Я имею в виду, что даже если бы моя вторая половинка спустилась прямо с небес и судьба написала большими печатными буквами в зеркале, что этот человек – тот самый. Я бы все равно развернулась и ушла, словно не замечаю его.
– Мне нравится быть одной, Ли. Меня это не беспокоит.
Я отставляю табурет, убираю вещи для уборки в шкаф и прислоняюсь к одному из деревянных столов, на котором стоит массив небольших глиняных скульптур.
– Да, беспокоит.
Мои брови взлетают в удивлении.
– Прости?
–Никому не нравится быть одному, особенно тебе, Кора. Я понимаю, тебе нравится демонстрировать миру свою холодную, отстраненную версию, которая огрызается на людей, если они приближаются. Я не виню тебя. Но не лги и не говори, что тебе это нравится. Я тебя знаю.
Она младше меня, но не глупа. Я не могу оградить ее от всего, и, хотя она не все понимает, Лилак не нужны подробности. Она просто знает, что ее старшая сестра уже не та, которая исчезла той осенней ночью.
– Мне перечислить тебе деньги на Cash App или Venmo13 за терапию?
– Давай я приду к тебе вечером и приготовлю ньокки с коричневым маслом. Будем считать, что мы квиты.
Я слегка смеюсь.
– Во сколько…
– О боже, – внезапно говорит она.
Тон нашего разговора меняется с непринужденного на более тревожный. Моя рука тянется к телефону, я бросаю то, что делала, и начинаю оглядываться в поисках ключей, готовая немедленно ехать в дом наших родителей.
В телефоне она снова и снова повторяет:
– О боже, о боже. Этого не может быть, этого не может быть.
– Лилак, – мой голос резок, я пытаюсь вывести ее из паники, чтобы понять, что происходит. – Что случилось?
– Коралина, я... – заикается она. Страх засунул руку ей в горло и душит голосовые связки. – Новости. Включи новости.
Мое замешательство смешивается с беспокойством. Я напоминаю себе, что нужно дышать, сосредоточиться на каждом вдохе и выдохе. Когда я нахожу пульт от телевизора, он выскальзывает из моих потных ладоней и шлепается на пол.
Каким-то образом нажимаю кнопку включения, и экран загорается на случайном канале. Должно быть, экстренная новостная повестка заняла все местные каналы.
Голос ведущего новостей требует моего внимания, пока я пытаюсь вникнуть во все, что он говорит. Его голос усугубляет хаос, который бурлит внутри меня. Смятение, кости и зубы. Могилу моей травмы раскапывают с особой тщательностью.
– Коралина! Кора! Ты в порядке? Где ты? Я уже в пути…
В отдалении я слышу голос Лилак, когда мой телефон выскальзывает и падает. Колени не выдерживают моего веса, и я, спотыкаясь, двигаюсь вперед. Я тяну вперед руку и ударяюсь о стол, пока изо всех сил пытаюсь удержаться на ногах, чтобы не рухнуть на пол.
Я знала, что это сообщение не было розыгрышем или какой-то случайностью. Я должна была довериться своим инстинктам. Надо было раньше вытащить нас с Лилак отсюда.
Передо мной появляется экран, окрашенный в красный цвет. Слева – необычный снимок, на котором запечатлено лицо, которое я знаю наизусть. Запах Old Spice ударяет мне в нос, вызывая головокружительную тошноту, от которой мое тело покачивается.
– Срочные новости. Вчера вечером из тюрьмы Римонд сбежал заключенный. Нам сообщили, что заключенного зовут Стивен Синклер, он был арестован чуть более двух лет назад за участие в национальной организации по торговле людьми в целях сексуальной эксплуатации. Правоохранительные органы считают его вооруженным и опасным.
Какая-то больная часть меня испытывает облегчение. Наконец-то игра в ожидание закончилась. Это никогда не было «если», всегда было «когда». С того момента, как я вышла из подвала, он пытался найти дорогу ко мне.
Я жила на грани, с затаенным дыханием, ожидая возвращения моего бугимена.
На экране снова появляется лицо Стивена. Мою грудь распирает, и я чувствую, как открываются шлюзы.
Я рассказала им. Я рассказала им всем. Кричала об этом несколько дней.
Я была его Цирцеей, и Стивен Синклер всегда возвращался за мной.
7. ПАДАЮЩИЕ ТЕНИ
Сайлас
Воющий ветер хлещет меня по лицу, пока я пробираюсь по едва заметной тропинке, заросшей кустарниками и деревьями. В воздухе витает запах соли, а когда я подхожу к началу тропы, то вижу длинный участок земли, который исчезает за горизонтом.
Три силуэта выделяются на фоне темнеющее небо.
Пик возвышается над изрезанным побережьем Орегона, заслоняя собой бухту Блэк Сэндс, пляж, о котором знают только местные жители. Я слышу, как волны разбиваются о зубчатые скалы, и один этот звук навевает воспоминания.
Мои ноги не ступали на эту землю с тех пор, как мы все расстались. Пик – уединенный, тайный, наш. Здесь мы выросли, разошлись в разные стороны, а теперь воссоединились.
С того момента, как мы нашли это место, оно стало нашим.
Завывания ветра доносятся из города у побережья. Город, который мы слишком долго называли своим домом. Это был наш переломный момент. Нам надоело жить в месте, где за каждым углом, вымощенным булыжником таится предательство и секреты.
Солнце медленно садится, скрываясь за облаками, пока я иду дальше к краю обрыва.
– Добро пожаловать домой, – приветствую я всех троих, мой голос подхватывает ветер.
Рук поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его светло-каштановые волосы выглядывают из-под козырька. На его лице улыбка, когда он заключает меня в крепкие объятия, как будто мы видим друг друга впервые с тех пор, как они вернулись. Но это Рук, и иногда ты просто должен позволить ему делать то, что он хочет.
Дым. От него всегда пахнет дымом.
Я похлопываю его по спине, отстраняясь, и киваю в сторону Тэтчера в знак молчаливого приветствия, его руки засунуты глубоко в карманы брюк, чтобы избежать физического контакта. Алистер последним переводит взгляд с обрыва, кожаная куртка натянута на его плечи.
Я уверен, что это та самая, со времен школы.
– С девочками все в порядке?
– На данный момент захватили мой дом, – ворчит Тэтчер.
– Никто не в восторге от того, что будет жить с тобой, кактус. Не выгляди таким обеспокоенным по этому поводу.
– Всего одна ночь после возвращения, а Рук уже кого-то убил, – челюсть Алистера дергается, и он расстроенно проводит рукой по губам. – Это место – черная гребаная дыра, а не дом.
– Я никого не убивал. Я накачал кое-кого наркотиками и помог ему спрыгнуть с моста. В глазах закона это две совершенно разные вещи.
Тэтчер закатывает глаза.
– Ты проучился на юридическом факультете всего две секунды. Остынь.
– На две секунды дольше, чем ты, – бормочет Рук, набирая в руку Скитлс и запихивая их в рот. – Возможно, эти секунды тебе еще пригодятся, когда ты зарежешь не того человека.
Нам всем будет по восемьдесят лет, а мы все еще будем спорить, как дети. А может быть, мы с Алистером будем разнимать старческие версии Рука и Тэтчера.
Тэтчер, который не может не оставить за собой последнего слова, просто самодовольно стоит, а ветер треплет его пиджак.
– В отличие от тебя, малыш, моя семья действительно любила меня, и мне не нужно работать в судебной системе, чтобы получить свое наследство.
Алистер издает сдавленный звук, смесь смеха и шока, но пытается замаскировать его кашлем. Я качаю головой, глядя в землю, прикусываю нижнюю губу и втягиваю воздух.
Рук выходит из себя, бормоча маты, а мы стоим и смотрим. Но упоминание о наследстве напоминает мне об одной из многих причин, по которым мы здесь собрались.
Я никогда не умел общаться, легко вступать в разговор или начинать со светской беседы. Когда я рос, я просто говорил то, что мне было нужно, и шел дальше. Большего никому и не требовалось.
За исключением той ночи в «Вербене».
В моей памяти всплывает Коралина, ее руки вцепившиеся в мою рубашку.
