Я последовал его примеру. На всякий случай.

— Традиции благотворительности широко распространены в нашем обществе. — заливался соловьем Оливер, выскакивая за дверь школы. — Вот, например наша больница святого Георгия. При ней раньше была школа для бедных, пока не построили Бромптон. Ежегодно, среди самых лучших девушек, окончившим с отличием школу, разыгрывали приданое в сто фунтов. Сейчас эти сто фунтов больница жертвует на нашу школу.

— Мне и архитектура школы нравится. — Оливер описал изящную дугу рукой, окончанием которой должно было послужить учебное здание.

На его беду, местом окончания патетического жеста, послужил какой-то школяр. С двумя корешами, поднимавшийся по ступенькам на крыльцо школы. Видимо эти негодяи проспали начало уроков. Ни привратника, ни сторожа я пока в школе не встретил, только бабу Джиджи, уборщицу с могучими руками, широким красным лицом в чепце и прокуренным голосом. Её так при мне назвали.

Э-эх, вот мистер Джонс бы всыпал этим заблудшим овечкам…

— Ты чё, крепыш очкастый, попутал? — сразу окрысился тот, отбрасывая руку Оливера.

— Выкормыш индийской кобры, щелкни ему по щекам, Пуля! — послышалось солидарное от его приспешников, пока Оливер, побледнев, зашуганно извинялся.

— Джентльмены! — поспешил вмешаться я. — Спокуха, мы все здесь добрые подданные королевы, не будем позорить школу неподобающими высказываниями.

— Ты че тут плещешь, лака с туфель нанюхался? Я тебе счас цедило раскромсаю! — гопник не успокаивался. Лишь больше заводился.

Неприглядная сторона школы для бедных приветливо оскалилась мне улыбкой, в очередной раз. Кажется, они и не собирались бить Оливера, только погнобить словесно, учитывая авторитет депутата Мэлкрафта. Но с радостью переключились на его спутника, считая, что втроем быстро меня задавят, подпишут на деньги, мои симпатичные шузы приберут к своим ногам.

Весна твоей молодости в Бромптоне: тополиный пух — дебил, гопник и петух.

— Хорошо, хорошо, — успокаивающе сказал я, — только можно за углом школы это сделать? В ваших интересах избежать публичности.

Они с гоготом согласились. Хотя с любопытством глазеющие на шоу, перешептывающиеся рядом свидетели инцидента, меня бы на их месте насторожили.

Там, за углом, в тени росших тюльпановых деревьев у ограды, оттеснив в сторону любителей марбла и конкеров, режущихся в карты на деревянном ящике школьников, я нарисовал на земле абстрактную картину в стиле импрессионизма.

Их телами.

Импрессионизм — это когда много красок пятнами и ничего не понятно. Я постарался: жизнерадостный желтый цвет шаловливо лег на зеленую траву, с вкраплением белого и красного. Образцом желтого цвета послужили их рубашки и штаны, какая-то непритязательная ткань из Китая. Белым телом выделялся главный гопник: после броска через бедро рубашка на спине у него лопнула, когда я схватил его за шиворот, поднимая для воспитательного леща. Ладонью я разбил нос его приспешнику, юшка закапала, пикантно добавляя красок. Третий оказался трусоват: его лишь задело вскользь ногой его собрата, кувыркнувшегося оземь, как он вжался в ствол дерева и стал гнусить, что всё понял.

— Дорогие сошкольники. — обратился к ним напоследок. — Вежливость ничего не стоит, но её отсутствие обходится дороже всего.

— Продолжим нашу экскурсию, Оливер. — сказал своему соседу. — Нам нужен уголок поукромнее.

Однако мой сосед, влажными глазами зыркавший на гопо-побоище, внезапно вскричал с неистовой силой: «Я тоже хочу так уметь драться! Научи меня Эйв!»

До-о-о. Всю жизнь мечтал попасть в другой мир, открыть там свое додзё и стать признанном в мире Великим Мастером даш-фу. Лет через двадцать. А потом прийти к Глэдис, взять её за руку и повести к алтарю, вместе с пятью детишками от какого-нибудь герцога. Герцога, конечно, придется убить в честном бою: одному против пятидесяти охранников.

— Не о том думаешь, боец. — сурово отчитал соседа по парте. — Умный человек в очках, унесет в своем портфеле миллионы, пока толпа громил будет стреляться за мешок картошки. Лев в твоем сердце, должен просыпаться на брачном ложе. В остальное время, дай свободу своему «я». Тыжматематик. Станешь казначеем в банке. Да на тебя красотки вешаться будут, как бананы на шест торговца фруктами.

Он упирался и жалобно хныкал. Пришлось пригрозить ему уйти без демонстрации дедовского кортика. Оливер сдался и перевел меня через футбольное поле сзади школы, подведя к одноэтажному сараю. Трибун у поля не было: два ряда сиротливых деревянных лавок по краям. Строение же было примечательно крышей из дерна: двухскатная, с растущей травой. От того дом выглядел жилищем викинга, с одиноким странным деревом, выглядывавшим позади конструкции.

— За тренерской, — пугливо шепнул он, — никто не увидит. Но обычно там крутые пацаны тусят и вопросы решают, поэтому туда нельзя.

— Это тренерская? — не дошло до меня. — А где раздевалка с душевой тогда?

В его озадаченном взгляде я прочитал свой приговор. Такая «роскошь» в школе Бромптона отсутствует. Сильно озадаченный вопросом, где футболисты оттирают с себя следы жесткого спорта, я заглянул за угол сарая.

— Пошел вон, отсюда! — сразу прилетело мне в лицо немного добра и внимания, с облаком табачного дыма, от одного из пяти курильщиков самодельных папирос.

Меня сильно начинает раздражать такая неучтивость. Моя судьба хуже Джона Сноу: вчера тусил с принцессой дома наместника Запада — сегодня сразу попал к одичалым. Никакой переходной стадии: хардкор и право сильного. Не пора ли перенять их культуру и сразу лупить по бороде за такое?

— Это же Дашер, победитель пушеров! — радостно воскликнул Пол Торрес. — Я вам про него сейчас рассказывал.

Подойдя к нему, я выдернул из его рук самокрутку и втоптал в землю.

— Ты настоящий спортсмен или замена последней пятиминутки? — обвинил его. — Хочешь подержать Кубок в своих руках, бросай курить.

Замен в футболе сейчас не было, но если игрок вдруг заболевал, отсутствовал по каким-то причинам, то вместо него на игру можно было выпустить другого игрока. Этакая замена последней надежды, за пять минут до начала игры.

— А тебе я нос сломаю, еще раз позволишь себе неуважительные высказывания. — пообещал парню, рявкнувшему на меня.

— Круто заворачиваешь, не боишься слететь в канаву? — многозначительно намекнул мне один из них широкоплечий пацан с гривой, лет пять, нестриженых волос. — Здесь полкоманды лесников.

— Я всей команде скажу то же самое. — пообещал ему. — Ведите себя достойно звания спортсмена школы. Если хотите добиться какого-то успеха.

— Джентльмены, не собираюсь учить вас жизни. — обратился ко всем. — Но я был в одном шаге от Кубка, почти держал его в руках. Лишь моя оплошность не позволила триумфальным маяком осветить дальнейший путь. Поэтому знаю, что говорю. Дисциплина и уважение, вот синонимы победы. Хотите получить путевку в достойное настоящее, тыкая в альбом своему сыну на фото со Стэмфорд Бридж, через пару десятков лет или курить вонючие дешевые самокрутки в компании таких же неудачников, вспоминая как были близки к победе?

Обрисованная картина их сильно задела. Счастливое будущее выпускника школы для бедных не видно даже с крыши над третьим этажом. Но национальный школьный чемпион по футболу — социальный лифт на паровой турбине. Хороший университет может заинтересоваться. Про их команду я мало, что знаю: в прошлом году они отлетели три — пять от йоркской школы Пирса, которую мы, беллингемцы, даже не заметили. Но раз уж они до розыгрыша путевки от Западной Британии дошли в этом году, чему-то команда научилась.

— Да что ты о нас знаешь! — попер на меня буром, выставив длинные руки один из них.

Наверно хотел дружески пожать горло. Данный знак внимания меня настолько обрадовал, что я в свою очередь, ободряюще похлопал по спине. Его рукой по его спине.

— Друзья, я ненадолго заглянул. — извиняюще сказал им, удерживая длиннорукого в захвате, от которого его согнуло вниз. — Не будем ссориться, иначе на тренировки вы попадете не на этой неделе.