Ее маленькие ладошки пробегают по краям моего пиджака, убирая несуществующие ворсинки с моих плеч. Движение фальшивое, но ее глаза сияют искренностью.

– Но нет, – она дарит мне улыбку одними губами, быструю, нежную. Отвергая меня с изяществом. – Ты не захочешь привязываться к кому-то вроде меня. Это моя ответная услуга. Если ты веришь всему, что говорит тебе этот город? Поверь, что я проклята.

10. ПОЗДНЯЯ НОЧЬ

Коралина

Мои руки дрожат, когда я зажимаю кнопку питания на боковой панели телефона, наблюдая, как экран становится черным. Неотвеченные текстовые сообщения исчезают, когда я спокойно опускаю iPhone в мусорное ведро рядом с собой, слушая, как он ударяется о дно металлического контейнера.

Обеими руками хватаюсь за раковину, опускаю голову между плеч и вздыхаю.

Ты скучала по мне?

Ты забыла, на что похожа моя любовь?

Сегодня на тебе было платье моего любимого цвета.

Ты помнишь, что происходит, когда ты игнорируешь меня, девочка Цирцея?

Даже запертая в этой уборной закусочной, где мне видны все четыре угла, я все равно хочу оглянуться через плечо.

Я качаю головой, стискиваю зубы, чувствуя, как из глаза капает слеза.

Ночи длинные.

Я не помню, когда в последний раз мне удавалось выспаться, но сейчас часы тянутся так медленно. Мои глаза не закрываются, и я провожу время, сидя в своей гостиной, уставившись на входную дверь, с маленьким пистолетом на коленях, в ожидании.

Эти сообщения никогда не были розыгрышам. Это не шутка.

Это был он.

Я ждала этого момента с тех пор, как вышла из подвала. По-моему, ничего не изменилось, может быть, кроме того факта, что я больше не чувствую себя сумасшедшей, зная, что все внутри меня перевернулось с ног на голову. Я знала, что он вернется за мной.

То, что Стивен Синклер на свободе, ничего для меня не меняет.

За решеткой он держал меня в плену, и сейчас он будет делать то же самое.

Я готова к встрече с ним, и когда он появится, а я знаю, что он появится, я пущу ему пулю в череп.

Я сказала Сайласу правду две ночи назад. Я не хочу мстить. Я не хочу убивать его в качестве мести. Во мне нет желания морить его голодом месяцами, неделю кормить только сырым мясом в наказание за то, что он не признает правильных вещей. Мне не нужно ломать ему правую лодыжку или вывихнуть его плечо, чтобы почувствовать себя защищенной.

Я хочу, чтобы он умер.

Чтобы его больше не было на этой мерзкой планете. В моей жизни. В моей гребаной голове.

Я не боюсь его. Я устала от его игр.

Я выдыхаю, глядя на себя в зеркало в уборной. Быстро наношу консилер под глаза, скрывая фиолетовые мешки. Слегка встряхнувшись, я несколько раз пытаюсь изобразить улыбку.

Когда я убеждаюсь, что все выглядит правдоподобно, то выхожу в коридор, где меня встречает запах масла для жарки. Чем ближе я подхожу к главному обеденному залу, тем громче становится шум разговоров.

Закусочная «У Тилли» – это центр Пондероза Спрингс, одно из немногих заведений, которое не обновлялось с семидесятых годов и, похоже, больше подошло бы для маленького провинциального городка, чем для нашего.

Сюда часто заходят старшеклассники и студенты колледжей, но чего они ожидают? Это единственное заведение, которое работает круглосуточно. Где еще наркоманы и страдающие бессонницей собираются раздобыть еду?

Сегодня мы с Лилак не являемся ни теми, ни другими.

Я возвращаюсь в нашу угловую кабинку рядом с большим окном. Темнота сосен простирается на многие мили сразу за светящейся неоновым светом вывеской гравийной парковки.

Лилак ухмыляется, откусывая очередной кусок своего чизбургера с чили, капли соуса стекают по ее рукам, и это вызывает искреннюю улыбку на моих губах, когда я беру картофель фри.

– Не могу поверить, что ты вегетарианка, – ворчит она, с набитым ртом. – Это кажется незаконным.

– Через пять часов тебе будет плохо, – говорю я.

В восемь утра у нее тренировка. Если бы я была ее родителем, я бы сказала ей, чтобы она шла спать, когда она пришла в мою гостиную в пижаме и кроссовках и попросилась сходить поесть. Однако я не ее мать. Я ее сестра.

Ее высокий хвост, зачесанный назад, подпрыгивает, когда она качает головой и откусывает еще кусочек, чтобы доказать свою точку зрения. Лилак – потрясающая теннисистка. Лучшая из всех, кого когда-либо видела школа Пондероза, и это не потому, что у нее природный дар.

Она дисциплинирована сверх меры, сосредоточена и полна решимости стать лучшей.

Эта черта досталась ей от отца. Однако ей удается балансировать между стремлением к успеху и любовью к жизни гораздо лучше, чем мне или нашему отцу.

В тех случаях, когда ей хочется гамбургеров, я ее угощаю. Даже если сейчас три часа ночи, а я ненавижу «У Тилли». Она заслуживает таких коротких мгновений счастья, как эти.

– Твой бэкхенд¹⁵ вчера выглядел хорошо.

– Спасибо, – она ухмыляется, глотая еду. – Тренер говорит, что если я буду продолжать в том же темпе, то снова попаду на национальные соревнования.

Школа только что закончилась, а тренировки – нет. В апреле начинается межсезонье, и у нее есть все лето, чтобы поработать, прежде чем снова начнутся игры. Режим, которого она придерживается в межсезонье, строгий, но ей это нравится.

Я обязательно приезжаю за ней, чтобы забрать и накормить. Иногда я отвожу ее в стеклянный особняк, где живут родители, но большую часть времени она проводит со мной, уютно устроившись в моей свободной спальне.

Реджина и Джеймс хотят, чтобы она была дома, только когда приходят гости.

– Конечно попадешь. Ты лучшая теннисистка, которую я знаю.

Она закатывает глаза, откладывает бургер и вытирает руки, чтобы взять свой телефон, заваленный миллионом уведомлений. Каково это – быть подростком и иметь так много людей, с которыми можно поговорить?

Неужели, взрослея, мы просто жаждем тишины?

Или мы отдаляемся от людей из соображений выживания?

– Я единственная теннисистка, которую ты знаешь, Кора.

Лилак ухмыляется, глядя на экран, и закусывает нижнюю губу, прежде чем ее пальцы начинают бегать по экрану. Похоже, она решила ответить на сообщение как можно быстрее. Есть только одна причина, по которой вы так смотрите в телефон, и это не мемы с котиками.

– Кто этот мальчик? – спрашиваю я, игриво приподнимая бровь.

На ее губах появляется лукавая улыбка.

– Девочка.

Я беру еще одну картошку и макаю ее в стакан с ванильным молочным коктейлем, стоящий передо мной.

– О? Я думала, ты завязал с девушками после того, что случилось с Брит?

Она отмахивается от меня.

– Это было три месяца назад. Я с этим покончила. В любом случае, у нас были свободные отношения.

Я смеюсь над тем, как же ей подходит этот ответ.

С тех пор, как Лилак научилась говорить, она была сама по себе маленькой личностью, которую не беспокоили ограничения и правила, установленные миром. Когда я пытаюсь вспомнить, что было до похищения, у меня в голове остаются только воспоминания связанные с ней.

Она сделала свои первые шаги в десять месяцев, потому что отказывалась ползать. Мне только что исполнилось шесть, и она успела сделать пять шагов вперед, прежде чем упала в мои протянутые руки. Мы обе оказались на полу.

Я помогла ей вырвать первый зуб, когда ей было пять. Я увидела в интернете трюк с веревкой и дверной ручкой. Когда я попыталась захлопнуть дверь, чтобы выдернуть зуб, она закричала, сказав, что разберется самостоятельно. Реджина злилась из-за крови на полу. В ту ночь мы смеялись над этим под одеялом.

До своих восемнадцати лет, я делала ей прически по любому поводу. Заклеивала ее колени пластырем, когда она решила стать профессиональным скейтбордистом. Учила ее, как наносить макияж и ориентироваться в искусстве месячных. Я держала ее за руку во всех ее кошмарах, прогоняла монстра под ее кроватью и часами позволяла ей бросать в меня теннисные мячи, как в мишень.