— На ребенке не отразится? Она на третьем месяце, — спрашивает Начальник у Врача.

А медсестра в перевязочной видит, как Олег меняется в лице.

— Вам плохо?!

Олег на старом месте их встреч около стенда в Лужниках, газеты на котором теперь пестрят перестроечными лозунгами и почти раздетыми девушками. Что-то пишет в углу свежего выпуска «Московских новостей» на полях интервью Михаила Бочарова про эксперимент по хозрасчету в народном концерне «Бутэк». Что именно пишет, не видно, из-за его спины выглядывает только последнее слово «…вместе».

— В конце апреля 1965 года испанский крестьянин нашел обожженные кислотой трупы генерала Делгаду и его секретарши ди Кампуш. Разразился дипломатический скандал. Старшему инспектору ПИДЕ Роза Казаку пришлось давать в Мадриде многочасовые объяснения.

— И все?!

— Хочешь спросить, ответил ли кто-то за убийство. Никто. Списали все на внутренние разборки оппозиции. Выборы прошли как обычно.

— Никогда про это убийство не слышала. Хотя уже работала на телевидении…

— На телевидении вы должны слышать то, что должны слышать. Для всего остального есть…

— Что есть?

— Да так, ничего… Вместо наказания всех повысили. Руководитель группы Роза Казаку стал начальником информационной службы ПИДЕ, инспектор Рамуш, который изображал представителя несуществующего оппозиционного генерала, с солидным повышением отправился в колонии в Анголу, он сейчас преуспевающий адвокат. Монтейру тоже с повышением отправили в Мозамбик. Тиензу был повышен в должности до инспектора, до сих пор служит в ПИДЕ.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? Доказать, что я не знаю, в какой стране живу?

— Для этого тоже, конечно. Но… Все гораздо хуже.

Уже полчаса Эва не может выйти из машины, хотя давно нужно подняться в квартиру, отпустить мать, чтобы та успела на автобус. Витор довез ее до дома после эфира. Разговор затянулся. И все время Витор внимательно оглядывается по сторонам. Улица в такое позднее время пуста.

— Когда ты последний раз слежку за собой замечала?

— Слежку?! «Последний раз»?! Ты смеешься?! Поклонники всегда стоят у телестанции. А теперь еще и этот адрес узнали.

— Давно? Этот адрес давно узнали?

— С начала января примерно. Мы недавно сюда переехали. Дом еще не полностью заселен.

— Как они выглядят?

— Кто? Поклонники? Разные. В последние дни чаще какой-то с кривым носом. Мне все кажется, я его где-то видела, не могу вспомнить где.

— А другой? Ты говорила что-то про беспалого.

— Не то чтобы беспалого. У него одной фаланги нет на указательном пальце левой руки. Кажется, я их прежде где-то видела… Но какая связь между убийством генерала и секретарши девять лет назад и людьми под моим окном?

— У Монтейру, непосредственного убийцы генерала Делгаду и его секретарши, нет одной фаланги на указательном пальце левой руки. Знаю еще по Мозамбику, там он тоже был замешан в организации убийства лидера оппозиционного движения.

Витор чуть опускает стекло и закуривает.

— Такие телезвездам не поклоняются. Такие слежку ведут.

— Зачем я им?

— Затем, что ты работаешь в прямом эфире. Затем, что тебе верит страна. Затем, что, случись что, ты можешь донести до этой страны правду. И затем, что есть те, кто заинтересован, чтобы ты эту правду не донесла…

— Какую правду?! В прямом эфире я читаю заверенные цензором тексты. И что такое может случиться…

— Все…

Витор замолкает. Будто решает, говорить или нет.

— Помнишь, ты пошутила про заговор капитанов.

— Твои приятели тогда так на меня посмотрели, что быстро усвоила — с вами, военными, лучше не шутить. Не понимаете вы шуток.

— Это не шутка. Это действительно заговор.

Горечь во рту. Липкий пот по спине. Предательский, холодный.

— И мы капитаны. Почти все. Один лейтенант, три майора, остальные капитаны. И генералы обещают, что будут с нами. Обещают… Но пока у нас «заговор капитанов».

Стоит ли у него в машине прослушка?

Записывают сейчас их разговор?

Что она должна ответить?

Сам Витор все же «оттуда»? Знал, что ее вызовут в ПИДЕ. Оказался около здания ровно когда ее отпустили. Теперь проверяет, поддастся ли она на провокацию оппозиционеров, если они захотят через нее выйти в прямой эфир.

— Это невозможно! Даже если я сойду с ума, что маловероятно, и решу совершить акт публичного самосожжения и говорить в эфире то, что не заверено цензором, я не успею дочитать текст до конца. Меня вырубят из эфира. Всю смену дня уволят. Что там «уволят» — посадят… Сказать я не успею ничего, а люди пострадают.

— К тому времени, как ты закончишь эфир, уже никого не уволят. Тем более не посадят. Власть уже будет в других руках. В наших.

Эва хочет выйти из машины, но дверь не открывается.

— Открой!

— Что?

— Открой дверь! Сейчас же. В ПИДЕ на тебя не донесу, скажи и на том спасибо.

— Эва!

— Гадала — человек ты или стукач. А ты провокатор.

— Эва, послушай…

— И слушать не собираюсь! Немедленно открой!

Витор выходит из машины, обходит ее и открывает дверь с ее стороны.

Она хлопает дверью. Уходит.

Поднялась в квартиру, отпустила мать, которая в кои веки не стала читать ей нотацию, так торопилась на автобус. Из-за занавески в окно посмотрела, что мать дошла до остановки ровно когда нужный ей автобус появился из-за угла, успела в него сесть.

Мать успела, уехала, а Витор еще сидит в своей машине, не уезжает. Закуривает. Вечный ее поклонник около рекламной тумбы начинает суетиться, бежит к телефону-автомату на углу. Поклонник тоже ревнует к Витору? И кому же он звонит?!

Витор трогает с места. Поклонник, бросив трубку, бежит к проезжей части, вскинув руку, останавливает такси, машет рукой вслед машины Витора — за ним. И стремительно уезжает.

А она так и стоит у окна. Минуту. Две. Десять… Пока не замечает, что место у рекламной тумбы занял другой… поклонник. Где-то она его уже видела.

Поклонник?

Предупредить Витора о слежке оказывается сложнее, чем казалось. Даже если у них заговор, в котором она не должна участвовать, предупредить о слежке все равно нужно. Не хочет же она, чтобы всех этих наивных капитанов арестовали.

Оставленные Витором телефонные номера не отвечают — до работы он еще не доехал, домашнего номера не оставлял. Не хочет, чтобы она домой ему звонила? Интересно, он женат? Никогда не спрашивала. Скорее всего, женат. Военные женятся рано. Дети, наверное, по возрасту как ее дочки или старше.

Нужно поехать в телецентр, найти контакты Генштаба, позвонить. Телезвезде не откажут, скажут, где искать капитана Сантуша. Только дочек завезти маме в Алфаму. Может, у нее после слов Витора уже паранойя, но оставлять девочек одних в пустой квартире с таким «поклонником» под окнами опасно.

Быстро, быстрее, затолкать дочек, их сумки, их кукол в свой недавно купленный с рук «Бьюик»… Поправить зеркало заднего вида… и заметить, что второй поклонник быстро садится в припаркованную за рекламной тумбой машину и трогает следом за ней…

И ни на одном из поворотов в другую сторону не сворачивает. Так и провожает до дома матери и потом до телестанции.

Номер телефона, по которому соединяют с капитаном Витором Сантушем, она все-таки находит.

Через пятнадцать минут он ждет ее около телестанции. Выслушивает ее рассказ про слежку, кивает.

— Почему ты так уверен, что я стану вам помогать?

— Потому что ты дочь своего отца.

Ужас жаром обдает ее с ног до головы.

— Салазара?!!

— Здравствуй…те.

— Как дела?

Напротив него сидит незнакомый провинциальный увалень с кривоватыми верхними зубами и раздражением от плохой бритвы на правой щеке.