— Да на что угодно! — чародейка сделала неопределённый жест, — вы ж слышали, что говорил Вакатоши? От украшения до банального кубика из драгоценного металла.

— Украшение, говорите, — Вил привычным жестом взъерошил волосы, — вы не заметили ничего странного в облике госпожи Фань в «Доме шоколадных грёз»?

Рика фыркнула.

— Кроме того, что она рассталась со своим образом делийской красавицы с акварелей минувших эпох и облачилась в несколько вызывающее платье?

— Я о её браслете.

— По честности сказать, эта дамочка вела себя настолько вызывающим манером, что я упустила некие детали её облика, — заявила Рика, — я не имею привычки разглядывать женщин в то время, когда они не просто кокетничают с малознакомыми мужчинами, а откровенно предлагают себя.

— Тогда я не придал должного значения, лишь отметил про себя, что её браслет как-то сильно поблек.

— Браслет? Вы про то самое аляповатое украшение, эдакая безвкусная смесь из золота, серебра, поделочных камней и эмали? Гарцующие кони?

— Да, о нём, — подтвердил коррехидор, — ведь кони были цветными?

Рика задумалась, наморщила лоб.

— Один был белым, агатовым, а второй красноватым — из красноватого камня, похоже на камень сердолик или яшму. Трава и стилизованные цветы резали глаз неуместной изумрудной зеленью эмали, кое-где потрескавшейся, с лазуритовыми горами на заднем фоне.

— Вот, что значит — профессиональная зрительная память! — восхитился коррехидор, — но, готов поклясться, сегодня оба коня выглядели так, словно камни выпали, а эмаль потускнела. У меня ещё мелькнула мимолётная мысль: женщина должна очень дорожить своим украшением либо дарителем, чтобы носить его несмотря на то, что оно попортилось. Уж не артефакт ли это?

— Может быть. Особенно, если учитывать, что артефакты портятся, а то и вообще самоуничтожаются после высвобождения запрятанного в них заклятия.

— Смотрите, у нас есть подозреваемый с мотивом и возможностью, — принялся перечислять Вил, — и предполагаемый способ, или, если угодно, след этого способа в виде разряженного артефакта. Нам остаётся лишь отправиться к госпоже Фань Суён и изъять браслет для экспертизы. Если мы правы, то убийство Сюро раскрыто.

— Не думаю, что эта дамочка просто так предоставит в наше распоряжение браслет, — засомневалась Рика.

— У меня достаточно полномочий, чтобы в этом случае задержать её на семьдесят два часа и конфисковать вещественное доказательство. Но сегодня нам вряд ли удастся осуществить наш блестящий план, — коррехидор грустно покачал головой, — Фань Суён — дама светская, а это большой вероятностью означает, что теперь она где-нибудь в гостях, на приёме, в театре либо ужинает в ресторане. Бегать и искать её по столице — пустая затея. К тому же я бы предпочёл не арестовывать культурного посла союзной державы с публичным скандалом и риском попасть на первые полосы всех утренних газет. Посему подождём до завтрашнего дня.

— Меня вот что беспокоит, — нахмурилась чародейка, — выходит, Сюро был осведомлён куда, как больше своего начальника? Как такое может быть?

Вил поглядел на девушку с некоторым удивлением:

— Разве мы с вами рассказываем его величеству обо всех наших мыслях и выводах? Сюро мог предполагать, мог обладать информацией о прежних делах дамы, а мог и просто попасть в точку. К тому же, откуда мы знаем, что господин Отамо был с нами совершенно окровенен? Мне кажется, последние люди в Артанском королевстве, да и в мире, которые бывают откровенны — это разведчики. Они никогда не говорят всей правды, всегда оставляют что-то про запас, так сказать, на крайний случай. Кто знает, какими он руководствовался резонами, когда наказывал нам не лезть к госпоже Фань? Не стану исключать, что Служба исследований и информации ведёт свою игру.

Было решено отправиться к делийке завтра после десяти часов.

— Светские люди редко просыпаются ранее десяти, — проговорил коррехидор, — одна моя знакомая вообще имела привычку вставать только в полдень.

Ещё в передней Фибс шепнул коррехидору, что его дожидается дядя Джейк, они уединились с герцогом в библиотеке и там ругаются. Вил вздохнул и пошёл наверх.

— Бездействие парламента по некоторым вопросам меня буквально ставит в тупик! — донёсся до него голос отца, — и в данном случае речь идёт вовсе не о королевской стипендии для малообеспеченных студиозусов, речь об архиважных вопросах, — он оглянулся на вошедшего в библиотеку сына, кинул и продолжал, — речь о финансировании проекта века. Ведь именно таким пафосным названием окрестили авантюру с постройкой тоннеля через вулкан.

— Гевин, — взмолился дядя Джейк, тоскливо поглядев на опустевшую чашку из-под чая, — я далёк от политики, и какие бы то ни было финансовые вложения меня также не интересуют, если только это не ставка за карточным столом. Твои громы и молнии в отношении бездействующего правительства бьют мимо цели.

— Ты можешь считать, будто не имеешь отношения к политике, однако ж каждый древесно-рождённый с момента своего появления на свет встроен в политическую жизнь Артанского королевства. И то, что ты не служишь Кленовой короне, расценивается мною скорее как позорное пятно на репутации Берёзового клана, нежели достойный повод кричать об этом при каждом удобном случае, — отец коррехидора отошёл к столику с напитками, поставил недопитый чай и вооружился бокалом, — сотни, тысячи наивных артанцев могут вложить свои кровно заработанные сбережения в этот поистине идиотский проект. И что в результате? Тоннель не построят, акции упадут, люди потеряют деньги. Надеюсь, Харада, а за него проголосовал почти весь кабинет министров, наведёт порядок в этом бедламе, столь активно подпитываемом газетными статейками сомнительного содержания. «Неназванный источник в Коллегии магов подтвердил достоверность исследований по преобразованию одного вида стихийной энергии в другую», ха! — сэр Гевин осушил одним глотком бокал, — у них, извольте ли видеть, имеются успешные результаты опытов. Неназванный источник только позабыл упомянуть, что от лабораторного опыта до практического применения огромнейшее расстояние, преодолевать которое человечеству приходится столетиями.

— Как раз по поводу Харады я и пришёл поговорить, — воспользовался паузой в эмоциональном монологе шурина гость, — точнее, его жены. Вилли, можешь уделить мне время? Ты ведь не будешь в обиде, Гев, если я оставлю тебя наедине с государственными делами? — уголок рта дяди чуть дрогнул, и это означало, что тот старательно прячет улыбку, — жена министра приходилась Санди младшей сестрой, а его убийство…

— Что ж с вами поделаешь! — воскликнул герцог, — печально, что мне приходится жить в окружении политических слепцов и равнодушных субъектов, для которых потеря государством репутации и финансовых средств заведомо проигрывает светским сплетням и проблемам старых и новых знакомых.

— Ты ещё не забудь сказать, что я прожигаю жизнь за карточным столом и в альковах красавиц, — посоветовал со смехом дядя Джейк, — и добавь, что меня ничем не прошибёшь!

— Вот при таком отношении к древесному долгу и появляются такие, как Турада, позор коего Дубовому клану ещё предстоит пережить. Подначки его величества, ироничные-сочувствующие взгляды глав других кланов — всё это мне приходится терпеть только из-за того, что старший Турада манкировал отцовскими обязанностями и вырастил тряпку, не способную даже покончить с собой!

— Отец, что я слышу? Неужто ты всерьёз сожалеешь о неудаче Тимоти? — спросил коррехидор уже на полпути к двери, — полагаешь, смерть парня смыла бы позор с репутации Дубового клана?

Сэр Гевин смутился, пробормотав, что никому не желает смерти ребёнка, пускай даже такого придурочного, как Тимоти Турада, а потом кинулся в атаку:

— Собрались уходить, так ступайте. Упрашивать не стану, — и демонстративно зашуршал газетой.

— И давно на вы принуждены противостоять шквалу возмущений моего почтенного родителя? — спросил Вил в своём кабинете, куда заботливый камердинер уже принёс поднос с закусками и кофейник.