— Я знаю, кто ты, — отвечаю я ей.

— Я люблю, когда вещи на своих местах. Я странная. Я не люблю пробовать новые продукты. Я всегда довожу дела до конца и расставляю точки над i. У меня странные фобии. Я всегда задаюсь вопросом, что если. Я ненавижу спать допоздна и люблю ложиться пораньше.

Я смотрю ей в глаза и вижу все в ее взгляде. Страх. Надежда. Гордость. И любовь. И тепло тоже. Это такое знакомое и желанное тепло. Я подхожу к ней.

— Я люблю тебя, — тихо говорю я ей. — Я люблю в тебе все.

Она выдыхает воздух, как будто до этого задерживала его.

— Я тоже люблю тебя, но, думаю, мне следует также сказать тебе, что я не думаю, что когда-нибудь смогу впустить тебя через заднюю дверь.

Ничто не может остановить раскатистый смех, который вырывается из меня, когда я поднимаю ее и укладываю на кровать.

— Все в порядке, детка. Пока я могу входить через парадную дверь, это все, что мне нужно.

Она — все, что мне нужно.

Макайла

Такое чувство, что все, что я сделала, это моргнула, а лето уже подходит к концу.

Продажи в магазине для серфинга не увенчались успехом. И хотя у меня было достаточно денег, накопленных на лето, я все больше и больше нервничала по поводу своего будущего. Калифорнийский беззаботный образ жизни, должно быть, существует только в кино. В любом случае, именно из-за беспокойства я в конечном итоге устроилась на работу в галерею драгоценных камней. Это не самое лучшее, но и не настолько ужасное место. Я управляю бизнесом, и Эрик даже позволил мне продемонстрировать несколько моих собственных дизайнов.

Мэгги взяла столько дополнительных смен на станции спасателей, сколько смогла, чтобы сохранить свои сбережения, если те понадобятся ее матери. К сожалению, «Саймон Уоррен» сейчас не в лучшей форме, чем был, даже с учетом того, что Кэтрин руководит розничной торговлей в Нью-Йорке. Существует вполне реальная вероятность того, что к концу года компания закроет свои двери навсегда.

Помимо этого, у меня все идет на удивление хорошо, за исключением одной маленькой проблемы… у меня задержка.

Я поворачиваюсь к Каму.

— Я не могу уснуть.

Он со вздохом проводит пальцами по моим волосам.

— Макайла, детка, я люблю тебя, но ты сводишь меня с ума. Пятнадцать тестов на беременность, которые мы использовали, были отрицательными. Тест на беременность в кабинете врача оказался отрицательным. Перестань думать об этом. Ты не беременна.

Я приподнимаюсь на одном локте.

— Я знаю, но у меня задержка. У меня никогда не было задержки. Что, если анализ крови, взятый в кабинете врача, окажется положительным? Что, если я беременна? Что, если они скажут, что это близнецы? Или тройняшки? Что, если мы станем следующими «Джоном и Кейт» (американский реалити-сериал с Кейт Госселин, Джоном Госселином и их восемью детьми в главных ролях, который шел с 4 апреля 2007 года по 24 июля 2017 года)? Мы не готовы к чему-то подобному.

Кам выглядит серьезно больным.

— Послушай, засыпай и перестань волноваться. Завтра наступит достаточно скоро, и тогда ты прекратишь все это безумие.

Переворачиваясь на спину, я смотрю в потолок. Я знаю, что Кам волнуется так же сильно, как и я. Он старается этого не показывать, но я знаю.

Что, если… я беременна?

Что, если… он не сможет с этим справиться?

Что, если… я не смогу?

Что, если тот факт, что я хочу съесть соленые огурцы прямо сейчас, является знаком?

Что, если…

Рано утром следующего дня я просыпаюсь от приглушенного звука рвоты, доносящегося из ванной. Сначала я думаю, что это утренняя тошнота, но потом понимаю, что там должна была быть я, а не Кам.

Я прислушиваюсь, а потом слышу, как спускают воду в туалете и включается вода в душе. Вода течет так долго, что я уже собираюсь встать и проверить, как он, когда она выключается.

Минуту спустя, Кам возвращается в темную комнату и забирается в постель позади меня голышом.

— Ты в порядке? — спрашиваю я через плечо.

От него пахнет мятой, как от жидкости для полоскания рта.

— Да, я в порядке. Баклажаны Мэгги с пармезаном, должно быть, расстроили мой желудок. Со мной все будет в порядке.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, — отвечает он, притягивая меня ближе к себе. — Все, что мне нужно — это ты.

— Я всегда здесь.

— Прямо сейчас, — рычит он. — Я хочу тебя прямо сейчас. Я хочу твоих раздвинутых ножек и трахать тебя до самого рассвета.

Грязный, грязный мальчишка.

Желание взрывается в моем животе, когда эти грубые слова проходят сквозь меня.

— О, Боже, Кам, я тоже этого хочу.

Все, что угодно, лишь бы отвлечь меня.

Мышцы его верхней части тела напрягаются, прижимаясь к моему телу, и он переворачивает меня, чтобы сжать мои груди и прикусить их кончики. Я не могу не задаться вопросом, связана ли чувствительность, которую я испытываю, когда он это делает, с беременностью. Может быть, моя грудь набухла и болит. Я не уверена. Нет, я думаю, что это так. Потом он снова прикусывает мой сосок, и я думаю, что нет, они чувствуют то же самое.

Выбрось это из головы, Макайла. Выбирайся из этого. Там опасно. Воспользуйся этим отвлечением.

Я знаю, что Кам думает о том же, о чем и я. Если мы будем трахаться до тех пор, пока не позвонит врач, это уменьшит наше беспокойство.

Я позволяю ему поглотить меня своим ртом. Через несколько мгновений мне кажется, что мои кости распались внутри его тела. Как будто мы одно целое.

— Хочешь, чтобы мой член был в тебе? — грубо спрашивает он.

Да. Да. Да. Местечко у меня между ног горит и жаждет его. Мой голос болезненный и нуждающийся, полный возбуждения.

— Я хочу, чтобы ты трахнул меня… жестко, — выдыхаю я.

Он прерывисто выдыхает. Его большой палец царапает мои губы, спускается вниз по подбородку, обводит твердые точки моих сосков.

— Ты уверена?

— Кам, — говорю я, мое сердце сжимается от желания, когда я обхватываю руками его член. — Трахни меня сейчас же, или я трахну себя сама.

Низкое, рокочущее рычание вырывается из его горла, когда он разворачивает меня.

— Макайла, — хрипит он, потираясь своим членом о мой вход. — Я хочу, чтобы мои руки были на тебе повсюду, а мой член внутри тебя, и после того, как я заставлю тебя кончить так сильно, что ты увидишь звезды, я собираюсь провести языком по всему твоему горячему маленькому телу, а потом я буду часами тереться им о твой клитор.

Такой грязный, непристойный мальчик.

— О, Боже, Кам. — Мой клитор пульсирует между бедер, когда я прижимаюсь задницей к его члену.

— Жестче, — хрипло требует он, и когда я прижимаюсь к нему, возникает легкая боль, которая вскоре превращается в чувство невероятного удовольствия.

— Еще? — спрашиваю я, ожидая его команды.

— Сильнее, — говорит он снова, и на этот раз от этого по моим венам пробегают мурашки возбуждения.

Мы двигаемся. Сильнее. Быстрее. Интенсивнее, чем когда-либо.

В то время как одна его рука крепко сжимает мою грудь, другая потирает мой клитор, он кричит.

— О, черт.

— О, Боже, я кончаю. Я кончаю, — стону я от невероятного удовольствия. Мое тело покидает эту планету, как ракета, и отправляется в открытый космос. Кометы, планеты, звезды и луна — все это я могу видеть.

Прежде чем я возвращаюсь на землю, Кам, как и обещал, переворачивает меня и проводит языком по всей моей груди, облизывая мои соски, скользя ниже и захватывая мое лоно одним гигантским движением.

Мои руки на его волосах прижимают его ко мне.

Он приподнимает мои колени и вскоре поднимает меня, положив руку мне на задницу.

— Оставайся в таком положении, — приказывает он.

Упражнения Кегеля. Я делаю упражнения Кегеля.

И он наслаждается мной, лижет меня, сосет меня.

О Боже, это так невероятно приятно.

Как будто его язык должен быть чем-то незаконным.