– Я у сада под террасой. Кажется, меня сейчас поймают. Эй!

Я запнулась. А кого я зову? Механически сунула в карман… цветок. А зачем я его туда положила? Потерла виски, пытаясь вспомнить. Но в моей голове будто черный туман клубился. А моей голове – это чьей?

Я…

Меня зовут…

Где я вообще?

Как называется то, чем я трогаю эту… что сверху? С которой свисают вот эти, мягкие и длинные?

Я попятилась. Так не должно быть! Что со мной?

Черная тень, внезапно появившаяся из воздуха передо мной, на миг прояснила окутанное тьмой сознание. Мне нельзя показываться теням! Я дернулась, собираясь бежать.

Тень не дала: обернулась высоким темноволосым парнем в черной полумаске с двойной брошью в виде моста на куртке. Пока я вспоминала, могут ли так тени, он поймал меня за руки, притянул к себе. Нас окутал черный туман.

– В следующий раз предупреждай, когда потянет на приключения, я поучаствую, – прошептал он мне в ухо, его дыхание обжигало не хуже огненных бабочек.

Они ведь так называются? Кажется, он ждет ответа?

– Хорошо, – покладисто согласилась я. – Правда, я не знаю, кто ты, но ты вроде незлой.

– Не представляешь, насколько я злой, – отозвался этот…

Злой? А как это вообще?

А он что-то спросил? Или просто сказал?

Мне надо ответить?

Я на всякий случай кивнула, стукнувшись лбом о его куртку. В ушах зазвенело, и я потеряла сознание.

Солнечный зайчик щекотал веки. Откуда солнце в цветке? В моем хрустальном доме было либо светло, либо темно (если я спала). Никаких теплых лучей!

Рывком сев, я распахнула глаза.

– Имя-фамилия? – устало спросил Йен, сидящий в кресле у кровати, на которой я только что вольготно дрыхла.

– Иделиса Ш… – Я запнулась: вот зараза, чуть не выдала, кто я.

Заклинание, спасающее жизнь Юлиану, точно бы мне такого не простило.

Темные брови Йена насмешливо дрогнули:

– Ш?

– Ш… что? – Придвинувшись к краю, я спустила босые ступни на пол.

Мои сапоги валялись у ножки кровати. Солнечные блики скакали по их голенищам, блуждали по стенам, добавляя комнате Йена уюта и очарования. Особенно эффектно смотрелся рояль, хоть и был в чехле. Вот бы стянуть и настроить инструмент.

Стоп! Какой рояль? Я чуть себя не забыла!

– Что это было? – Спрыгнув с кровати, я прошлась по прохладному полу, промаршировала до окна, развернулась, направилась к шкафу с книгами: волнение не давало усидеть на месте. – Почему я внезапно все забыла, а теперь помню? Как это вообще возможно?

Распахнув дверцы, я начала переставлять книги по цвету корешков.

– Вода в черных водоемах лишает памяти. Срок зависит от того, сколько процентов тела ты намочила. Капля на коже лишает памяти на несколько часов. Палец в воде – на несколько недель или месяцев. Если выпить или наступить в ручей, или сунуть руки – память не вернется. Тот же эффект от блуждающих клочков тумана в Перепутье, – на удивление основательно и подробно ответил Йен. – Ты в безопасности, если стоишь на Блуждающем мосту, там туман теряет свои свойства. Вне моста тебе остается только быстро спрятаться в цветок. Мосты троллей не поддаются магии этой воды, а твой цветок – часть моста. Впрочем, к магии устойчивы и те из живых, кто носит маски Тисового короля. Хотя некоторые, вроде кастеляна, перестраховываются.

Потрясенная, я замерла с книгой в руках.

– И ты молчал?! – выдохнула я, торопливо сунула фолиант обратно на полку и, закрыв шкаф, обернулась к собеседнику: – Мне на кожу попала всего лишь одна капля! А если бы я в туман угодила?! Или умылась? Или поплавать в фонтане решила?

– Я бы очень удивился. – Бледные губы Йена дрогнули в слабой улыбке. – Я не знал, что отнимающая память вода есть внутри Туманного.

Это что, извинение?

– Я чуть не осталась без памяти! – выпалила я, не зная, что еще сказать.

– Обошлось. Только поэтому ты все еще здесь, а не на мосту с Бальдом, учишься заново читать, – едва слышно отозвался Йен.

– Если бы я потеряла память насовсем, ты бы вернул меня на мост? – Я озадаченно уставилась на тролля.

А это решение: нет памяти, нет угрозы, что я расскажу кому-нибудь о том, кто я и что делаю на мосту. Сунув руку в карман, я сжала цветок. Нет. Слишком кардинально!

– Вернул бы. – Йен провел ладонью по лицу, словно снимал паутину, пальцы подрагивали. Покосился на висящую рядом с креслом в воздухе черную полумаску. Она неторопливо исчезала.

– Подсказать адрес ближайшего водопада? – предложил он и махнул рукой на стол: – Не забудь надеть кафф, я зарядил от амулета, идти далеко.

– А адрес врачевателя не подскажешь? – Выглядел он, как вампир на диете: настолько бледный, что так и хочется ткнуть пальцем, чтобы убедиться, не беломраморный ли голем перед тобой.

– Врачеватель не поможет. – Йен устало прикрыл глаза, вытянул длинные ноги, откинулся на спинку. – Пока маска снова не превратится в метку, я буду напоминать умертвие на прогулке. Она дает силу переноситься в любую часть Перепутья, кроме мест, куда мне запрещено входить. А еще дает возможность проходить сквозь стены, на время становясь тенью.

Я подошла к Йену, вытянула руку, но не решилась коснуться его, натолкнувшись на внимательный взгляд слегка прищуренных зеленых глаз. Спрятав вторую руку в карман кафтана, я торопливо спросила:

– Почему тебе так плохо?

– Я живой. – Йен громко выдохнул, его глаза закатились. Он вздрогнул, с трудом открыл. – Не бойся, живым и останусь. Там, – он шевельнул пальцем в сторону стола, – есть амулет-заглушка. Активируй, если будешь продолжать с топотом бегать по комнате. Тени сюда не заходят, но сегодня день уборки в нашем крыле. В коридоре будут шастать, а каблуки я обычно не ношу.

– Буду бегать босиком! – Шутит он еще!

– Шлепанье тоже звучит весьма интригующе, – едва слышно ответил Йен и, теряя сознание, прошептал: – Не пытайся будить. Не выйдет.

Я бросилась к нему, нервно сжимая пальцами цветок в кармане, словно тот был спасительной соломинкой. Дотронулась до лба Йена ладонью. Послышался звон, словно на хрустальную мостовую упали медные монеты.

Комната исчезла. Я будто оказалась в записи чужого каффа-шпаргалки или невероятно реальном сне.

Белокаменный город ютился у подножия холма.

С вершины второго, на него с надеждой смотрел мальчик лет двенадцати. Он, привстав в траве на руках, то глядел на белые стены, то на посветлевший горизонт. Встать в полный рост он не мог: его ноги покрывали многочисленные порезы, как после стекла. Руки тоже пострадали, но меньше.

Но мальчика волновал только рассвет. Судя по крупному носу, заостренным ушам и высокому для ребенка росту, он был из троллей мостов. Длинные, до плеч, темные волосы мальчишки шевелил ветер. Он сердито дернул головой, когда одна из прядей упала на лицо, зеленые глаза сузились. Мальчишка стиснул зубы и пополз к городу.

Однако рассвет был быстрее.

Как ни старался мальчик, первые лучи солнца вынырнули из-за горизонта. На руках и лице парнишки появились куски каменной кожи. Еще немного – и он превратится в статую.

Из-за зарослей бузины донеслось радостное улюлюканье.

Мальчик закричал. Позвал на помощь.

Оборванец в громоздком латаном плаще с капюшоном, выпавший из веток, увешанных крупными кистями темных ягод, удивленно замер. Стало видно, что он тоже ребенок, скорее всего, человек, вряд ли старше несчастного тролленка. Льняные волосы и курносый нос покрывали пыльные разводы, в кулаке он сжимал сделанное из меди солнце на оборванной веревке – дневной амулет. Блондин смешно поморщился и с руганью, которой позавидовали бы портовые грузчики, ринулся к троллю. Стянув плащ, он накрыл его.

– Ты кто такой, убогий? – сердито спросил оборванец, помогая троллю закутаться в ткань.