Дети играли с уэками – лысыми, бескрылыми птицами, типичными представителями местной фауны. Несмотря на всю свою забавность, уэки стали истинным бичом фермеров – они отыскивали подходы к курятникам, крали оттуда яйца, а иногда даже нападали на самих кур.

Николас и Саммер, обнявшись, шли по тропинке. Похоже, они неплохо смотрятся вдвоем. Девушке нравилось, что люди смотрят на них с любопытством. Какаду приняли Николаса и признательна за это она должна была быть Джонсонам и Шарки.

Улыбаясь, Саммер сказала:

– Сегодня ты приобрел много новых друзей. Я горжусь тобой.

Ник посмотрел на нее сверху вниз.

– Надеюсь, теперь ты станешь бывать здесь каждый месяц. Теперь у тебя масса знакомых, они станут приглашать тебя на обеды, ужины.

– Вообще-то я не слишком страдаю от одиночества.

– Да?

Ник нахмурился и поглядел в сторону. Лесная мгла постепенно сгустилась, явственней стал запах болотистой почвы, а смех детей заметно отдалился. Наконец, Саммер сказала:

– Ты очень хорошо танцуешь.

– Спасибо, но раньше я танцевал лучше. Девушка засмеялась, и ее веселый радостный смех затмил своей мелодичностью даже пение птиц.

– Могу себе представить, как ты учился танцевать. Неужели тебе больше нечем было заняться?

– Знаешь, маму было очень трудно убедить, что карабкаться по деревьям и ловить форель в горной речушке – занятия куда как более полезные для становления моего характера. Кроме того, в то время у нее был страстный роман с моим преподавателем танцев.

Саммер нерешительно замедлила шаг, заметив, что на лицо Ника легла так хорошо знакомая ей тень. Она понимала его злость. Его боль. Его сожаление и смущение. Она и сама не раз испытывала подобные чувства, живя с Мартой.

– Никогда не забуду день, когда я узнал об их романе, – продолжил он с кривой усмешкой. – Мне исполнилось одиннадцать лет. Занятие закончилось и моя дорогая мама, сак всегда, попросила меня подождать в экипаже, пока она обсудит с преподавателем мои успехи. Через некоторое время мне наскучило ждать – такое частенько случается с мальчишками, когда их оставляют одних. Я вернулся в бальную комнату и застал их обоих в самый ответственный момент. Мама так и не узнала, что я их разоблачил. Правда, я довольно резко отказался продолжать занятия танцами и остальными дисциплинами, навязанными мне. Я очень боялся, что матушка завела любовные отношения не только с преподавателем танцев, но и с преподавателями музыки, пения, фехтования, верховой езды…

Саммер сочувственно положила руку на его локоть и тихо сказала:

– Мне очень жаль тебя, ты так страдал, Николас. Они подошли к развилке и остановились. Вдруг их внимание привлек чей-то шепот. На некотором расстоянии от себя они увидели страстно целующихся мужчину и женщину.

Лицо Саммер вспыхнуло точно так же, как в тот раз, когда она увидела обнаженное тело Сейбра. Видимо, поцелуи перешли во что-то еще, потому что теперь женщина сладко постанывала. Ник помрачнел и крепко взял девушку за плечи.

– Знаешь ли ты, как опустошительно стало твое вторжение в мою жизнь, ирландка? – спросил он сдавленным голосом. Затем он склонился к ней, и она ощутила его теплое дыхание на своих губах. Саммер, буквально, таяла в его объятиях – силы оставили ее, ноги подкосились.

– Знаешь ли ты, чего мне стоило прийти сюда? – он коснулся рукой ее затылка. – Сегодня я расстался с последними остатками своей гордости.

– Но зачем же ты это сделал? – спросила она едва дыша.

– Чтобы увидеть, как ты улыбаешься – так, как ты улыбнулась мне тогда, стоя на пороге моего дома.

Ее веки закрылись – она испытывала такое томление, что не в состоянии была бы их открыть. Если только Ник поцелует ее сейчас…

Но он этого не сделал, он опять налился злостью. Что-то мучило его. Привстав на цыпочки, она коснулась губами его губ, как он сам это сделал час назад. Напряжение ощущалось во всем его теле. Вдруг, с какой-то неестественной силой Сейбр притянул Саммер к себе.

– Черт тебя возьми, – проговорил он грубо. – Черт тебя возьми!

Он страстно впился в ее рот. Толчки его языка, его сила, его страсть заставили девушку забыть обо всем.

Ник застонал, ощущая как нарастает его желание. Руки Саммер впились в его пиджак, но он не понял – от страха или от страсти. Ему было все равно. В это мгновение он думал только о том, как наказать Саммер за то, что она нарушила его устоявшееся бытие. Он хотел сделать ей больно за то, что она оживила его, снова заставила его испытать надежду, мечты и боль. Черт бы ее подрал за то, что она вынудила его поверить, что у них двоих есть будущее. Но больше всего она провинилась в том, что сумела вселить в его тело желание, в том, что он потерял контроль над своим телом.

Ник целовал Саммер все настойчивее и настойчивее, пока руки ее не взметнулись беспомощно вверх, в беспомощной попытке оттолкнуть его. Стоны и прерывистое дыхание неведомых любовников взбудоражили его настолько, что он готов был задушить ее в своих объятиях. Разорвать на мелкие клочки ткань, прикрывающую ее тело.

– Николас! – услышал он ее тихий вскрик. «Ты делаешь ей больно» – пронеслось у него в голове. – Ты теряешь контроль над собой, ты пугаешь ее».

– Разве не этого ты хотела? – спросил Ник грубо. Он резко тряхнул Саммер, и ее голова откинулась назад. – Прежде чем соблазнять взрослого мужчину, тебе стоило подумать и соотнести свой возраст с возможными последствиями.

Кровь отхлынула от ее лица.

Одна его рука все еще тонула в ее волосах, а другая решительно обнажила ее совершенную грудь. Саммер попыталась прикрыться, но он не дал ей этого сделать.

– Ты – моя жена, миссис Сейбр.

– Пожалуйста, – взмолилась девушка. – Не надо так.

– Ты хочешь, чтобы тебе дарили цветы, чтобы тебе клялись в вечной любви? Да, моя любовь, я знаю, что ты хочешь. Мне не ясно только одно – на что ты рассчитывала, отдавая себя во власть совершенно незнакомого человека, которому, может, и нужно от тебя только то, чтобы ты готовила, убиралась и удовлетворяла его сексуально?

Саммер оторопела, она никак не ожидала услышать от Ника такое именно сегодня. Постепенно недоумение уступило место ярости, и она влепила ему увесистую пощечину.

Похоже это отрезвило Сейбра. Кровь глухо стучала в его висках, но он стал различать и другие звуки, доносившиеся с опушки. Пронзительные крики Детей заставили его медленно поднять голову. Раздался выстрел. Он окончательно вернул Саммер и Николаса к действительности, и они кинулись назад. На месте пикника творилось нечто невообразимое. Всадник в капюшоне, размахивая хлыстом, гонялся за кучкой обезумевших от страха детей. Еще около шести членов Клана носились по опушке, сшибая столы и сбрасывая расставленную на них еду. Они направляли коней прямо на женщин, которые, отчаянно визжа, пытались защитить собой детей. Через поле к своей повозке мчался Арнольд Шарки. Дэн Джонсон и Джеф Мэд созывали детей, разбежавшихся кто куда.

Ник схватил толстый сук дерева и оттолкнул Саммер к лесу.

– Что ты собираешься делать? – вскричала она.

– Прячься и не выходи, пока я тебя не позову, – скомандовал он, кинулся к клановцу, теснившему конем дюжину плачущих детей и встал между ними и всадником. Клановец испустил угрожающий крик и пришпорил лошадь. Только в самый последний момент, когда, казалось, смерть под копытами бешеного коня неизбежна, Ник, размахнувшись, бросил сук во всадника, который не удержался в седле и навзничь упал на землю. Первым делом Ник сорвал с него капюшон. Это был Роэль Ормсби, прозванный Визгуном за свою любовь к охоте на свиней. Лицо его пылало ненавистью, и Ник ударил его кулаком в челюсть.

В эту же секунду он получил такой страшный удар в спину, что дыхание его прервалось, а все вокруг погрузилось в темноту. Он распластался на земле, ощущая, как боль, подобно молнии, пронзает его позвоночник и ноги. Скрежеща зубами, он поднялся на колени и взглянул на человека, напавшего на него сзади – натянув поводья, тот снова направлял свою лошадь на Ника. Блеснуло лезвие кинжала.