге пришлось действовать по промежуточному варианту. Я сумел убедить мальца не рвать тушку там же, где мы ее добыли, а все-таки принести ее в лагерь, где с помощью ножа Миля грубо покромсал добычу на куски и стал есть сырой. Не сразу, но кое-как мне все-таки удалось надоумить партнера срезать шкуру с кусков мяса перед поеданием. Ну что ж, это был для меня урок — цивилизации надо учить мальчика только на сытый желудок!
Поэтому, насытившись, наш дуэт принялся именно за то, что я планировал вначале — стал готовить костер, «стол» для разделки, все необходимое для готовки, место для поедания жаренного мяса. Мальчик все это делал очень плохо, потому как не понимал, для чего все эти действия нужны. Я не мог знать, доводилось ли ему в жизни есть жареное мясо, поэтому не был уверен, что смогу его соблазнить такими мыслеобразами. Но кое-как мы с этими приготовлениями все же справились, после чего снова отправились на охоту, не взирая на сильную обожратость нашей тушки, а также ощутимое желание мальчика поспать пару часиков.
Охота нам далась не просто, так как у пацана полностью отсутствовал охотничий азарт. В нем явно доминировал дикий человек, все поведение которого определялось состоянием его желудка. Такого очень трудно заставить начинать готовиться к следующему приему пищи сразу же после сытного обеда. Но нам все-таки удалось подстрелить какое-то подобие то ли мелкой индейки, то ли крупной курицы.
Бли-и-ин, лучше бы это была все-таки шерстяная зверушка! Учить мальчишку ощипывать тушку птицы оказалось еще той морокой! Он просто не понимал, что от него требуется и зачем все это надо. Ну хорошо хоть не пытался сразу запихнуть добычу в рот, и то успех!
Выдрав через задницу (птицы, не нашу!) из тушки потроха, насадили ее на огромный двуручный меч, непонятно как оказавшийся под развалинами в городе магов. Как-то мы его обнаружили в одну из вылазок и фиг его знает для чего притащили к себе в лагерь. А вдруг пригодится, думал я, да и уж больно он был красивым. И вот эта железяка стала отличным вертелом! Пристроив меч с тушкой птицы на рогатки по бокам костра, которые наш поварской дуэт установил заранее, мы начали регулировать пламя костра. Вот как по-вашему можно объяснить маленькому дикому мальчику без использования речи, что сильный огонь при жарке — это плохо⁈ Затем мне пришлось научить пацана время от времени поворачивать меч над огнем, стараясь при этом не обжечься о нагревшуюся рукоять меча.
Когда шкура на тушке начала поджариваться, мальчик начал испытывать возбуждение, почуяв вкусный запах. Он явно вспомнил запах жаренного мяса, которым кто-то его кормил в ранние годы! Ну или жарил его в присутствии малыша. Уставившись на мясо, Маугли стал суетливо нарезать петли вокруг костра, не зная при этом, что делать. Время от времени я побуждал мальчика слегка тыкать ножом в тушку, проверяя ее готовность.
Почувствовав хруст под ножом, я велел Миле взять куски толстой кожи и, схватив меч через них за концы, переставить его на вторую пару рогаток пониже, под которой у нас был размещен кусок хорошо вычищенной доски для замены плоского блюда. Взяв вилку и нож, мы с мальцом начали учиться аккуратно срезать верхний слой уже прожаренного мяса с тушки дичи. После пятой или шестой попытки у нас это стало получаться довольно неплохо. Обрезав всю тушку, пацан по моей команде вернул ее обратно на костер, подбросил в огонь новых дровишек и наконец я мысленно воскликнул: «Можно!»
Сам не понял, как с доски исчезла вся мясная нарезка. Моя мысль о том, что мясо надо было брать вилкой, могла бы лишь рассмешить стороннего наблюдателя. Который все эти дни практически не уходил со своей смотровой площадки, наблюдая за каждым нашим действием. Меня, конечно, сильно беспокоило понимание того, что наши с Милей действия выглядят уж очень неоднозначными и должны у любого здравомыслящего человека вызывать кучу очень неудобных для нас вопросов. Но тут ничего не поделаешь — я прекрасно понимал, что рано или поздно нам с мальчишкой придется начать контактировать с людьми. И данный незнакомец пока что вел себя вполне адекватно. Он совершенно не навязывался нам в друзья, а лишь терпеливо наблюдал за нами. Уж если у человека есть терпение в построении непростых отношений и он не демонстрирует грубые замашки тупого рабовладельца, то почему бы и не допустить возможность более тесного знакомства с ним. Но сближение должно происходить очень и очень осторожно и неторопливо. Именно поэтому я все эти дни демонстративно игнорировал знаки мужчины, приглашающего к встрече.
Я рассуждал, что мне пока некуда торопиться с социализацией, поскольку мы с партнером все еще были очень уязвимыми. Мальчик был недостаточно умен, чтобы избежать хитроумной ловушки и не оказаться в рабстве, а я в критической ситуации не смог бы оперативно помочь ему в силу несовершенства нашей мысленной связи. Пока я не научусь брать тело пацана под свой полный контроль, нам лучше продолжать вести жизнь одиночки в местах, куда посторонним хода не было. Поэтому когда после окончания лета по ночам стало ощутимо подмерзать, я стал настойчиво напоминать Миле о нашем теплом подвале, куда было бы неплохо вернуться на зимовку.
Собрав все наше накопившееся за лето барахло, мы с пацаном в три ходки перетащили его в нашу берлогу. И я при этом изо всех сил старался не обращать внимания на настойчивые приглашения незнакомца идти к нему. Извини, мужик, не сейчас. Мы с малым пока не готовы к сближению. Через полгода увидимся!
Девятая (естественно, для Мили, а для меня вторая) зимовка от восьмой отличалась как небо и земля. Словно мы вернулись в это место уже повзрослевшими на несколько лет. Теплый подвал решили использовать только для сна, отсидки на время сильных морозов и мытья. Да-да! — я начал приучать пацана к гигиене. Пока что в виде обтирания мокрыми тряпками. Для этих целей мы тащили к себе все тряпки, которые только не расползались у нас в руках в первые же секунды.
Через пару недель после переселения нам удалось найти в развалинах на поверхности относительно целое здание — в нем только в одном углу крыша обвалилась, но размеры помещения (квадратных метров было не меньше сотни) позволяли надеяться, что в оставшейся части этого зала будет сухо. Однако главное было то, что почти во всех окнах уцелели стекла, а точнее, витражи в очень прочной оправе. Света через них проходило достаточно, чтобы днем спокойно заниматься своими делами, сидя возле костра. Именно поэтому мы решили капитально обосноваться здесь — все-таки в подвале было очень темно, а костер там не разведешь, не рискуя при этом угореть. В принципе, в не очень холодные ночи можно было даже спать в этом помещении, если натаскать в него побольше шкур и ковров из развалин.
