«Я не хотела, но придется все брать в свои руки. – Вера проявляла редкую изобретательность, когда нужно было чего-то добиться, и шла к цели с напором казачьего атамана. – Я, может, и не осмелилась бы на такой шаг, – вновь напомнила она себе, – но с этой упрямицей мы слишком долго плывем по течению».

Весь день мысли о предстоящем деле не давали покоя. Вера считала, что Сашка намеренно окутал себя тайной, поэтому стал удобным объектом для сплетен, порой слишком неправдоподобных, и при любой возможности только ленивый не перемывал ему косточки. Понимая это, все же пришла к мнению, что разговор с непростым парнем, хоть и будет нелегким, неизбежен, по крайней мере, попытаться внести ясность стоит.

Через пару дней Вера, вернувшись с очередной смены домой, не стала будить Клару, которая опять ночью рыдала в подушку, изливая душевные страдания, а решительно распахнула дверцы шифоньера. Желая придать себе строгий вид, она надела темно-зеленое без всяких украшений платье, собрала смоляные волосы в тугой узел, слегка неброской помадой подмазала губы, взяла в руки маленькую сумочку и подошла к зеркалу. Желаемого эффекта она добилась – в зеркале отражалась строгая классная дама с проницательным взглядом.

«Не хватает только указки в руках, – с удовлетворением отметила девушка. – Пригодилась бы!». Бросив взгляд на спящую подругу, она бесшумно закрыла дверь и торопливо зашагала к Дому культуры.

Вера буквально влетела в мастерскую художника и без предисловий ринулась в атаку:

– Зачем ты это делаешь? Не можешь найти других натурщиц для своих художеств?

Саша в перепачканном краской халате стоял у мольберта, вытирая ветошью кисть. Он работал над очередным заказом – писал по фотографии портрет молоденькой девушки. Работа продвигалась тяжело. Он не мог «оживить» лицо, которое было слишком обыденным, совершенно невыразительным и ничем непримечательным. Ему мешали живые лучистые глаза, которые то и дело возникали в памяти и отвлекали от оригинала.

– Добрый день! – слегка обернувшись, изумленно уставился он на непрошенную гостью.

На пороге стояла эффектная красавица с выразительными глубоко посаженными темными глазами. Профессиональный взгляд художника отметил не столько отточенные линии скуластого лица, аккуратный прямой нос и тонко очерченные губы, сколько ее решительный, даже воинственный облик. «С нее можно писать портрет лихой казачки с боевой шашкой в руке», – промелькнуло в голове.

– Чем я могу вам помочь?

– Я не за помощью к тебе пришла, а с требованием. – Вера решительно прошла в центр мастерской и остановилась перед Сашкой.

– Представьтесь, пожалуйста, – Саша умел проявлять вежливое высокомерие. Жизнь в окружении ленинградской богемы научила его быть подчеркнуто любезным, оставаясь при этом совершенно бесстрастным.

– Не притворяйся, что не знаешь меня! – взмахнув маленькой сумочкой, заносчиво отреагировала пришелица.

– Чем могу быть полезен? – не меняя тона, вопросительно взглянул на девушку художник.

– Оставь в покое Клару! – решительно потребовала Вера. Ее не испугали и не остановили показные манеры хозяина мастерской. – Она чистая, добрая, чуткая. Она и на свидания-то ни разу не ходила. Ведь красивая, могла бы с легкостью разбивать мужские сердца, особенно такое черное, как твое, но она не такая. Сидит одинёшенько – страдает. Она еще сможет найти достойного и надежного человека, создать семью. Отпусти ее! – не сдвинувшись с места, красноречиво закончила свой страстный монолог Вера.

Не дожидаясь ответной реакции, она лишь на миг замолчала и с непреклонной решимостью приготовилась нанести завершающий удар:

– Я считаю, тебе надо убраться из города, из ее жизни. Навсегда! – притопнула Вера ножкой. – Уж поверь, никто по тебе не заплачет.

– Вы мне угрожаете? – вскинул бровь Саша и с намеренно показной медлительностью принялся перебирать кисти, всем видом подчеркивая, что его ничуть не задели глупые женские угрозы. Затем он отошел от мольберта, развернулся лицом к девушке и в упор уставился на нее.

– Пока еще нет! Но…– не теряя боевого духа, ядовито отреагировала Вера и сделала шаг вперед, желая немедленно стереть с надменного лица выражение полного безразличия.

– Не удивлюсь, если попытаетесь, – переложив кисть из одной руки в другую, Саша отступил к высокому табурету, на который присаживался, работая над картиной, но остался стоять. Чуть покачиваясь с пятки на носок, он вызывающе смотрел на разъяренную Веру.

Обида и гнев душили ее. «Ему хватает наглости не чувствовать себя виноватым. Стоит, как ни в чем не бывало, абсолютно непробиваемый! Ну, почему ее Ларочке так необходимо любить его?». – Руки девушки непроизвольно сжались в твердые кулачки, она нервно оглядела помещение в надежде схватить и чем-нибудь запустить в этого безмозглого истукана, но ничего подходящего не бросилось в глаза, и тогда нацелилась в него сумочкой.

– Не советую!.. – покачал он головой.

– Ты – хищник, стервятник, – не унималась Вера, едва подавив жгучее желание наброситься на художника от слова «худо», в чем только что и сама убедилась. – Дааа, худо придется моей подруженьке.

– Думайте, что хотите, – холодно заметил Саша, поскольку не считал себя обязанным с ней объясняться.

– Неужели у тебя нет совести? – все еще не сдаваясь, Вера сделала очередную попытку достучаться до него. – Откуда такая жестокость? Клара настолько доверчива, что может, не задумываясь, принять желаемое за действительное. Ты разрушишь ее жизнь. Она с тобой не справится. – Вера одарила его взглядом, которым на расстоянии десяти метров могла бы наповал сразить кабана.

Ситуация становилась безвыходной – никто не желал уступать. Саше вдруг нестерпимо захотелось вышвырнуть из мастерской возмутительницу его спокойствия, эту наглую грубиянку, беззастенчиво обрушившую на него ушат несправедливых обвинений.

– Может, вы сами претендуете на ее место? – цинично улыбаясь, ехидно спросил он, стараясь подчеркнутой грубостью прервать поток желчной тирады. – Простите, но вы не в моем вкусе. – От него исходила откровенная издёвка; – Не скажу, что мне жаль, и чай предлагать не стану. – Выдержав секундную паузу, поскольку заметил, что его реплика задела так, что кровь отхлынула от лица девушки, Саша умерил насмешливый тон.

– Не волнуйтесь так, я понял, чем вы обеспокоены, но, разумеется, слишком всё драматизируете. Отвечу, хоть особо и не горю желанием, на выдвинутые претензии. Ваша подруга сама выбрала такую жизнь. Она не ходит на свидания – на здоровье. Она предпочитает страдать и сходить с ума по парню, явно ее недостойному, – это тоже ее дело. Решать ей и больше никому!

Его терпение лопнуло, и он более не считал нужным выдерживать беспардонное женское присутствие. «Соблюдение приличий становится слишком утомительным», – поморщился Саша и со стуком переставил табурет на пустое место, демонстративно высвобождая дорогу для изрядно поднадоевшей ему подруги-заступницы, однако не сдержался и добавил:

– Послушайте, вы меня совершенно не знаете. Не знаете, что я чувствую, о чем думаю, как живу, тем не менее, не постеснялись выплеснуть на мою голову кучу безумных обвинений и угроз. И еще. Единственная жизнь, которую я могу разрушить, уверяю вас, – моя собственная, так что оставьте ваши мысли при себе. Я вас больше не задерживаю, – он жестом указал на дверь.

– Не знаю и не хочу знать! – не обращая внимания на его недовольный тон и выдворяющий жест, вспылила Вера. Она импульсивно опустилась на стул, но тут же вскочила и приблизилась к Саше: – А ты думал о ком-нибудь кроме себя самого? Заботился, любил, оберегал? Вряд ли сможешь ответить. – Ни один мускул не дрогнул на ненавистном лице, лишь рот свело, будто съел что-то кислое. – Запомните, она – моя подруга. И если обидите, я никогда вас не прощу, – неожиданно перейдя на «вы», процедила она и погрозила пальцем. – Держись от нее подальше!

Резко развернувшись, Вера, высоко подняв голову и громко стуча каблуками по крашеному полу мастерской, с подчеркнутым достоинством прошествовала к двери и гордо удалилась в твердой уверенности, что этот парень, без сердца и без совести, ужасно опасен для Клары.