Лика шла в метрах двадцати от меня зигзагом, двигаясь то правее, то левее, казалось, совсем не нервничала и получала искреннее удовольствие. Иногда она останавливалась и махала мне рукой. Муравейник! Нора! Дупло! Лосиное дерьмо! Кружок «Юный натуралист», удивительные находки.

Гудела спина, плечи, поясница, я на ходу пыталась размять тело рукой, чесала укусы на шее, отгоняла мошкару. Мы шли десять минут, двадцать, час, стараясь ориентироваться по солнцу и идти по прямой. Лес было видно на сотни метров вперед, где-то вдали рыжие сосны сливались воедино, превращаясь в сплошную коричневую стену. Ни намека на дорогу или тропинку.

Один раз нам показалось, что мы увидели сидящего человека, мы начали ему кричать и побежали навстречу, но это оказался всего лишь гигантский валун, заросший мхом.

— Смотри, — показала рукой Лика, — там.

Между соснами метрах в двадцати от нас виднелось что-то темное. Лика пошла туда, я осталась стоять на месте. В рот будто насыпали песка, хотелось воды, кофе, чая, поспать, но больше всего хотелось сидеть в машине, наблюдая, как за окном проносится темный карельский лес. Разболелась и начала опухать правая ладонь, которую я поранила сучком от ветки накануне. На расчесанную до крови шею слеталась мошкара. «А вот если бы появился волшебник и предложил выйти из леса в обмен на мою правую ладонь?» — подумала я.

По ощущениям, был уже полдень. Солнце висело высоко над головой, по небу медленно плыли облака. Сосны, сосны, валуны. Ни дороги, ни тропинки, ни воды. Одно радовало: ни медведя, ни волка, ни кабана. Мошкара только чертова.

Лика замахала рукой, я пошла к ней. Небольшой квадрат между соснами был очищен от мха и камней, в центре кострище — рассыпанные угли и две воткнутые рогатки по бокам. Сбоку валялся пакет с мусором, Лика разворошила его палкой — пара консервных банок, картофельные высохшие очистки и смятая пустая пластиковая бутылка. Я нашла осколок стеклянной бутылки, положила в карман. Подняла с земли консервную банку, покрытую пеплом, — она кишела муравьями — бросила.

— Как-то эти люди сюда пришли. Недавно, в банке тушенка еще осталась, муравьи не доели. Где-то рядом должна быть дорога.

Мы прошли метров триста. Вернулись к кострищу и пошли в другую сторону. Вышли на крошечную полянку. Остановились отдохнуть. Лика собрала горсть черники, устроилась на поваленном дереве и стала есть. Я пыталась разжечь огонь, направляя солнечные лучи через осколок бутылки на небольшую кучку из сухой травы и мха.

— Знаешь, — сказала я, — некоторые люди платят большие деньги за курсы выживания в лесу. Я читала в журнале про одну женщину в Америке, которая живет в лесу в шалаше, ест только то, что нашла или поймала, носит одежду из шкур, вернулась к истокам, типа, в каменный век. Она проводит курсы выживания для всех желающих. Приезжаешь к ней, платишь немаленькие, кстати, деньги и тоже живешь в шалаше, охотишься, ешь то, что сам добыл.

Чертова кучка травы не хотела загораться, я вертела стекло, пытаясь сфокусировать луч.

— Ты это к чему?

— Я к тому, что у нас то же самое, но бесплатно. Сэкономил — считай, заработал, как говорит один мой знакомый.

Лика засмеялась.

— А ты читала, как они там ориентируются в лесу? Может, мы можем что-нибудь применить? Например, может, они знают, как найти выход из леса без карты и компаса?

— Я помню только про этот способ разжечь огонь с помощью стекла.

— В каменном веке, по мнению этой тетки, было стекло? Осталось после того, как древние люди сбили ракетой «земля — воздух» инопланетный корабль?

— Вот и я об этом подумала, поэтому про стекло и запомнила. Больше ничего не запомнила. А, еще копья они там делали, из камней, палок и лиан. Черт, ничего не получается, не работает эта хрень. Выйдем из леса — запишемся на курсы выживания, пусть научат.

— А они в лесу проводятся?

— Ага.

— Тогда я пас.

Солнце скрылось за облаками, пытаться разжечь огонь стало бессмысленно. И так-то ничего не получалось. Я вертела осколок в руках. На мутноватом выпуклом стекле была видна полустертая цифра четыре. Откуда-то пришли эти люди — с консервами, котелком, пивом. Наверное, жарили сосиски на костре, пели песни под гитару. Возможно, переночевали. Где-то должна быть тропинка, по которой они пришли. Где-то рядом.

— ...Отец сейчас в Турции, на переговоры поехал. Знаю я их переговоры, пьют, наверное, целыми днями...

Тропинка ведет к тропе, тропа ведет к дороге, дорога — к деревне. Выйдем к деревне, попьем воды, поедим что-нибудь. Хотя как мы поедим — у нас денег с собой нет. Наверное, можем что-то попросить у местных, хлеба, может. Молока. Воды хотя бы. Вряд ли откажут. В животе заурчало. Я поняла, что не ела уже сутки.

— ...Знать не знает, что мы в лесу ночевали. Представляю, какое у него лицо будет, когда я ему расскажу эту историю. Опять скажет, что все потому, что я не думаю своей головой. Надо думать своей головой, и тогда ты не будешь попадать в неприятности... Ты очень разочаровываешь меня, когда делаешь глупости... Вместо того чтобы думать головой!

Хоть бы дождь не пошел. Я подняла взгляд на Лику и увидела, как за ее спиной, метрах в десяти, между деревьев мелькнула тень. Я отпрянула, потеряла равновесие, упала на влажный мох.

Лика быстро обернулась и снова посмотрела на меня.

— Ты, может, перестанешь меня пугать? Я дорожу своим психическим здоровьем. Я же говорила: я внушаемая, меня нельзя пугать.

В лесу потемнело, стало зябко. Что-то, приходившее ночью, вернулось и наблюдало за нами. Я переводила взгляд с одной сосны на другую — никого. На секунду я представила, как между соснами воздух сгустится и превратится в старуху в белом саване с длинными седыми волосами и желтыми ногтями. Как она ухмыляется и смотрит на нас. Я вздрогнула и отогнала от себя этот образ.

Лика вертела головой. В лесу никого не было, по крайней мере никого, кого можно было бы увидеть. Только ряды рыжих сосен, уходящие в горизонт. И только ощущение чужого недоброго взгляда.

— Пойдем отсюда, а? Надо дорогу искать.

— Пойдем, — легко согласилась Лика и поднялась с бревна. — Нам вон в том направлении, через полчаса выйдем к дороге. Вообще через десять минут выйдем, полчаса я на всякий случай закладываю. Поедем в гостиницу, помоемся, поедим. Я буду грибной суп. Сразу две тарелки.

Мы пошли дальше между рядами сосен, стараясь идти прямо. Лика хоть и хорохорилась и делала вид, что ничего не боится, но стала держаться ко мне поближе, шла всего в паре метров от меня, иногда оборачиваясь — то ли посмотреть, как там я, то ли убедиться, что за нами никто не идет.

— А на что она деньги тратит?

— Кто?

— Та женщина, про которую ты рассказывала. С курсами выживания.

— Ты о чем?

— Ну, она на что-то должна деньги тратить, которые зарабатывает на курсах. А она в лесу живет, еду сама добывает, одежду тоже сама делает. У нее же каменный век. Зачем ей деньги?

— Про это в статье не было написано.

— Может, врет она все? Не живет она в лесу, она живет где-нибудь в Лос-Анджелесе, ездит на «бентли», шкуры покупает на барахолках. Раз в год выезжает в лес и курсы проводит, деньги гребет, такой вот бизнес.

— Может.

— Может, поэтому огонь разжечь не получилось? Потому что все наврали в статье?

— Может.

— Может, и нам таким заняться, как выберемся? Отец даст денег, не вопрос, давно мне предлагает заняться каким-нибудь бизнесом.

— Может.

На идею выйти на грунтовку мы уже забили, она была короткой и тупиковой, ее можно было пройти, не заметив, возможно, это уже произошло предыдущей ночью. Теперь мы пытались двигаться на восток к трассе «Кола», пересекающей всю Карелию. Мимо трассы ночью мы пройти точно не могли, а значит, если идти на восток, она должна появиться. Но она все не появлялась. Солнце начало садиться. Найти воду в тот день так и не удалось. Я снова и снова думала, не попробовать ли пожевать влажный мох, отказывалась от этой идеи (не хватало еще отравиться) и думала об этом снова.