Джесси с Клайвом, как оказалось, были не единственными свидетелями рандеву Сета Чандлера с Селией в тот вечер на дне рождения. Лисса, не замеченная никем из них, тоже видела тот поцелуй. Позже она предъявила мужу обвинения, и он не только признался в любовной связи с Селией, но и сказал, что думает развестись, чтобы жениться на Селии. Лисса, напуганная подобной перспективой, воспользовалась первой же возможностью, чтобы поехать в «Мимозу» и попытаться урезонить Селию. Но, не дойдя до дома, она увидела Селию, направлявшуюся в уборную. Поэтому она ждала, когда Селия выйдет, праздно разглядывая кучу мусора позади уборной. Там, среди прочего, была старая кочерга с поломанной ручкой. Когда Селия появилась из уборной, Лисса сказала ей, что все знает, и умоляла оставить ее мужа в покое. Селия стала смеяться и издеваться над ней, затем отвернулась, все еще смеясь. Лисса, вне себя, схватила кочергу и ударила ею Селию по голове. Первый удар, вероятно, не был смертельным, и Лисса в истерике ударила еще семнадцать раз.

Дочь окружного судьи в Джексоне, Лисса быстро была признана душевнобольной. Было маловероятно, что она когда-нибудь предстанет перед судом.

Когда дело наконец завершилось, все жители долины Язу вздохнули с облегчением. В их маленьком сообществе еще никогда не было так много волнений, как в период между убийством Селии и судебным разбирательством. В контексте этих событий смена имени Стюартом Эдвардсом не заслуживала большего, чем поднятия бровей или пожатия плеч. Человек может называть себя, как ему заблагорассудится. Но что же теперь будет с бедными девочками Чандлеров?

В этот день Джесси сидела, обмахиваясь от жары, на верхней галерее, недовольная тем, что приходится торчать дома, когда Клайв работает в поле. Но она была уже на девятом месяце беременности – живой сувенир, привезенный из их медового месяца, – и он упорно обращался с ней как с хрупкой фарфоровой статуэткой. По сути дела, он запретил ей ездить на Звездочке весь срок, что она считала немыслимым своеволием с его стороны. Поддерживаемый Тьюди, которая была его союзником почти во всех заявлениях, касающихся благополучия Джесси, Клайв был непреклонен. Джесси ездила в коляске или вообще не ездила.

Но это не значит, что ей это нравилось.

Удар гонга, объявляющий о конце рабочего дня, прозвучал несколько минут назад. Клайв вот-вот должен быть дома. Работники, пешие и на запряженных мулами повозках, уже запрудили дорогу к «Мимозе». Томас ждал Храбреца во дворе. Из дома доносился соблазнительный запах домашней ветчины и батата – любимой еды Клайва.

Подъехав, он помахал Джесси, спрыгнул с лошади и обменялся несколькими словами с Томасом, прежде чем мальчик увел Храбреца. Затем поднялся по ступенькам, и Джесси вышла ему навстречу.

– Как мой маленький арбузик? – спросил он с улыбкой, кладя ладонь на округлившийся живот жены и наклоняясь, чтобы чмокнуть ее в щеку.

Джесси угрюмо улыбнулась.

– Не в настроении выслушивать шутки о моем животе, – ответила она.

– Мы раздражительны, да? – весело отозвался он. – Не унывай, дорогая, скоро все закончится. Тьюди говорит, что все идет просто чудесно.

– О, в самом деле? – пробормотала Джесси, следуя за ним в дом. Он будет принимать ванну и переодеваться перед обедом, а она – лежать на кровати и смотреть на него. Он не позволяет ей даже потереть ему спину. А Тьюди еще хуже, чем Клайв. Когда она рядом, то не позволяет Джесси самой даже завязывать шнурки на туфлях.

Джесси и Клайв теперь делили ее спальню. Горячая ванна, от которой поднимался пар, как всегда, ждала его. Он начал снимать рубашку, как только вошел в комнату. Джесси закрыла за ним дверь и прислонилась к ней, наблюдая, как он раздевается.

Он был грязным, потным, с бугрящимися мускулами и совершенно великолепным. Только лишь глядя, как он стаскивает сапоги, потом снимает брюки, она чувствовала, как по всему телу разливается тепло. Единственное, что он не запретил ей делать во время беременности, – это заниматься с ним любовью. Джесси сильно подозревала, он чувствовал, что должен воздерживаться, но, оказавшись перед лицом соблазна, просто не мог устоять. В любом случае тот факт, что они все еще умудрялись иметь интимные отношения, был единственной частичкой информации о ее беременности, которой она не поделилась с Тьюди.

Тьюди была весьма откровенна с ним о необходимости воздержаться от близости с женой в последние месяцы. Джесси слышала лекцию, которую ему прочитали, и всякий раз, вспоминая об этом, не могла сдержать улыбки. Это было всего единственный раз с тех пор, как они знакомы, когда она видела, как Клайв покраснел.

Иногда, когда он начинал соблазнять ее, а она была в проказливом настроении, то грозилась пожаловаться на него Тьюди.

– Джесс, не лучше ли тебе прилечь? – крикнул он из ванны. Спорить не было никакого смысла. Если она не ляжет, он просто встанет, возьмет ее на руки и положит на кровать. Что временами могло быть интересным, но в данный момент она вполне довольствовалась тем, что смотрела, как он моется.

Джесси послушно вытянулась на покрывале, одну ладонь положив на живот и наблюдая, как он энергично трет руки.

– Я тут подумала, – начала она, когда он полил себе на лицо.

– Я не расслышал.

– Я сказала, что думала, – повторила она громче.

– Лучше б ты этого не делала.

– Ах ты! – Джесси выхватила из-под головы подушку и бросила в него. – Серьезно, Клайв.

– Серьезно, Джесс, – с улыбкой передразнил он, затем встал, обернул полотенце вокруг пояса, подошел и сел на кровать рядом с ней. Он положил ладонь на ее большой живот, и она поднесла его руку туда, где чувствовала толчки ребенка. – О чем же ты думала на этот раз?

– Если будет мальчик, я знаю, как мы его назовем.

– Как? – Его глаза расширились, когда ребенок толкнулся ему в руку. Наблюдая за ним, Джесси чувствовала, как сердце распирает от любви.

– Стюарт, – ответила она и плутовато улыбнулась.

Клайв посмотрел на нее, застонал, рассмеялся и наклонился, чтобы поцеловать.

– Ты, должно быть, шутишь.

Но она не шутила, и когда родился мальчик, они дали ему имя Стюарт Клайв.