— Дитё прижить — дело дурное-нехитрое, — согласился отец. — А вот что она флаг против мужа подымает, это уже измена получается.
— Я думаю, — густой бас Басманова понизился, — надо объявить брак недействительным.
— Развести, что ль? — не понял отец.
— Нет! Именно недействительным. Не состоялся. Сбежала Маринка из-под венца — тут тебе и претензий нет!
— Хм-м… — Настя изо всех сил навострила уши, так что, кажется, даже услышала, как булькает разливаемое по бокалам вино. — Царю без жены нельзя, сам знаешь. Не по чину…
— Оженить заново — дело плёвое! Боярышень вокруг полно.
— Правильную боярышню надо.
— Михаил Глебович, уж ты-то не стесняйся! Твоя Настасья — девка в самом соку! Выдадим её за Дмитрия, разом к трону ближе станешь.
— Настасья? — словно удивился отец. — А и верно! Наська в должном возрасте уже, да и лицом недурна.
— А я тебе о чём говорю! Оженим Дмитрия на Настасье, а там можно и альвов постылых от царя оттереть. Страна у нас дикая. Глядишь — медведь не вовремя из лесу выскочит или бревном посла придавит ненароком. А царь Дмитрий молод ещё, ему мудрый и опытный наставник ой как надобен…
Дальше Настя не слышала. Она вскочила, тяжело заглатывая воздух через распахнутый рот. Воспоминания о существе, крадущемся вокруг торжественного ложа, хрипящем, принюхивающемся, накрыли её с головой.
Бежать!
Она развернулась, метнулась к двери. Взгляд зацепился за свадебный наряд… и это сработало как горсть холодной воды в лицо. Первое побуждение — выскочить и броситься куда глаза глядят, хоть в стылые поля, лишь бы подальше от страшного жениха — схлынуло.
Настя быстро скинула платье, нарядилась в свадебные одежды.
— Спокойно. Споко-о-ойно, — уговаривала себя, застёгивая трясущимися руками старинные кругло-дутые пуговицы. — Не психовать. Бежать умно. Выжить.
Она старалась дышать глубоко и ровно, и концу облачения почти перестала трястись. Сверх того оделась тепло — всё-таки зима на дворе. Растолкала по карманам все вышитые за это время вещицы, проверила, как держатся браслеты-наручи и вышитые поножи, пояс, ожерелье. Подумала. Одну из солнечных тесёмок завязала вокруг лба, на сердце пристроила платочек. Большой свадебный плат спрятала пока в сумку, туда же все наличные деньги, которые отец продолжал по привычке выдавать каждую неделю, а тратить их тут было решительно некуда. Взяла со стола острый кинжальчик, который держала при себе больше ради красивых ножен. Покачала в руке. Заточку Петя брат проверял, сказал, что лучше некуда. Пусть будет. На самый крайний случай хоть вены вскрыть.
Спустилась в гардеробную, заготовив враку, что мать велела прийти к Голицыным, но никого на пути не встретила — в малой гостиной разговаривали отец с гостем, а прислуга, получив строжайший запрет, носа из кухни не казала, и даже двор стоял совершенно пустой. Чаи гоняют в дворницкой, поди.
Настя чинно, словно так и положено, вышла на двор, примерилась, как пойдёт по улице до околицы. Отправляться в вечер в поле было страшно, но стать женой чудовища — ещё страшнее… И тут взгляд её упал на машину Басманова. Как отец сказал? Зверюга?
Настя подошла к автомобилю, словно любуясь его блестящими обводами, прошлась вокруг, дёрнула ручку — не заперто! Она ожидала жуткой трели магосигнальной системы — но тишина продолжала висеть почти осязаемая. В сочетании с безлюдьем это создавало удивительный эффект, схожий с мистическим. Настя уверенно села на водительское сиденье. Управлять машиной она умела — да все девчонки в её окружении умели! Ничего тут сложного не было.
К счастью, Басманов купил машину, для включения которой не нужен был ни магический снимок глаза, ни считывание отпечатка пальца. Должно быть, кроме него за руль садятся и другие люди, не захотел ставить. Тем лучше для Насти!
На панели Басманов оставил затемнённые водительские очки. Настя поколебалась, потом решилась примерить. Не очень она любила тонированное, зато застава на выезде не сразу сообразит, кого в ночь из города потащило.
Она завела не успевший остыть двигатель и выехала со двора. Если кто-то и выскочил вслед, Настя этого уже не видела.
На то, чтобы пропетлять по улочкам разросшегося Тушино, ушло минут десять. Последний поворот. Вон и застава, сотня метров. И нет бы им в будке сидеть! Все на улицу выперлись!
Действительно, человек десять топтались вокруг въезжающего автомобиля. Или марка необычная, вылезли посмотреть, или… Или встречают кого-то важного! Настя вспомнила про альвийскую ведьму и облилась холодным потом. Нога сама собой вжала педаль в пол. Автомобиль взревел и прыгнул вперёд, в пару секунд преодолев оставшиеся до заставы метры. В разные стороны из-под колёс бросились караульные. Кто-то кричал. Позади грохнуло. По крыше машины чиркнуло с визгом. Настя вскрикнула и втянула голову в плечи. И тут сзади её словно огромным ватным матрасом ударило. Захотелось бросить всё. Прежде всего руль бросить. Руки опустить. Закрыть глаза…
Альвы! Их магия! Мир словно застилала пелена. Неимоверно захотелось спать.
Знала бы Настя, что выскочивший из машины альвийский посол страшно недоумевает: почему автомобиль завихлял по дороге, но не остановился?
Будь в экипаже Моргана, Салтыковой вряд ли бы что-то помогло. Но посол был гораздо, гораздо слабее. А древний костюм, к тому же подкреплённый новыми Настиными поделками, сработал щитом! Руль она не выпустила и на педаль продолжала нажимать, пусть и слабее. На чистой инерции! Машина криво-косо, но продолжала удаляться.
Альв запаниковал и ударил сильнее, но и Настя сообразила, что происходит. Почти онемевшими руками выдернула она из сумки древний свадебный плат и накинула, прикрывая сразу и голову, и спину. Оберег сработал как щит, отзеркалив чужую агрессивную магию. Удар заставил посла пошатнуться и схватиться за голову. Этого Настя тоже не увидела. Она очумело затрясла головой. В зеркале заднего вида в её сторону бежала караульная команда.
— Обрыбитесь! — зло сказала Настя и втопила педаль газа.
Автомобиль взревел и бросился в ночь.
СОГЛАСНО ЗАДАННОЙ ПРОГРАММЕ
Некроголемы давно и повсеместно были редкостью, поскольку некромантия со времён Великой Магической считалась одним из опаснейших видов магии. Что уж говорить о некроголемах, движимых не обычной мёртвой энергией, а зародышем смерти!
Если бы во всей Европе, включая Оловянные острова, нашёлся хотя бы один квалифицированный маг, которому бы пришло в голову настроить поисковое заклинание на поиск подобного некроголема, он бы весьма удивился. Потому что он был, и весьма целенаправленно двигался на восток.
Следуя заложенному внушению, шестилапка бежала ночами и в глубоких сумерках, днём затаиваясь и в случае любой опасности притворяясь просто горсткой костей. Она придерживалась дорог, каждый раз на перекрёстках выбирая ту, что крупнее. Эта стратегия привела её в один из восточных альвийских портов, корабли из которого отправлялись по всему свету. Мышь затаилась, выжидая. Ей нужен был корабль, который точно доставит её в Европу, а не увезёт куда-нибудь в Австралию.
Наконец в разговоре мелькнуло «сперва в Антверпен» и она втёрлась в щель одного из ящиков той партии, которую грузили на борт. Дальше нужно было подождать, и она ждала. Ящик занесли на борт. Потом корабль качало. Потом снова загремели сходни, и люди в тяжёлых башмаках принялись ворочать грузы. Это был один из сложных моментов. Шестилапка юркнула вслед за грузчиками на палубу, а оттуда, со всей возможной скоростью — по узкому трапу для пассажиров. Вслед закричали:
— Смотри-смотри! Что это⁈ Крыса⁈ — но она успела пулей преодолеть пустое пространство и шмыгнуть под какие-то коробки.
Искать её не стали. Кому интересна портовая крыса, эка невидаль!
Выждав сумерек, шестилапка устремилась на восток. Она бежала, словно ведомая компасом. Зима, не по-европейски холодная, была ей подспорьем. Реки замёрзли. Лёд был тонок для передвижения по нему людей или транспортов, но для почти невесомого некроголема дороги одномоментно спрямились почти в идеальную линию. К середине февраля она добралась до внутренних областей Русского Царства. Людей становилось всё меньше, а пустынных местностей — всё больше. Шестилапка бежала и днём, не чувствуя присутствия людей. Зима лютовала февральскими морозами. Шестилапка приближалась к Уралу.
