– Что за вопрос! – Он вытащил последнюю шпильку из ее волос. Они упали, окутав их, словно соболья накидка. Стюарт нежно разгладил спутанную массу рукой.

– Много? – Он вздохнул:

– Несколько, Джесси. Мне почти тридцать лет, и я лишился девственности примерно тогда, полагаю, когда ты училась ходить. Но я спал только с теми женщинами, которые сами этого хотели, и никогда не любил ни одну из них. До сих пор.

– Это правда? – Она села и подозрительно воззрилась на него.

– Клянусь честью. – Он вскинул руку, словно произносил клятву, и криво усмехнулся: – Бог ты мой, у меня такое чувство, что ты ревнивая.

– Наверное, да, – проговорила Джесси вполне серьезно, снова устраиваясь у него на плече. – Мне неприятно представить тебя с кем-то еще. Ты мой.

Стюарт внезапно тоже сделался серьезным.

– Я не буду изменять тебе, Джесси, и не буду тебе лгать. Я буду хорошо заботиться о тебе, обещаю. У тебя не будет того, что было в «Мимозе», но нуждаться ты не будешь. У меня отложено немного денег. И я могу заработать еще.

Джесси снова выпрямилась, когда ужасная мысль пришла ей в голову.

Джесси затрепетала, когда его пальцы, развязывая подвязки, слегка касались гладкой обнаженной кожи между ног. Голова его была наклонена так, что она ощущала его теплое дыхание на своих бедрах, и выражение лица было скрыто от нее. Но Джесси чувствовала его участившееся дыхание, легкую нетвердость пальцев, когда он стаскивал чулки вниз по ногам, вначале один, затем второй, и отбросил их в сторону.

Она ожидала, что он встанет, но он продолжал оставаться на коленях перед ней. Сердце ее заколотилось, когда он поднял голову и она увидела, что его глаза пылают синим огнем.

Нагая, она стояла перед ним, не сопротивляясь, когда его ладони скользнули назад и обхватили сзади ее бедра. Он потянул ее на себя, и, несмотря на всю ее любовь к нему, несмотря на всю страсть, которую он пробуждал в ней так же быстро, как пробуждаются соки в молодом дереве, она ошеломленно вздрогнула, когда он прижался лицом к курчавому треугольнику волос у основания бедер.

Затем он увлек ее за грань стыдливости, увлек туда, где единственное, что имело значение, – это сильная дрожь, которая сотрясала ее тело, туда, где она всхлипывала и стонала, произнося его имя, даже не сознавая этого.

Наконец его руки потянулись вверх, лаская груди, потирая соски между большим и указательным пальцами каждой руки, пока он выжигал свое особое, волшебное клеймо у нее между ног, увлекая ее еще дальше.

Ощущения взорвались внутри нее как слишком туго набитый заряд пороха. Джесси вскрикнула, изогнулась, глубоко вонзаясь ногтями в буклированное покрывало, которое наполовину сползло с кровати.

Пока она, медленно паря, возвращалась на землю, он встал, взял ее на руки, откинул скомканное покрывало и верхнюю простыню и уложил ее должным образом в постель. Джесси ощутила гладкую прохладу подушки под своей пылающей щекой, но держала глаза крепко зажмуренными. Они была слишком смущена, чтобы открыть их.

Воспоминание о том, что он делал, и о своей постыдной реакции огнем жгло ей мозг. Наверное, она больше никогда не сможет посмотреть ему в лицо. Настоящая леди никогда не стонет… и не извивается… и вообще не позволяет делать с собой такие вещи.

Она определенно не леди, а бесстыдная распутница. Ей хотелось умереть.

– Джесси.

Она по-прежнему отказывалась открыть глаза.

– Я думал, тебе понравится. – Ее передернуло.

– Если ты не откроешь глаза и не посмотришь на меня, я сделаю это снова.

Эта угроза, произнесенная решительным тоном, возымела свое действие. Глаза Джесси распахнулись. Стюарт стоял у кровати, по-прежнему полностью одетый, даже в сюртуке. Слегка растрепавшиеся волосы были единственным видимым признаком того, что он участвовал в том, что произошло, в той же степени, как и она. Он слабо улыбался, скользя по всему ее телу взглядом собственника. Тогда до Джесси дошло, что она лежит поверх простыни голая, как младенец, совершенно открытая перед ним. Резко сев, она ухватилась за край верхней простыни, отброшенной им к изножью, и натянула ее на себя до подбородка.

– Стесняешься, Джесс? – ухмыльнулся он, стаскивая сюртук.

До Джесси дошло, что сейчас середина дня, яркий свет струится сквозь маленькое оконце, выходившее на реку, и все тайны, которые ее тело прежде таило для него, больше не были тайнами. Он, должно быть, видел все, даже те места, которые она сама никогда не видела, потайные места, которые никто не должен видеть. От этой мысли она снова покраснела как рак. Она чувствовала, как жар румянца растекается от макушки до кончиков пальцев.

– Не переживай, скоро мы это преодолеем.

Если он полагал, что это успокоит ее, то он ошибся. Не успела Джесси заверить его, что не желает это «преодолевать», что не намерена больше делать ничего такого, что потребует «преодоления», как до нее дошло, что он снял жилет и уже расстегивает рубашку.

– Что ты делаешь? – потрясенно пропищала она. Ведь не собирается же он…

– Раздеваюсь. – Он присел на край кровати, чтобы снять сапоги. Джесси помимо воли в восхищении уставилась на его широкую голую спину. Когда он стягивал сапоги, мускулы под кожей вздувались и перекатывались. Ее рука потянулась, чтобы коснуться этой спины, но она опомнилась и вовремя отдернула руку.

– Но ведь ты же не собираешься…

– Я же сказал, что мы будем делать это спокойно, неторопливо и в постели. А это было просто для смягчения. Не хочу, чтобы ты поцарапала мне спину. – Нахально ухмыляясь, он встал и снял брюки, затем, обнаженный, забрался в постель.

Джесси все-таки поцарапала ему спину. Она ни за что бы не поверила, что он сможет возбудить ее до такой степени страсти так скоро после первого раза, но он сделал это. А что до спокойствия и неторопливости, то так оно и началось, но вот конец был совсем иным. Он был жестким, быстрым и великолепным… и изматывающим.

Какое-то время после никто из них не шевелился. Стюарт лежал, растянувшись на спине, а Джесси свернулась у него под боком. Они дремали и, полусонные, бормотали друг другу слова любви, затем снова засыпали. К тому времени, как Джесси открыла глаза и окончательно проснулась, каюту наполняли длинные тени. Через иллюминатор виднелось небо в великолепном одеянии из оранжевого и золотого.

Судя по плавному покачиванию, «Речная королева» была в пути.

– Стюарт!

Джесси села, отбросила волосы с лица и прижала простыню к груди. Повернувшись, чтобы посмотреть на Стюарта, она обнаружила, что, спеша сама прикрыться, сдернула с него простыню, оставив полностью раскрытым. Вытянувшись на спине, с закинутыми за голову руками, он представлял волнующее зрелище. Джесси пожалела, что у нее так мало времени, чтобы полюбоваться им.

– Стюарт, проснись! Мы плывем!

– Плывем?!

Он открыл глаза, сел, потряс головой, проясняя ее, и огляделся. Свидетельства того, что они движутся, постепенно проникали в его сознание, как только что было с ней.

– Похоже, я буду путешествовать налегке, – сказал он и, улыбаясь, снова повалился на спину.

– Но… но у тебя ведь даже нет смены одежды! Вообще ничего!

– Не переживай. Мне не впервой оказаться в такой ситуации. Хотя обычно подобная нехватка вещей была результатом того, что мне приходилось покидать какое-то место в спешке. Полагаю, гостиница, в которой я снял комнату, вероятнее всего, сохранит мои вещи до того, как я вернусь, а если нет… – Он пожал плечами. – Одежду нетрудно приобрести. А пока буду простирывать рубашку на ночь и надевать влажной утром. Я уже делал так раньше.

– А как же Храбрец? Ты же приехал на Храбреце, ведь так?

– Я выехал на Храбреце, но в Виксберге он потерял подкову. Я оставил его там в конюшне и взял напрокат лошадь в конюшне таверны, где собирался остановиться на ночь. Я ехал всю прошлую ночь, поэтому не доспал, чем и объясняется, что я отключился. Ты задала мне жару, моя дорогая.