Рук сделает это.

В голове звучит эхо.

Рук поможет ей справиться с горем, чтобы она не была одинока. Парни будут опираться друг на друга. Они будут заставлять друг друга двигаться вперед, потому что это то, что мы делаем. Мы движемся вперед.

– Я... я люблю тебя, – я задыхаюсь, невозможно холодно цепляясь за сознание, но сон – это песня, которую я не могу заглушить. У него сильные руки, и он затягивает меня в себя.

Коралина расплывается в тумане. Я не вижу ее лица и надеюсь, что она слышит эти слова и знает, что они всегда предназначались ей.

– Не надо, пожалуйста, – умоляет Рук, но умолять некого.

Бога здесь нет.

Ибо тень и долина принадлежат мне.

Я не боюсь зла.

– Клянись м-м...

Мой голос больше не работает. На этот раз он покидает меня навсегда.

– Я обещаю, Сай. Клянусь на Стиксе, она со мной.

– Нет! Рук, не говори так. Черт возьми, не говори так. Он в порядке, хорошо? Не говори так! Он в порядке. Малыш, ты в порядке...

Ее голос звучит как заклинание на расстоянии.

Я не думаю, что ее колдовские губы способны произнести заклинание, которое остановит это. Не тогда, когда это кажется таким неизбежным. Смерть всеобъемлюща. Она покрывало. Щит.

– С тобой все в порядке. Я тебя люблю. С тобой все будет в порядке. Я тебя люблю.

В пространстве витают громкие звуки, но темнота – это комфорт. Она приходит ко мне, когда уходит холод, и ничто не берет верх.

Я – воздух и все, что между ними.

Я безграничен.

35. ХОЛОДНЫЕ НОГИ

Сайлас

Ничего не болит.

Я ощущаю оцепенение, которое окутывает меня, словно куртка, призванная защищать от боли. Яркий свет ослепляет меня, когда я моргаю, пытаясь приспособиться.

Когда я смотрю вниз, меня окутывает жуткая тишина, высокая трава доходит мне до пояса, колышется вокруг моего тела, но ветра нет. Передо мной раскинулись яркие цветы, бесконечные по длине и цвету.

Полевые цветы такие яркие, что у меня режет глаза, но пчелы не жужжат.

Я протягиваю руку вниз, не в силах почувствовать зеленые стебли под ладонью, хотя они обвиваются вокруг моих пальцев. Это одновременно и все, и ничего.

Ощущение того, что я жив, но не живу по-настоящему, было ошеломляющим. Вся красота вокруг меня была насмешливой, даже жестокой. Это показало мне жизнь во всей ее чудесности, но оставило меня в ловушке внутренней пустоты небытия.

– Сайлас!

Чей-то голос нарушает тишину вокруг меня. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть назад, но ничего не вижу, только мили и мили цветов. Когда я поворачиваюсь обратно, хмурюсь, вдали начала вырисовываться фигура.

С каждым шагом она становилась все более четкой.

– Сайлас! – она снова кричит, на этот раз я вижу улыбку на ее лице, радость, которая окружает ее, словно нимб.

– Рози? – я задыхаюсь, произнося ее имя, слезы ручьем текут по моим щекам. Слезы радости от того, что с ней все в порядке, что она счастлива, что она здесь. Но они также пропитаны страданием, печалью, потому что я мертв.

Я умер и оставил Коралину одну.

Она останавливается в нескольких футах от меня, волны рыжеватых волос обрамляют ее лицо, на ней тот же наряд, что и в день нашей последней встречи.

– Я хотела прийти попрощаться, – она наклоняет голову, веснушки на ее щеках покрываются морщинками, когда она улыбается мне. – В прошлый раз мы так и не попрощались.

Мое тело, моя душа годами чувствовали тяжесть. Меня тяготило то, что я так и не попрощался с ней, что я был последним человеком, которому она доверила увидеться с ней перед тем, как ее убили.

– Мне очень жаль, Рози. Прости, что отпустил тебя домой одну, – мой голос звучит приглушенно для моих собственных ушей, но я знаю, что она слышит его, потому что она начинает хмуриться. – Прости, что я не защитил тебя, хотя обещал, что сделаю это.

– Это была не твоя вина, Сайлас. Я умерла, и в этом не было твоей вины.

Ее голос мягкий, ласковый, успокаивающий. Так похоже на нее.

– Ты не виноват в моей смерти, – ее улыбка возвращается, юность в ее чертах заставляет мою грудь гореть. Она так и не познала жизни, ей так и не удалось стать кем-то. Розмари была миром возможностей, обернувшимся трагедией. – Я умерла, и это нормально – простить себя.

В глубине души я слышу голоса. Рев и крики где-то вдалеке, но позади меня ничего нет. Чувство онемения начинает покидать меня, мои кости обретают тяжесть, и я чувствую ноги.

– Мои ноги замерзли.

У меня замирает сердце, когда я опускаю взгляд и вижу ее бледные ноги без носков. Слезы обжигают мои глаза, и я позволяю им упасть. Я хочу вернуть ее, забрать с собой, чтобы у нее был шанс почувствовать жизнь. Чтобы она снова увидела Сэйдж, чтобы снова влюбилась.

Я хочу дать ей бесконечные возможности. Я так сильно хотел этого для нее.

– У тебя всегда мерзли ноги без носков, – говорю я, горло сжимается.

– Эй, Сайлас? – ее голос теперь звучит шепотом, а цветы между нами начинают увядать. Холод возвращается в мое тело, и как бы сильно я ни хотел, чтобы Рози была счастлива, я хочу вернуться.

Я хочу вернуться к Коралине, потому что не могу оставить ее одну.

Я – разрушитель ее проклятий.

Я не могу стать еще одним человеком, которого она потеряет, любя. Я хочу быть тем человеком, который докажет, что ее можно любить, громко и бесконечно, не находясь при этом мертвым.

– Да? – спрашиваю я.

Розмари наклоняет голову, и сонная улыбка появляется в уголках ее исчезающего лица. Она погружается в покой.

– Можешь понести меня в последний раз?

Я хочу вернуться, но это? Это было «прощай», которое я так и не смог сказать человеку, проявившему ко мне доброту. Это было прощание с человеком, который показал мне, как любить, так что к моменту встречи с Коралиной я уже умел это делать. Кто научил меня так многому о себе еще до того, как я понял, кто я такой?

Это было прощание с чувством вины за то, что меня не было рядом.

Итак, я смотрю на нее в последний раз, зная, что до конца своих дней буду хранить любовь, которую мы с Розмари Донахью разделили навсегда. В знак памяти о ней и благодарности за все, что она сделала.

Она умерла, зная, что была любима многими, и это все, о чем каждый из нас может мечтать в конце своих дней.

– Всегда, девочка Рози.

36. ШЕСТНАДЦАТЕРИЧНЫЙ КОД

Коралина

Три месяца спустя

– Лилак! Ты опоздаешь! – кричу я из конца коридора.

Я слышу раздраженные шаги, доносящиеся из ее спальни. Я качаю головой, когда она появляется передо мной, перекидывая сумку через плечо.

– Как они хотят, чтобы мы чему-то научиться в такую рань, – она ворчит, протирая сонные глаза.

– Это твой выпускной год, как ты еще не привыкла к этому? Тебе нужно начать ложиться спать раньше.

– Сайлас говорит, что быть ночной совой – признак ума, – она бормочет, зевая, ее светлые волосы собраны в пучок. Я улыбаюсь ей: в последнее время они вдвоем все чаще ополчаются против меня.

Думаю, это потому, что Сайлас боится быть плохим парнем, ведь он знает, что одобрение Лилак много значит для меня. Поэтому он в основном балует ее.

– Твоя теннисная сумка у двери, бейгл с дополнительным сливочным сыром на стойке. Хорошего дня, Ли, – я наклоняюсь и целую ее в щеку.

Прежде чем я отстраняюсь, она притягивает меня к себе и обнимает, заставляя меня рассмеяться.

– Я люблю тебя, Коралина. Спасибо тебе, что ты счастлива.

У меня щемит сердце.

– Спасибо, что помогла мне обрести счастье.

Я смотрю, как она идет к входной двери, выскальзывает за порог и направляется в школу, а затем я иду в свою домашнюю студию.