Вера пристально вглядывалась в профиль сидящей напротив девушки. Есть в ней что-то особенное, то неуловимое качество, которое не каждый может заметить и оценить: удивительная смесь девичьей робости и глубоко скрытого темперамента, сила которого не известна пока даже самой Кларе, но уже проявляется в упрямо вздернутом подбородке и привычке всегда держать спину прямо.

Так уж вышло, что с самого первого дня знакомства и на протяжении последних лет, Вера во всем опекала свою дорогую Ларочку: была ей и лучшей подругой, и старшей сестрой, и самой верной советчицей, и наперсницей заветных девичьих грез. Вместе делили девушки комнату в общежитии, вместе учились, взрослели, мечтали. И вот теперь вместе они направляются на Север.

Вера знала, что Клара не любит говорить о своем прошлом. Редкие откровения дали понять, что детство девушки не было безоблачным, а самое безболезненное воспоминание то, как однажды ночью собрала она свои вещи и ранним утром, пока домашние спали, ушла из отчего дома. Ушла, не оглядываясь и ни о чем не сожалея, забрав с собой единственную сохранившуюся ценную вещь – отцовские часы. Мачеха все равно пропила бы, а Кларе они дороги как память о самом родном человеке.

Вот и сейчас отцовский хронометр отсчитывал секунды их новой жизни в такт постукивающим колесам уносящегося вдаль поезда.

Киров встретил хорошей погодой и бабушками в платочках, торговавшими всякой снедью. Они бойко предлагали высыпавшим из вагонов пассажирам отварной картофель, хлеб, яйца, редис, зеленый лук.

Вера отправилась уточнить расписание, а Клара осталась на перроне с вещами. Проходившая мимо торговка сунула девушке под нос блюдо с вареными раками, щедро посыпанными укропом. Клара испуганно уставилась на огромные клешни.

– Бери, бери, дочка, – засуетилась хозяйка. – Старик мой с утра с Вятки принес. Улов свежий, с кваском нашим кировским самое то будет.

Девушка, зажмурившись, помотала головой: раков она никогда не пробовала и, хоть была голодна, к такому подвигу оказалась не готова.

– Мне бы пирожок лучше. Нет у вас?

– За пирожками – к Ляксевне. Вон, видишь, у фонарного столба она. Ты давай сбегай, котомки твои я посторожу, заодно и передохну – устала уже ходить-то.

Ляксевна оказалась высокой дородной женщиной с зычным голосом.

– Перашки, горячие перашки, – выкрикивала она, свернутой газетой отгоняя назойливых мух от большой алюминиевой кастрюли. Торговля у Ляксевны, видимо, шла хорошо, потому что вторая кастрюля, уже пустая, стояла тут же на деревянном ящике.

– Подходи, милая, не стесняйся! Яблочковые-то, почитай, все разобрали, но с рисом с мясом остались. – Ляксевна ловко выудила румяный пирожок, обернула его промасленной бумагой и вручила Кларе. – Кусай сразу, далеко-то не уходи, попробуешь – еще захочется.

Женщина оказалась права. Жареное тесто легко хрустнуло на зубах. Порадовала ароматная начинка из мясного фарша в сочетании с перченым рисом.

– Вкусно?

Не в силах ответить, Клара удовлетворенно замычала и кивнула.

– Жуй, жуй, кареглазая, дома-то, небось, сдобой не балуют, того и гляди ветром унесет, как то перышко лебединое. Поделись, куда путь держишь.

– А туда и еду, где новый дом ждет. В Котлас.

– Ох, девонька, не мне тебе советовать, но север-то и покрепче людей ломает, отказалась бы, коли еще не поздно.

Клара как-то сразу вся подобралась, выпрямилась, в глазах мелькнуло негодование:

– А я не боюсь, дома мачеха не сломала, может, чужие люди добрее окажутся. А там меня ждут.

– Ладно, угомонись, кареглазая, ишь струной вытянулась, тронь такую – зазвенит на всю улицу. Вижу, характерная, авось, приживешься.

Невольно проникшись симпатией к этой молоденькой, но, похоже, немало уже повидавшей девчушке, Ляксевна принялась объяснять, откуда уходит состав на Котлас.

– Ты объявления-то не жди, по радио вещать – не перашками торговать, так иной раз объявят, что и не поймешь, Москва ли, Куйбышев ли. Котласский-то подали уже, напрямки до моста дойдешь, оттуда – на пятый путь, скоро и посадка начнется, – взглянув на Кларины часы, добавила женщина.

Клара взяла еще два пирожка, расплатилась и побежала к выходившей из здания вокзала Вере делиться только что полученным знанием. Вместе девушки забрали свои вещи, без труда преодолели переход по железному мосту, добрались до вагона и со вздохом облегчения устроились на своих местах. Рядом никого не было, так что подруги расположились с комфортом. По перрону деловито вышагивали путейцы, проверяя очередной состав перед отправкой в дальний путь.

Тем временем поезд тронулся и уже набрал скорость. Вера приоткрыла окно. В лицо пахнуло свежим воздухом и дымом паровоза. А за окном пролетали густые леса, маленькие деревушки с редкими стадами на выпасе, глухие разъезды и полустанки. Изредка ватага ребятишек радостно махала вслед проходящему составу.

Только сейчас Клара поняла, что назад дороги нет. Осознание это стремительно ворвалось в ее мысли, забилось в сердце, окутало липким беспокойством.

– Ой, Верочка, что нас впереди ждет? Тебе не страшно? Ведь едем, не зная, какой он, этот Котлас.

– Страшно? Да нет, конечно! Город как город, каких в нашем Союзе сотни. Слушай, что я узнала, подруга. – Предусмотрительная Вера достала из кармашка сложенный вчетверо тетрадный лист, исписанный убористым почерком, и принялась читать:

– Впервые в качестве населенного пункта Котлас упомянут в 1617 году, через него проходили торговые пути из Сибири, Архангельска и центра страны. Этот небольшой город – пристань в месте слияния рек Вычегды и Северной Двины – расположен на юге Архангельской области (но до центра не близко – около 600 километров). Жителей называют котлашане. Зима в этих местах долгая, снежная и морозная, лето короткое и холодное, но достаточно и жарких солнечных дней. Кругом тайга, обилие грибов и ягод. В городе развиты деревообрабатывающая промышленность, судостроение, в последние годы это крупный железнодорожный узел.

Клара, раскрыв рот, уставилась на подругу:

– Откуда ты всё это знаешь?

– Прочитала. В библиотеке набрала информацию.

– А мне это даже в голову не приходило. Не представляю, что бы я без тебя делала, – второй раз за прошедшие сутки повторила Клара.

– Вот еще, смотри! – продолжила Вера и прочла на обороте листочка: – От Котласа до Москвы – 1006 километров, до Ленинграда – 1164.

– А до Казани?

– А до Казани обратной дороги нет! Приободрись, подруга! Наш паровоз вперед летит!

– Интересно, а сейчас мы сколько километров проедем?

– 382! – с готовностью ответила Вера. – Теперь только туда – в Котлас! Впрочем, скоро сами все увидим, давай-ка лучше спать, часов шесть у нас еще есть. – Поднявшись в полный рост, с пафосом, совсем по–маяковски, она продекламировала: – Нам до Котласа рукой подать: ночью лечь, да утром встать! – чем вызвала добродушный смех у соседей по купе, пожилых супругов, зашедших в вагон на станции Гирсово. Они угостили подруг ирисками и, узнав, куда те держат путь, охотно подсказали, где находится стройконтора.

– А на чем туда доехать? – поинтересовалась Клара.

– Пешком, девоньки, пешком. От станции идти недалече.

Вскоре Клара уснула, убаюканная мерным стуком колес, а вот Вере не спалось. Рассказывая подруге о городе, в который они направляются, она все же решила умолчать о том, что совсем недавно это был пересыльный пункт, откуда заключенных отправляли по железной дороге на север, в основном в Воркуту. Больных, немощных стариков, женщин с малыми детьми высаживали из вагонов и оставляли на поселение в Котласе. В 1938 году заключенных оказалось так много, что пересыльный пункт преобразовали в самостоятельный лагерь ГУЛАГа. Среди ссыльных в спецпоселениях находились раскулаченные крестьяне, представители интеллигенции и духовенства, казнокрады – «классово чуждые элементы». Все они составляли бесплатную рабочую силу на валке и заготовке леса, а главное – на строительстве железнодорожного моста через Северную Двину.