– Мне так жаль, – всхлипывает она, ее тело дрожит. – Я не знала, Кора. Клянусь, я не знала.

Под шум волн я слышу шаги Сайласа, который подходит достаточно близко, чтобы слышать наши слова, но при этом дает нам возможность побыть наедине.

– Все в порядке, – успокаиваю я, поглаживаю ее волосы и хмурюсь. – Что случилось, Ли? Чего ты не знала?

Этот вопрос вызывает еще один всхлип из ее горла, еще больше слез и икоты. Я пытаюсь подготовиться к худшему, приготовиться к тому, что она скажет, но она просто плачет, слишком напряженная, чтобы говорить.

– Лилак, посмотри на меня, – я зажимаю ее голову между ладонями, поднимая ее лицо так, чтобы смотреть на нее сверху вниз. – Очень важно, чтобы ты рассказала мне правду, хорошо? Все, что случилось. Я обещаю тебе, что не расстроюсь.

– Я такая глупая, Кора. Я должна была знать лучше. Ты учила меня, но я думала… – у нее перехватывает дыхание, прежде чем она снова начинает говорить. – Это казалось настоящим. Это было так чертовски реально для меня.

Я молчу, давая ей время выговориться. Чтобы она произнесла слова так, как ей нужно. Мои зубы впиваются во внутреннюю часть щеки, предвкушая.

– Я должна была впервые встретиться с Рис. Мы договорились встретиться здесь, так как обе любим пляж. Я была так взволнована, что приехала на тридцать минут раньше. Но появилась не Рис.

Моя кровь холодеет, ветер становится ледяным.

– Кто это был? – спрашиваю я.

– Стивен, – большие, жирные слезы капают из ее глаз, когда она смотрит на меня. Все, что я вижу, – это боль. – Рис никогда не существовало. Все это было уловкой, чтобы добраться до тебя. Все эти подарки, разговоры по ночам. Это была игра. Это был он.

Я чувствую так много и в то же время ничего не чувствую.

Меня охватывает оцепенение.

– Какие подарки?

– А?

– Что за подарки он тебе прислал?

– Цветы, – бормочет она, ее плечи успокаиваются, а тело перестает дрожать. – Экземпляр книги «Цирцея» с комментариями и пара рисунков углем.

Вернулась прежняя тошнота.

Он подарил ей мои рисунки, те самые, что висели на стенах той бетонной камеры, где он наблюдал за каждой мерзостью, которую сотворил со мной. Он подарил моей младшей сестре мою травму.

– Это... – прочищаю я горло, – это цветы были похожи на вывернутые тюльпаны?

Как будто мне нужно еще одно доказательство того, что это действительно он заманил ее. Как будто я и так не верю каждому ее слову. Мой разум все еще отрицает это. Возможно, так было с тех пор, как я услышала новость о его побеге. Мне нужны были конкретные доказательства.

Что он действительно вернулся за мной.

– Да, он сказал, что они называются подснежниками. Почему? – спрашивает она, выглядя растерянной, совершенно не понимая, что подарки, которые она получила, были для меня.

Стивен издевается надо мной.

Мои рисунки углем.

Книга с моим прозвищем.

Цветы, которые он приносил мне.

– В «Одиссее» Гомера Гермес дал Одиссею молибден, волшебную траву, чтобы защитить его от магии Цирцеи. Биолог назвал подснежник настоящим молибденом, – рассеянно произношу я, выплевывая слова, которые он сказал мне однажды ночью. – Стивен часто говорил мне, что, когда я ему надоем, и он будет готов меня отпустить, он заставит меня ими подавиться.

Я говорю это вслух не для того, чтобы она узнала, не для того, чтобы кто-то узнал. Слова просто вырвались наружу, как будто воспоминания нужно было произнести вслух.

Это подходит для него.

Видеть себя героем, Одиссеем, в нашей истории.

А я – злая, коварная Цирцея, которая обманом втянула его в любовь, заставив остаться со мной. Я не оставила ему выбора, говорил он мне. Это все моя вина, – говорил он, поглаживая мои волосы.

Проклятие в моей крови, эти колдовские глаза не позволили ему продать меня. Он должен был оставить меня у себя. Я заставила его держать меня там, в подвале. Он был пленником моей любви, моего тела и души.

Именно из-за моего проклятия он не мог меня отпустить.

Чего нельзя сказать о моей сестре.

Я выпускаю Лилак из объятий и поворачиваюсь так, чтобы видеть Сайласа, который стоит чуть позади меня, не шевелясь, и наблюдает за мной с тем же пассивным выражением лица, что и всегда.

В нем нет ни печали, ни сочувствия, только мертвые глаза.

– Нам нужно поговорить.

13. ЭТО НЕСЧАСТНОЕ СЕРДЦЕ

Коралина

– С ней все в порядке? – слышу я, как только закрываю за собой дверь.

Сайлас прислоняется к темному гранитному острову на своей кухне, скрестив руки на груди, и смотрит на меня. Его дом именно такой, каким я его себе представляла, хотя я об этом и не думала. Просто по дороге сюда я на мгновение представила его.

Здесь пахнет свежим кофе и его одеколоном – успокаивающая смесь.

Он дорогой, с грубым мужским характером. Открытая планировка с темным деревом и черными акцентами, угрюмая и пропитанная его запахом. Две спальни, приглушенное освещение, стены, выкрашенные в глубокий угольный цвет, – лучшее, что можно купить за деньги в Пондероза Спрингс.

Минималистичный интерьер, я уверена, созданный дизайнером, и идеально подходящий ему.

Отсутствие цвета, чистота – все это так отличается от моей квартиры, это физическое отражение нашей непохожести.

– Нет, – я тяжело вздыхаю, в груди напряжение. – Но она спит, и со временем все будет хорошо.

Я не лгала, когда сказала, что нам нужно поговорить, но я также не собиралась оставлять Лилак одну. Его квартира ближе к бухте, чем моя. Она заснула в машине, а это означает, что сегодня я, скорее всего, буду спать на диване Сайласа Хоторна.

Ближе, чем я когда-либо хотела быть к нему.

Я прохожу через гостиную на кухню и встаю на противоположной от него стороне острова, опираясь руками на прохладную поверхность. Подвесные светильники мягко освещают его лицо, и я не могу удержаться, чтобы не пересчитать несколько веснушек, которыми усыпаны его щеки и нос.

– Спасибо, – говорю я ему, проглотив свою гордость и понимая, что он заслуживает искренней благодарности с моей стороны. Даже если это происходит только сейчас. – За все.

Он смотрит на меня секунду, а затем берет белую квадратную коробку, лежащую перед ним, и открывает ее большим пальцем, чтобы показать медицинские принадлежности.

– Я в порядке. Я не...

– Я и не спрашивал, – вмешивается он, хватая несколько предметов и направляясь на мою сторону острова. Я наблюдаю, как Сайлас раскладывает бинт, пластырь и, как я предполагаю, перекись водорода. – Не хочу, чтобы ты истекала кровью на моей кухне.

Не спрашивая, он тянется вниз, осторожно поднимает мою руку и переворачивает ее ладонью вверх, после чего развязывает кусок ткани, пропитанный кровью.

Я не могу не вздрогнуть при виде пореза. Я почти не чувствовала его, пока адреналин не иссяк. Запах антисептика обжигает мне нос, когда он промывает рану. Жжение сильное, но я остаюсь неподвижной, словно его пальцы, обхватившие меня, – это якорь.

– Тебе нужно что-нибудь съесть, – бормочет он, обматывая бинтом мою руку. – У меня в холодильнике есть остатки говядины и брокколи. Могу разогреть для тебя.

Я качаю головой, глядя на него, пока он сосредоточенно рассматривает мой порез.

– Я не ем мясо.

– Ты вегетарианка?

– Технически, но все равно ем рыбу. Ты удивлен? Считаешь меня мясоедом? – я приподнимаю бровь, пальцами нащупывая пульс на запястье. Интересно, считает ли он мое учащенное сердцебиение?

В Сайласе есть какая-то мягкость, о которой никогда не говорилось в сплетнях. Спокойствие, о котором не упоминалось в суровых историях. Как будто он чувствует мои эмоции, эмоции всех, кто его окружает, и точно знает, когда требуется его внимание.

– Не удивлен, просто любопытно.

Когда он заканчивает, то поворачивается ко мне спиной.