Он склоняет голову. Мышцы на его затылке напрягаются.
— Я любил его... он был моим лучшим другом, Иден. Я бы убил... черт, я бы умер за него. Но он выбросил меня как мусор... прямо как моя мама. Приставил к моему лицу ебаный пистолет и сказал, что мой выбор — тюрьма, смерть или отъезд из города. Мое сердце хотело смерти, но тело выбрало самосохранение, и я уехал из страны.
Тяжело вздыхаю, чувствуя, как мое собственное сердце судорожно сжимается от боли за него. Знала, что Каин облажался. Но это?
— Я... Господи. Не знаю, что и сказать, — кладу его руку себе на грудь, на тот орган, который болит от несправедливости. Иногда нет слов, чтобы точно передать, что ты чувствуешь, но я все равно пытаюсь. — Мне больно за тебя. За то, что он сделал с тобой.
Он потирает это место большим пальцем.
— Я рассказал тебе все это не для того, чтобы причинить боль.
— Знаю, — я провожу пальцами по его подбородку, и он тянется к моим прикосновениям, — но я хочу этого.
Часть заботы о ком-то — это принятие его недостатков и боли. Взять ее частички себе, чтобы ему не пришлось нести все это в одиночку.
— Иден... — чувствую, как напрягается все его тело. Для него это пытка... быть таким уязвимым. Находиться так близко к другому человеку после того, как с ним обошлась мать, и того, что сделал с ним Каин.
Но я не собираюсь причинять Дэмиену боль. Хочу дать ему то, чего он заслуживает.
Друга. Любовника. Того, кто готов взять на себя часть его боли... и не причинять еще больше.
— Дэмиен, — шепчу, слегка проводя пальцем по его спине, — это нормально — снова впустить кого-то в свою жизнь. Я не причиню тебе вреда.
Говорят, что Дьявол когда-то был ангелом.
Но никто никогда не удосуживался спросить Дьявола, что привело его к падению или почему он стал таким злым.
Никто не хочет слушать его версию... потому что всем наплевать.
Но мне не все равно.
Дэмиен закрывает глаза, все еще сопротивляясь.
Он не хочет, чтобы к нему прикасались или заботились о нем... хотя он этого заслуживает.
Могу ему посочувствовать, потому что тоже не хотела, чтобы он возвращал меня к жизни... я не хотела видеть правду.
Но так благодарна, что он показал мне ее.
Тот день, когда он связался со мной через приложение, выдавая себя за мужчину, которого любила... стал началом моей метаморфозы.
Было чертовски больно, но в конце концов оно того стоило. Потому что теперь я стала мудрее и сильнее. У меня есть шрамы, но эти шрамы придают мне прочность.
И все потому, что Дэмиен увидел меня. Не ту Иден, которую видели все остальные.
— Тебе больше не нужно быть призраком, — я глажу его по щеке, заставляя посмотреть на меня. — Я вижу тебя. Я чувствую тебя. Я...
Зарычав, он хватает меня за запястье. На краткий миг кажется, что моя пиранья собирается укусить.
Но потом это происходит. Его губы находят мои, а руки обхватывают так крепко, что из легких выходит весь воздух.
Его поцелуй — это смятение, а тело — неистовая волна, затягивающая меня под себя.
Все внутри переворачивается, когда он отстраняется и смотрит на меня так, как может смотреть только он, прежде чем его губы опускаются ниже. Щетина покалывает кожу, когда он сосет и покусывает нежную плоть моей шеи.
Хватаюсь за его затылок: — Еще.
Напряжение внутри нарастает, когда он задирает платье и тянет ткань лифчика, отчего грудь выпячивается. Дрожь желания пробегает по мне, его рот опускается ниже, и он обхватывает сосок, обводя влажные круги вокруг сморщенного бутона, а затем уделяет то же внимание другому.
— Дэмиен, — выдыхаю, стаскивая с него пиджак и расстегивая рубашку, чтобы почувствовать тепло его кожи на своей.
Его руки запутываются в моих волосах, когда покрывает поцелуями мое горло, и снова находит губы. Его язык жадный и нетерпеливый.
— Ты нужен мне внутри, — я приподнимаю бедра, прижимаясь к его выпуклости. Знаю, он пытается не торопиться и убедиться, что мне хорошо... но это не то, чего мы оба хотим на самом деле. Это не то, что нужно ему. — Трахни меня.
Раздвигаю бедра шире, и он тянется к моим трусикам, оставляет от них только клочья. Едва успеваю перевести дыхание, как он расстегивает молнию и входит в меня так глубоко, как только может, прежде чем остановиться.
— Иден, — мое имя — мрачный рокот. Предупреждение о том, что должно произойти.
— Я хочу этого, — я мазохистка. Могу утонуть в нем, и все равно этого никогда не будет достаточно. — Я хочу всего.
Когда он начинает двигаться, дикий стон вырывается из него: — Господи.
Покусываю мочку его уха: — Это не мое имя.
На его лице появляется легкая ухмылка, он ускоряет темп и трахает меня так сильно, прижимая к ковру, что спина горит. Упираюсь каблуками в его задницу, подстегивая.
Обожги меня. Оставь синяки. Пометь меня. Порежь меня.
Я достаточно сильна, чтобы выдержать.
Вцепившись в его плечи, прижимаюсь бедрами к нему, пока он входит в меня жестко и быстро. Так хорошо. Слишком, блядь, хорошо.
Пальцы на ногах подгибаются, впиваюсь ногтями в его спину в такт диким толчкам. Резко выдыхаю, пульсируя вокруг члена, когда он попадает в такую глубокую точку, что удовольствие пронзает меня насквозь, вызывая мощный оргазм.
Прикусываю губу, сдерживая крик, когда тело захлестывает первая волна. Дэмиен пристально наблюдает за мной, рукой сжимая мою челюсть, пока дрожу и трепещу под ним.
— Иден, — он издает гортанный стон, пронизанный желанием и агонией, когда содрогается от собственного оргазма.
Некоторое время мы лежим молча, он уткнулся в изгиб моей шеи, а я выписываю ленивые круги по его спине.
Как бы мне ни хотелось не прерывать этот момент, я должна. Между нами все еще стоит один животрепещущий вопрос.
— Дэмиен?
Его дыхание учащается, как будто уже знает, о чем собираюсь спросить.
— Да?
— Если ты их не убивал... то кто?
Он отвечает не сразу. Вместо этого переводит нас в сидячее положение, обхватывая меня руками за талию.
— По данным полиции... миссис Миллер.
С какой стати учительнице, с которой они спали, убивать семью Каина?
— Это бессмысленно.
— Да, — соглашается он. — Отчасти это моя вина.
У меня пересыхает во рту.
— Как?
Вижу, как его кадык дергается.
— Когда Каина вызвали на допрос, он сказал детективу Трехо, который теперь является шефом, что это его брат-близнец Калеб и я были связаны с миссис Миллер. Он заявил, что она устроила пожар, потому что не хотела, чтобы ее муж узнал о романе, а Калеб угрожал все разоблачить.
— Это... — желчь подкатывает к горлу. — Зачем ему это делать?
Я не дура, очевидно, что Каин лжет, чтобы что-то скрыть.
Моя интуиция не просто шепчет правду. Она бьет меня по лицу.
О. Боже. Мой.
— Прежде чем перейду к делу, мне нужно кое-что у тебя спросить, — он наклоняет мой подбородок. — Когда ты увидела нас в конференц-зале, какой была твоя первая мысль?
Понятия не имею, почему он спрашивает об этом, когда есть более насущные проблемы, но все равно отвечаю: — Боль и предательство... ревность. Сначала подумала, что, возможно, вы оба играете со мной. Потом, что, возможно, ты манипулируешь Каином и шантажируешь его, как он утверждал. А потом...
— Это все, что мне нужно знать, — перебивает он.
— Ты злишься?
Он качает головой: — Нет. Как уже говорил, я тебя не виню, — он тяжело вздыхает, — но это также означает, что я не тот человек, у которого тебе стоит спрашивать правду.
Приподнимаю бровь, не понимая его логики.
— Ты думаешь, Каин просто так признается в убийстве своей семьи?
Он качает головой снова: — Нет. Скорее всего, нет, — его плечо подергивается. — Но я хочу, чтобы ты подумала сама и пришла к собственным выводам о том, что произошло. Знаю, каково это, когда чувства мешают... из-за этого трудно смотреть на вещи объективно и отделять человека, которого любил, от убийцы, которым он на самом деле является.