Успели.

И мы с мамой, гнавшей по Лиссабону на арендованном «Мини Купере» как на гоночном болиде, тоже успели.

Сеньор Фабио Жардин, главный эксперт Мирового фонда культурного наследия и, как мы теперь выяснили, приемный сын богатой Марии и брат обвиненной в пособничестве убийству Жардин-младшей, мероприятие устроил с большим размахом. Толпа журналистов и блогеров окружила огромный шредер в центре холла.

Все готово.

— Не думал, что госпожа Елизарофф решит сама присутствовать!

Фабио Жардин замечает меня, пробивающуюся сквозь толпу журналистов, и продолжает, торжественно надувая щеки и покручивая на пальце знаменитое на весь мир кольцо с синим камнем, кольцо Гения, которое он какими-то неправдами выкупил у «Фонда Ант. Вулфа».

— Так даже и лучше! Каждая попытка выдать подделку за подлинник должна быть публично осуждена и наказана! А вам, сеньорита, можем предоставить почетное право включить шредер. С чего желаете начать? С так называемых первых работ цикла «Театр тающих теней»?!

— Шредер подождет! — жестом останавливаю Жардина. — У меня стопроцентные доказательства подлинности «Театра тающих теней» и других работ.

— Какие могут быть доказательства! — противно сквозь свои редкие усики усмехается Жардин. — Скажите еще, сам Вулф вам свое авторство подтвердил!

— Вулф. Сам.

Сердце сейчас выскочит из груди.

Мама незаметно берет меня за руку и выступает чуть вперед с флешкой в руке. Ее очередь.

— По завещанию Вулфа я, Татьяна Лаврентьева, в 1988 году Татьяна Малинина, журналистка, бравшая у него интервью для советского телевидения и передавшая пять кассет с записью в его распоряжение, имею право обнародовать это интервью через тридцать лет. Которые истекли на прошлой неделе.

Гул голосов:

— У кого интервью?

— Какое интервью?

— Причем это здесь?! Вы кто?! Не мешайте!

Жардин пытается заткнуть маму. Но заткнуть мою маму невозможно!

— Интервью Антипа Вулфа, Иннокентия Саввина, урожденного Саввы Инокентьева. Записанное в 1988 году. Которое может быть обнародовано через тридцать лет после записи. То есть сейчас.

Мама удивительно спокойна. Опыт работы в прямом эфире сказывается.

— Говорит он по-русски. Переводчика мы привезли.

Мама кивает на своего давнего коллегу Сергея, знающего португальский и прилетевшего из Москвы, чтобы нам помочь.

— Если наш переводчик не устраивает, можете найти своего. Сути не изменит. Даля, включай запись!

— Если вы уехали из России под именем Иннокентия Саввина, почему позже писать стали под псевдонимом Антип Волков или Ант. Вулф?

— Иннокентием Саввиным свою проституцию подписывал, все, что на заказ рисовал.

Даже не сильно сведущая в мировом художественном процессе Таня внутренне охает. Знает, конечно, что работы Гения подписаны и Иннокентием Савиновым, и SavIn, и Антипом Волковым, и Ан. Волков, и Ant Wolf. Но сейчас Гений вслух говорит, что все подписанное Саввиным, все, что теперь стоит миллионы доллларов и является вожделенной мечтой любого коллекционера, все это, по его оценке, просто «проституция». За искусство он это не считает.

— Так дальше и пошло — что-то стоящее подписывал именем волчонка Антипки. Так и стал Антипом и Волковым, а после и Ant Wolf.

— А те первые работы из «Театра тающих теней» вы подписывали?

— Конечно. Как же в шестнадцать-семнадцать лет без тщеславия! Еще как подписывал. С выпендрежем.

— Как?

— Настоящим именем — Савелием. Латиницей.

Берет со столика лист, быстро, размашисто ставит подпись SavVa.

— Можете на камеру показать, — просит Таня, памятуя, что снять перебивки и крупные планы не удастся.

Гений разворачивается к камере. Подносит лист ближе к объективу.

— Все мои ранние работы цикла «Театр тающих теней» подписаны так.

Молчит. Таня перебивать не рискует. Молчит. И добавляет:

— И все они обретают смысл только при просмотре на свет.

«Иннокентием Саввиным свою проституцию подписывал…»

Лицо Фабио Жардина нужно видеть — гримаса отчаяния, исказившая его, — лучшее лекарство для меня после ужаса последней недели.

Вулф своими собственными словами говорит, что хваленая коллекция «раннего Вулфа-Саввина», скупленная Жардином и его приемной мамочкой, не стоит ничего! Что сам Гений считал эти работы халтурой и проституцией.

Знаменитое вулфовское кольцо с синим камнем на мизинце Жардина ему уже не поможет — после смерти Гения скупал все, что только мог скупить, а на деле, кроме этого кольца, ничего ценного у него-то и нет.

Вернувшись в «Барракуду» из Лиссабона, где онлайн-билеты на выставку на все три изначально заявленных месяца распроданы за считаные минуты, а очередь за обычными билетами выстроилась вдоль Авенида де Берна на несколько кварталов, сидим в лаундже на крыше. С мамой, с прилетевшими ее мужем Олегом и моими так выросшими за лето братьями Левой и Леней.

И с обязательной на все случаи жизни консьержкой Мануэлой. И конечно же с Марией-Луизой, некогда разлучившей маму с ее нынешним мужем и немедленно появившейся, стоило только консьержке сообщить той, что Олег приехал. Сидим с Марией-Луизой, не будь которой в жизни мамы и Олега, и не родилась бы я. И с ее дочкой Эвой-младшей. И с отправленным Оленевым мне в помощь Паниным, который, как утверждает мама, гэбэшник. И с Витором Сантушем, и с его сыном и внуком. И даже с профессором Жозе Кампушем, которого отпустили из больницы.

И с полицейским комиссаром, который заехал с последними новостями. Да, Роза и Луиш арестованы, но спецслужбы вряд ли так просто отдадут своих агентов, пусть и бывших. Да, обвинение в пособничестве Жардин-младшей предъявлено, но у ее матери такие связи «в верхах», что можно практически не сомневаться, что той удастся выйти сухой из воды.

Фабио Жардин приехал к приемной матери и сестре, вместе забаррикадировались на вилле. Сидит там теперь с вулфовским кольцом на мизинце, кольцом с синим камнем, которое, кроме портрета Изабеллы Клары Евгении работы Брауэра, я нашла на «Портрете жены» Ван Хогволса.

— После взрыва пороховых складов в Делфте, при котором Ван Хогволс сильно пострадал, почерк его совершенно изменился. Что дало мне возможность предположить, что дальше за него писал другой человек. Скорее, даже два человека — в иных работах ощущается, как более уверенная рука правит уже написанное. Предположила, что за него дальше писала его жена Агата. Все работы, кроме одной. В «Портрете жены» ее рука не чувствуется. Но точно чувствуется рука Вермеера, который до этого учился у ее мужа. Вермеер мог помогать попавшей в тяжелую ситуацию семье учителя, править написанное Агатой. Но автор «Портрета жены» он. Предтеча и «Девушки с жемчужной сережкой», и «Девушки, читающей письмо у открытого окна». Помогая семье Ван Хогволса выдавать новые картины за работы главы семейства, подписать картину своим именем Вермеер не мог.

— А как тебе удалось найти «Театр тающих теней» Вулфа? — спрашивает Олег.

— У бабушки на антресолях. Мам, ты не знала?

Впрочем, могла бы у мамы и не спрашивать. Знаю же, что отношения с первой свекровью у нее не сложились и, что хранилось у Буси на антресолях, она знать не могла.

— У нее там много всякого хлама валялось, в том числе и антикварного. После ее смерти и своего неудачного замужества вернулась в ее квартиру, стала разбирать. Нашла проржавевшую жестяную коробку. В ней лежало несколько старых фотографий, даже не знаю, кто на них, дореволюционное издание «Подорожника» Ахматовой с каким-то письмом внутри, старая тетрадка со стихами, написанными тем же почерком, и эти рисунки. Стала разглядывать, что-то мелькнуло в голове. Посмотрела на свет и уже не сомневалась.