– Сам ты убогий! – огрызнулся тот. – Спасибо!

– Не обляпайся! – хохотнул белобрысый. – Я Айвен.

– Я… – Тролль запнулся. – Йен.

– Чего вылупился? – Мальчишка покачал привязанным на запястье амулетом. – Не отдам, не таращись! Я эту побрякушку три дня у одной мадамы не мог стащить. Вещица на пару монет потянет!

Изображение поплыло, изменилось. Я увидела Йена и его брата на захламленном чердаке.

Оба стали чуть старше. Йен постригся в своем неповторимом стиле. В ухе Айвена вместо подвески к серьге поблескивало медное солнышко. На нем была нацарапана длиннохвостая сорока – птица Шелы. Покровительницы нэнов, каменных стражей храмов, которых за глаза кличут горгульями. Богини торговли, ремесленников, воров. Последние считали, что сорока Шелы принесет им удачу, и изображали ее на всем.

Любовь к сорокам была не только у них: на гербах семейств нэнов изображали сорочьи крылья, а на нашивках стражей храмов – целых сорок, у торговцев и ремесленников имелась привычка таскать с собой амулеты в виде этой птички. Очевидно, после встречи с троллем мальчишке-оборванцу повезло, и он решил оставить дневной амулет, чтобы удача не вздумала улизнуть.

Сидя на потертом дырявом ковре, Йен и Айвен ели один пирожок на двоих.

– Завтра пойдем к хульдре забор красить, она два пирога обещала. Потом пустые бочки грузить к купцу с Солодковой улицы – он по пять монет на каждого даст, – причмокивая, довольно сообщил Йен.

– Проще украсть, – поморщился Айвен, трогая подвеску.

– Не проще, – не согласился тролль. – На нас и так все косо смотрят. Если ты собираешься всю жизнь по подворотням бегать, то я нет. И тебе не дам. Мы же братья.

– Братья? – От удивления Айвен перестал смаковать пирожок. – Тебе память отшибло, носатый? Я безымянный пацан с улицы Босяков, у меня отродясь никаких родных не было!

– А теперь есть. – Йен протянул ему руку.

Айвен светло улыбнулся и пожал ее.

– Братья!

Вид на чердак поплыл. Я с усилием, на ощупь, оторвала руку от покрытого холодным потом лба Йена. Заморгала, перед глазами прояснилось. Я снова была в Туманном замке. Обморок Йена, судя по ровному дыханию, перешел в сон.

Не зная, чем помочь, я стащила с кровати одеяло и укутала его. Сердито покосилась на полумаску в воздухе: исчезала она издевательски медленно. Шлепая по комнате, вспомнила об амулете-заглушке. Отыскала его в среднем ящике, активировала.

Теперь, даже если буду чеканить шаг как отряд великанов на параде, никто не услышит!

Чтобы немного успокоиться, я отправилась изучать, куда ведет вторая дверь. Там оказалась ванная и уборная, разделенные перегородкой.

Ванна! Как много в этом слове.

Магия цветка поддерживала меня в чистоте и избавляла от некоторых физиологических потребностей, но я все равно скучала по пене и ароматным солям. У Йена их заменяло сосновое мыло. Но я не стала привередничать. Сидя в теплой воде, я размышляла о том, что увидела. Мучить себя вопросом, как это вышло, было бесполезно. А вот что это было, я точно могла сказать: воспоминания Йена.

Из них я узнала много нового!

Бальд ни разу не упоминал о том, что его сыновья приемные. Тем более не говорил, что Айвен человек, вор в прошлом. Зато это объясняло, почему путники не удивлялись мне и моему плащу. Списали на причуды старого тролля…

Но больше меня волновало, что случилось с Йеном? Кто мог напасть на ребенка? Где его родители? Ведь тролли не бросают детей. Вывод напрашивался сам, очень печальный вывод: они погибли.

Как и мои.

Стиснув зубы, я начала с остервенением тереть себя мылом.

Из ванной вползла чистая и грустная. Первым делом побежала проверять, как там Йен.

Он все еще спал, маска исчезла до середины, на его кисти появилась половина метки.

– Мне так жаль. Почему ты не рассказывал?

Глупый вопрос, если подумать. Мы с ним знакомы неделю и пару дней. Но я так чувствовала. Теперь я понимала, почему он так смотрел на восход солнца… В то утро он потерял все и едва не потерял жизнь.

Стиснув цветок, я легко коснулась узора на коже Йена. Он не ответил, зато ответили его воспоминания.

Раздался звон монет, катящихся по хрусталю.

– Ты зачем его побил? – Полная женщина с крупным носом, из троллей мостов, сердито смотрела на Йена, а Айвен едва слышно прошептал:

– Мало ему дали!

Изображение сменилось, потом закружилось каруселью. Лица троллей мостов сменяли друг друга. Все они были недовольны новыми приемными сыновьями, которых не заставит разделиться ничто, даже упавший с неба дракон. Мальчики росли, учились, дрались, влипали в истории. Их отдавали то в одну семью, то в другую. Они неизменно были вместе.

Последним появилось угловатое длиннобородое лицо Бальда. Очевидно, тролли мостов совсем отчаялись, раз отдали мальчишек под опеку одиночки без жены.

– Подрались? – спросил он, глядя на Йена и Айвена, им тут было лет по четырнадцать.

Парни дружно кивнули.

– Плохо. Помятые, как два помидора под прессом, – нахмурился тролль. – Тянет кулаками махать – учитесь не получать в морду! Для этого не только скорость и сила нужна, мозги! Вот их и загружайте, чтоб работали, а не пылью зарастали! Всему, чему можно, учитесь. Глядишь, и сможете когда-нибудь без единой царапины из драки выйти. Иди на мост! – кивнул он Йену. – И этого родственника свёклы захвати!

Йен – настоящий, не из воспоминаний – шевельнулся, мои пальцы соскользнули с его руки.

Я оказалась в комнате. Надо быть осторожней. Все же чужие воспоминания – это не запись на случайно найденном каффе. Это неправильно. Это как украсть частичку чужого прошлого. Хотя… в моем случае это единственный способ узнать, что Йен ищет в замке Тисового короля. Но нет. Я не буду ничего смотреть!

Отступив от спящего Йена, я огляделась: чем бы себя занять? Чтобы не думать, какую возможность узнать правду я упускаю. Сомнительную возможность!

Освещенный солнцем рояль в чехле выглядел весьма соблазнительно. Словно сладкий торт, манил: «Настрой меня!»

И настрою! Чего амулету-заглушке зря работать? Йена я все равно не разбужу.

Подбежав к банкетке, я вытащила набор для настройки.

Пара нотных листов свалилась на пол. Складывая пожелтевшие страницы обратно, я зацепилась за подпись внизу: «Уильям Мэдок».

У нас дома на стене висел лист с такой же подписью. Отец страшно гордился, что достал его. Папа не разбирался в музыке, но считал своим долгом всячески показать гостям наше благосостояние. А лист из нотной тетради самого Уильяма Мэдока – это лучше, чем сундук с золотом посреди гостиной! Не так в глаза бросается и стоит дороже.

Мэдок был легендой, загадкой и гением. Он жил больше ста лет назад и был гениальным молодым композитором. Его произведения знали по всей Ларанике. В дополнение к огромному таланту музыканта, он обладал редкой разновидностью музыкальной магии: яснослышанием. То есть мог слышать музыку во всем и перекладывать ее на ноты. Это вам не флейтой грызунов зачаровывать, как делают крысоловы, обладатели той же магии, только слабее. Это куда масштабнее.

Говорили, что когда он играл на рояле, драконы появлялись на небесах и даже спускались ниже, так что становились видны все чешуйки!

К слову, о роялях… Именно он изобрел уменьшающийся рояль. По его заказу было сделано двадцать инструментов. И они до сих пор ценятся дороже звездных искр…

Не веря в свою удачу, я сдернула чехол с рояля.

Гравировка «Сделано по заказу У. М.» скромно пристроилась на ножке.

Закусив губу от нетерпения, я провела пальцами по буквам. Если это подделка, рояль уменьшится до размеров тумбочки. Если нет…