Мариан измученно прикрыла глаза. Думать становилось всё труднее. Хорошо здесь эта "соседка". Она явно принимает Мариан за другого человека, за какую-то Маринку. Пусть и дальше так говорит. Документы их, кажется, устроили. Потом она с этой Маринкой договорится, когда голова не так болеть будет...

Неужели не могли сразу дать обезболивающее?..

Неужели не понимают, ей действительно плохо?..

И это осмотр?..

Где аппаратура?..

Оказавшись на втором этаже старого здания, давно требовавшего ремонта, Мариан, ведомая Танькой под руку едва переставляя ноги, вползла в палату. Старые кровати повергли в панику. когда же пожилая замученная женщина принесла серо-коричневое постельное бельё и, застелив им кровать, велела Мариан ложиться, та была уже не в силах реагировать. Хотелось только одного — принять горизонтальное положение и погрузиться в тишину.

Танька, заметив, как Мариан закрыла глаза, хриплым шепотом, обдав ещё раз невыносимым "ароматом", спросила, что принести. Но Мариан хватило только на то, чтобы слабо шевельнуть рукой. Сон охватил стремительно, девушка даже не успела рассмотреть палату, только заметила ещё две кровати. Даже возмутиться уже не успела.

Когда действие обезболивающего не смогло удержать в блаженном забвении, Мариан, опрометчиво резко, открыла глаза. Над собой увидела потрескавшийся потолок, требовавший покраски. Этот факт не скрывала даже расположившаяся под ним неяркая лампочка. Лампочка была действительно неяркая. Но даже этот свет произвёл впечатление удара по голове. Девушка застонала. Тихие шаги приблизились к кровати.

— Пить хотите? — голос, спокойный и негромкий новых, проблем не принёс.

Осознала — действительно безумно хочет пить. Во рту пересохло, язык не мог оторваться от нёба.

— Да.

Стакан с прохладной и очень вкусной водой приблизился к губам, и Мариан припала к нему. Чья-то рука поддержала голову. Стало гораздо легче, это помогло повернуться и посмотреть на того, кто оказывал помощь.

Опрятная очень пожилая женщина в тёплом халате сидела на стуле возле кровати и тревожно смотрела на девушку.

— Как же это вы так?

— Не понимаю.

— Я спрашиваю, как вам так голову-то разбили? Это же надо, с такой силой. Сестра сказала — зашивали. Хорошо хоть не проломили.

Мариан передёрнуло при воспоминании о том, как зашивали голову. Процедуру выполнили с применением местной анестезии, не больно... Но ощущение словно в голову стараются нечто протолкнуть, было до такой степени сильным, казалось врачи собрались выскрести мозг из головы.

— Упала, ударилась, — голос ещё плохо повиновался, и звучал хрипло, это помогло скрыть огрехи в произношении.

— Как же, "упала, ударилась". Слушай больше. Небось, перепились, да и врезал кто!

Голос, долетевший с противоположной стороны, был пронзителен и голова немедленно отозвалась гулом.

— Ах, зачем же вы так, — пожилая женщина, укоризненно покачала головой.

— А то не знаю я, как они гуляют? Нынешняя молодёжь ни стыда, ни совести не имеет. Перепьются, и давай друг друга валтузить. Что девки, что парни, одинаково. Вот у нас в парадной...

— Знаете, Варвара Сергеевна, если вам встречаются не слишком приличные представители молодого поколения, — пожилая женщина сурово перебила говорившую, — то не стоит обобщать.

— "Не стоит обобщать"! Скажите, пожалуйста, и откуда слов-то таких нахваталась? Что ты её защищаешь? Ты глянь на неё! От таких только вред! Все беды от таких вот.

Говорившая встала, это было понятно по скрипнувшей кровати, и удалилась из комнаты. Когда она выходила, Мариан рассмотрела стройную фигуру, облачённую в тёплый мягкий костюм, затейливо уложенные в диковатую причёску волосы, и несколько вульгарных перстней на руке, открывавшей дверь.

— Не обращайте внимания. Она несчастный человек. Жадная до всего, а особенно до того, что получить не может. Жадность её губит. А так женщина не плохая. Образования никакого, а всё старается деньги большие заработать. Но они ведь радости не приносят. Вот и бесится, кидается на тех, кто не похож на неё. Обидно — жизнь положила на добывание денег, а жизнь кончается. Куда их теперь девать? А вы кто? Как зовут вас?

— Не помню, — легко соврала Мариан.

Что делать — выхода нет. Надо разбираться в происходящем, желательно так, чтобы никто не понял, что с ней происходит.

— Ну, ничего. Врачи здесь хорошие, хотя больница и старая. Всё вспомните. Я пока здесь лежу, на какие только случаи не насмотрелась! А всё же почти всем помогли. Кушать хотите?

Мариан почувствовала, как подвело живот.

— Да, очень.

— Ещё бы! Вы же, милая, целый день проспали. Скоро ужин. Вот только, я так думаю, есть его вы не будете. Давайте я вас угощу. Мне сыновья приносят много, вы ничуть меня не обремените, наоборот, только поможете. Сколько раз я им говорила — не носите так много. Я старая, куда мне столько еды... Ой, дорогая, я ведь не представилась! Меня зовут Ираида Николаевна.

Говоря, Ираида Николаевна отошла белому ящику у двери. Достала какие-то свёртки, банки и стала выкладывать содержимое на тарелку. Мариан попыталась протестовать.

— Да нет, дорогая, поймите, сейчас принесут ужин, и вы сами увидите — есть это невозможно. Когда вас ваши родные найдут, неизвестно. Зачем же голодной лежать?

Содержимое тарелки пахло приятно. Выходит, питание здесь не очень отличается от нормального. Уже утешительно.

Мариан, больше не протестуя, взяла ложку. Есть лёжа неудобно, к тому же голова кружится, вся комната вращается, но вкусно. Девушка определила — картофель тушёный с каким-то мясом и овощами. Тарелка быстро опустела. Однако когда в палату вошла сильно накрашенная женщина в белом халате, нёсшая поднос, всё съеденное едва не оказалось на одеяле. На подносе стояли тарелки с серой, пахнувшей горелым, неаппетитно выглядевшей массой. Мариан передёрнуло. По-видимому её лицо выразило чувства, и Ираида Николаевна быстро проговорила:

— Спасибо, Анечка, мы уже поужинали. А ты доченьке шоколадку не возьмёшь?

Женщина, приготовившаяся сказать что-то резкое увидев лицо Мариан, заулыбалась, взяла шоколадку и выплыла из комнаты... К счастью, прихватив поднос с его содержимым.

В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, приоткрыли.

В узкую щель просунулась взлохмаченная головка молодой женщины. Быстро окинув взглядом комнату, женщина увидела Мариан, и, радостно вскрикнув, ураганом ворвалась в палату.

Мариан в детстве любила давать людям характеристики, сравнивая их с животными. Посетительницу можно было сравнить разве только с чёрной кошкой: темноволосая, стройная, одетая в одежды мрачных цветов, с чрезмерно резкой косметикой на лице. Но глаза неожиданно контрастировали с хищными обликом. Заглянув в эти глаза, Мариан почувствовала себя так, словно гарпия посмотрела глазами оленёнка. Глаза эти источали настоящий испуг, несмотря на общий бравый вид посетительницы.

Мариан ещё раз оценила гостью:

"Кажется и с ней несложно справится, — мелькнуло в голове, и тут же предупредила себя: — Надо только помягче..."

— Маринка! Наконец-то я тебя разыскала! Ну, твоя соседка и дура! Представь — отправила меня в хирургию! я там всех на ноги подняла, заставила окрестные больницы обзвонить, а тебя нет как нет... — почти глотая слова от скорости, заговорила посетительница.

— Проще было зайти сначала в справочную, — тихо вставила в короткую паузу Ираида Николаевна.

— В справочную? Зачем?! Ведь соседка позвонила на работу и сказала, что случилось и где Маринка!

Сильный голос девушки разносился, похоже, на весь этаж. У Мариан начало стрелять в голове. Она, осторожно подбирая правильные слова, попыталась остановить посетительницу:

— Я не понимаю. Вы кто?

— Маринка, да ты что?! — от неожиданности девушка широко открыла глаза и рот.

Мариан похвалила себя за выбранную линию поведения. Жалость с этими людьми творит чудеса.