— А платья? Какие там были платья? — перебила Эни, подавшись вперёд от возбуждения, — какой цвет станут носить этой весной?

— Кроме меня и хозяйки приёма там не было ни одной молодой дамы, — с мстительным удовольствием ответила чародейка, — а мы обе были в артанских платьях. Ты ж видела моё у меня в комнате. Да и вообще дам было раз две, и обчёлся. Госпожа Фань тоже национальное платье надела.

— Ты видела госпожу Фань Суён? — в один голос воскликнули обе женщины, а тётушка Дотти даже уронила на пол тост, что собиралась положить на тарелку.

Под ахи и охи тост был отправлен в мусорное ведро, и квартирная хозяйка потребовала не начинать рассказ, покуда все румяные кусочки хлеба не окажутся на столе. После этого она налила себе большую чашку чая и устроилась напротив, дав понять Рике, что готова послушать о встрече со знаменитой красавицей.

— Только умоляю, — проговорила она, — не упускайте ни единой детали. Какая она? Высока ли ростом?

— Да нет, — пожала плечами чародейка, — как я примерно, или чуточку повыше.

— А лицо? Она и правда столь же хороша, как пишут в газетах?

— Мне сложно сравнивать невнятные восторги Руко Нори с реальным впечатлением от человека. Могу сказать лишь, что черты лица у неё правильные, макияж искусный, а какова она после того, как умоется, не знаю.

— Какие у неё волосы? — это уже была Эни. Она недавно подстриглась, следуя моде, но не была целиком и полностью уверена, что не поступила правильно.

— Тёмные, — пожала плечами чародейка, — причёска замысловатая со множеством шпилек, заколок, украшений, а ещё…

Слушавшим раскрыв рот женщинам так и не довелось узнать о том, что же ещё: раздался мелодичный звонок магофона, который вчера установил и подключил отчаянно молоденький чародей из гильдии Прикладной магии. Госпожа Призм поднялась и с достоинством подплыла к аппарату:

— Меблированные комнаты Призм, — проговорила она избыточно громким голосом — вполне понятная ошибка многих людей, впервые разговаривающих при помощи чуда магической мысли, — вас слушают.

В трубке что-то проговорили, пожилая женщина кивала, потом повернулась к жиличкам:

— Рикочка, это вас, — она зажала трубку свободной рукой и многозначительно кивнула на верх, — он!

Рика уже хотела было ядовито поинтересоваться, не сам ли бог смерти Эрару почтил их своим вниманием, но выражение лица квартирной хозяйки было столь счастливым, что она оставила эту затею. И так понятно, звонил Вилохэд Окку.

— Да, — ответила она, — я слушаю. Здравствуйте.

— Эрика, — голос четвёртого сына Дубового клана был взволнованным, — сейчас за вами заедет сержант Меллоун. Собирайтесь. У нас труп. Очень странный.

И повесил трубку.

Меллоун приехал даже быстрее, чем чародейка успела подготовиться. Когда она спустилась из своей комнаты, сержант ерзал на стуле в прихожей.

— Скорее, — поторапливал он, — господин полковник уже на месте. Дело важное.

— Почему все важные убийства не могут происходить посреди недели? — раздражённо размышляла чародейка, зашнуровывая свои ботинки на толстой подошве, — непременно нужно кого-то пришить в воскресенье. Впору объявления по Кленфилду расклеивать: так, мол, и так, господа убийцы, насильники и маньяки. Сделайте любезность, творите свои грязные делишки в рабочее время. Коронер королевской службы дневной безопасности и ночного покоя — тоже человек, и тоже хочет выходные дни провести дома, а не в прозекторской.

— Вы можете толком объяснить, кого убили? — спросила она уже на улице. Слышать подробности двум любопытным особам не следовало.

— Я и сам толком не понял, чего полковник так всполошился, — Меллоун распахнул дверку знакомого фургона, на котором прежде красовалась надпись: «Турада — перевозки в радость», ныне заклеенная скромной информационной надписью с гербом их службы. Фургон этот подарила семья адъютанта Тимоти Турады после бесславной остановки городских часов в тщетной попытке отловить в Часовой башне вампира, — позвонили, сказали, помер какой-то древесно-рождённый. Вроде бы своей смертью помер, но сказали, что крови больно много. Шеф услыхал фамилию, побледнел и помчался на место происшествия, а мне велел вас забрать. Турады нет, ему повезло, уехал в имение ещё в пятницу. Оттуда, если и вызвонишь его, то только к вечеру подъехать сможет.

На лице сержанта читалось искреннее сожаление, что он не догадался поступить также.

Они проехали мимо бульвара Кружащихся бабочек, свернули за Торговым кварталом вправо. Меллоун явно плохо представлял, куда именно нужно ехать. Он выглядывал в окно, сверяя название улиц со смятой бумажкой из кармана, чертыхался и, в конце концов, вынужден был спросить дорогу. Всё дело было в том, что нужная им улица — улица Жасминная, прерывалась, а продолжалась совершенно в другом месте за поворотом. Поэтому-то и особняк под номером 65 Меллоун никак найти не мог.

Особняк оказался совсем небольшим, аккуратным и ухоженным. Сержант испустил вздох облегчения, издалека увидев знакомый магомобиль, небрежно припаркованный возле парадной двери.

— Прошу вас, — пригласила чародейку и сержанта в дом симпатичная, статная женщина в форме горничной. Глаза её покраснели от слёз, — проходите.

В особняке царила та особенная атмосфера, какая бывает в доме, куда внезапно заглянула смерть. Из кухни высунулась встревоженная голова кухарки и тут же убралась обратно. В гостиной сидел Вилохэд с папиросой в руке, а возле него стоял мужчина средних лет в национальном артанском платье и что-то негромко говорил. Вил увидел вошедшую чародейку и жестом остановил рассказ.

— Что так долго? — нахмурился он, — магомобиль сломался, и вам пришлось идти пешком?

— Никак нет, господин полковник, — отрапортовал Меллоун, который, когда волновался, переходил на не всегда уместный армейский стиль общения, — улицу не могли найти.

— Да, да, — встрял недавний собеседник коррехидора, — у нас это — вечная проблема. Кто не знает, как пройти или проехать, долго ищут. Сначала две улицы было: Первая Жасминная и Вторая Жасминная. Они даже в разные стороны вели. Потом кто-то из градоначальников возмутился таким разнообразием Жасминных улиц и повелел объединить в одну безо всяким там цифирей. Так вот и вышло, по сути улиц две, а считается, как одна.

— Ладно, — кивнул Вил, — Меллоун вы за труповозкой, а госпожа чародейка за мной, — он встал, — чрезвычайно неприятная ситуация.

— Вил, — Рика видела искреннее расстройство четвёртого сына Дубового клана, — скажите, наконец, что случилось?

— Как? — искренне удивился он, — я разве не сказал по магофону? — чародейка отрицательно мотнула головой, — умер Санди Сюро. Пойдёмте, взглянем вместе.

Рика ожидала чего угодно, только не этого. Не прошло и десяти часов, как они сердечно распрощались с этим ещё сохранившим львиную долю своей мужской привлекательности человеком. Он улыбался, шутил, отпускал двусмысленности по поводу Древесного права (куда ж без этого!), а теперь вдруг умер. Посвящённая богу смерти с пяти лет Рика прекрасно могла распознать печать смерти на лице человека. Да для этого порой и не нужно быть некромантом. Если человек болен, и ему осталось недолго, это видно невооружённым взглядом. Только родственники подчас изо всех сил стараются не видеть этого. Вчера ночью господин Сюро не имел на себе подобной печати, в этом чародейка готова была поклясться под присягой.

— Сюро редко возвращался домой раньше трёх часов утра, — говорил Вил бесцветным голосом, — поэтому и вставал не раньше десяти. Камердинер, вы видели его в гостиной, в это время приносил ему ячменный чай. Сюро страдал язвой желудка. Но сегодня он на стук не откликнулся. Через пятнадцать минут Ми́чия повторил попытку, после чего заглянул в спальню и обнаружил господина мёртвым. Я не видел ещё тела, но он говорит, что крови много, очень много. Мичие вспомнились зимние убийства во сне, он напугался и позвонил в коррехидорию. Я поспешил сюда, а Меллоуна послал за вами.

Мичия, прислушиваясь к их разговору, вёл на второй этаж, где остановился перед закрытой дверью господской спальни.