— Я-я-я… — непроизвольное заикание сковало мой речевой аппарат. — Да я про белку!

Истерично выкрикнув последнюю фразу, я тыкнул наверх рукой. Бонька немедленно спряталась за ветку.

Вздернув голову, Глэдис посмотрела на мирно цветущее дерево, без признаков живых существ на нём.

— Так вы еще и трус, мистер Эйвер Дашер. — с горечью постановила она, встав с качелей. — Морочите голову девушкам. Вы как паук: только плетете паутину из томных взглядов и пустых слов. Я позабочусь о женской половине славной гимназии. Они должны знать, что вам нельзя верить.

Произнеся эту обвинительную речь, она вырвала из моих рук фляжку с соком, запила горечь раскрытия моего психотипа сладким напитком. Всунула мне в руки пустую посудину, и ушла не оглядываясь.

Я остался сидеть в полном охренении и сушняке. Только осмелевшая Бонька кралась по стволу. «Глэдис ушла, уж с одним человечком я справлюсь.» — было написано на её морде.

— Ну спасибо, родная, — процедил я, — где же ты минуту назад была.

Но кусочком муан-муана все же поделился с белкой. Животные не должны страдать от женских заморочек. Никто не должен. Это сугубо мужская, элитарная миссия.

Не в самом лучшем настроении я приплелся на пятый урок. «Сгоряча Глэдис про остальных девушек ляпнула, через урок остынет» — твердило одно полушарие. «Нам конец, пиши завещание» — категорично утверждало второе.

Но довольно скоро про Глэдис я забыл. Магическая и натуральная философия поспособствовали. Ранее существовала только натуральная философия. Предмет изучал основы устройства мира: как его понимали в то время. Однако с появлением магии, понимание несколько пошатнулось. Хоть папа римский сразу заявил — это подарок Христа, многие задавались вопросами. Вроде: «а че это магию дали моему толстому рыжему соседу, который бьет жену и давно забыл тропу к церкви? Или тому мальчугану, пасущему овец. Бог настолько любит овечек? Ах, это новый элемент „скруп“? Выделите и взвесьте килограмма четыре, у меня большая семья».

Вот только это так не работает. От передоза скрупа человека разрывало с яркими спецэффектами. Химики собрались на всемирный форум, долго спорили потом вперед вышел француз Бертолле, тот самый, именем которого назвали новый порох, шаркнул ножкой: «ну суи десоле, мы дико извиняемся, сейчас можем сказать только две вещи. Скрытая реакция идет постоянно в каждом из нас. Каждый человек превращается в мага каждую секунду. И в ту же секунду идет процесс обратимой реакции. Существует какой-то барьер активации для начала протекания необратимой реакции превращения человека в мага. Дайте химикам на дальнейшие исследования восемь триллиардов золотых франков, восемьсот красивых девчуль и остров с пальмами — мы всё порешаем за пару лет.»

Последняя фраза выдумана, запросы были скромнее, но за сто с лишним лет никакого существенного понимания процесса не произошло.

Возникшая магия — редкое явление. В первый год в мире появилось десять магов и неизвестное количество эсперов. С тех пор в год, число незначительно колебалось. Многие погибали в конфликтах, тем не менее, на данный момент, около тысячи магов на Земле присутствовало. В Великобритании их было почти под двести, больше любого другого государства, но не сказать чтобы сильно.

Мистер Флейшнер всё, что человечество знало о магии нам рассказал за полгода. Научились, например, составлять объемную Карту мага, определяющую восприимчивость персонажа к ветвям магии. Так-то все маги универсалы: просто один может шар огня за три секунды, другой за десять скастовать, с разной мощью. Эспер от мага отличается отсутствием ауры в наблюдаемом диапазоне, его сила зависит от яркости и частоты использования развитого воображения. Эспера могут видеть маги с показателем в ментальной силе от пятидесяти и выше. Джулия Робертс — одна из них, её показатель шестьдесят три. Кстати, всех магов, после раздачи им титулов, сразу запрягли на государство отработать определённое количество часов в год. Это кроме обязательного участия в боевых действиях. Маги — единственный класс, дуэли между которыми запрещены на каком-либо оружии и использовании способностей. Хотите побуянить? Набейте друг другу морды.

Всё это мистер Флейшнер рассказывал с огоньком и примерами, но толи знаний на самом деле было немного, то ли тщательно от всех секретили, хватило на ненадолго. Потому он принялся за байки и всяческие легенды. Неплохие, с огоньком и скримерами, однако без «воды и огонька» их суть сводился к простому факту. Пропаганде.

Проще говоря, остальное время обучения препод нас идеологически мотивировал. Эсперы — наитёмнейшее зло, слуги дьявола и его аватара на Земле, Тёмного Властелина. Маги — добрячки, настоящие христиане, борцуны за всё человечество. На уроке он нас спрашивал, кто ходил на казнь и что каждый из нас вынес.

На вопросе ко мне я сказал, что с одной стороны правильно публично предъявлять народу доказательства своей деятельности. Маги клевые, лондонское братство «Извечного света» рулит. Долг каждого подданного короны им помогать. С другой стороны, мероприятие стоит сделать более комфортным для горожан. Вместо огня использовать силу льда, запахи станут не настолько шокирующими. И вообще, может стоило попробовать подкупить этого данного эспера — что мы всё пытаем, да убиваем. На багаже страха далеко не уехать. Домик ему в деревне, коровку породистую и бочку варенья пообещать. Или ментально влезть в сознание пациента, внушить ему, что он глубоко законспирированный агент Великобритании в тылу эсперов. Изящнее надо работать, глубже вспахивать вражеское поле.

— Эх, молодость, — пустил ностальгическую слезу мистер Флейшнер. — Сколько прекрасных идей, какой полет фантазии.

На моей первой «Ашке» по предмету, внесенной недрогнувшей рукой преподавателя в журнал, урок закончился. Наступало время английской литературы. И этот урок оказался сдвоенным. Такое иногда случается в любом учебном заведении. Преподаватели не железные — заболевают. Классы сводят специально: в целях конкуренции. В попытке оценить равномерность знаний: какой класс сильнее. Причин тому бывает множество, в детали гимназистов не посвящают.

Просто в класс вплыла наш ужасный и прекрасный препостор с двумя пособницами, поглядела на затихших школяров и объявила: сдвоенный урок, аудитория восемь на первом этаже.

Посмотрела на меня — я попробовал притвориться Бонькой. Рыжей невидимой бестией. Пугливой милашкой в окружении расцветших светло-красных тычинок, робко смотрящей на окружающий мир.

— Мистер Дашер, соблаговолите повторить нижесказанное для всех. — потребовала она.

— Леди и джентльмены! — с энтузиазмом начал я. — Наш великий препостор приглашает всех на урок английской литературы и поэзии, совместный с первым классом. Форма одежды обычная, томик Байрона в руках обязателен, слезы умиления на глазах по желанию. Аудитория номер восемь.

— В целом неплохо. — сказала Глэдис и намекнула. — Слёзы умиления могут оказаться настоящими. Для плохо разбирающихся в предмете.

Потому с тяжелым сердцем я зашел в большую аудиторию и взобрался на верхнее место. Там напряг память пациента в попытках отыскать базу из прочтенных книг.

Как суровый пацан, настоящий спортсмен и представитель натурального сообщества, в литературе Эйвер не шарил. Да, был самый первый памятник культуры, на который все британцы фалломорфировали — поэма Беовульф. Я на него киношку смотрел, отличная вещь, незаслуженно прошедшая незаметно в кинопрокате нулевых. Чосер с его «Кентерберийскими рассказами» был парнише смутно знаком. Шекспир, наш Уильям, его и последний бомж знает. Писал стихи у англичан Байрон. Ах, да — как же без Робинзона Крузо и Гулливера.

В период «Года вулканов» было слегка не до литературы. Только в конце шестидесятых годов девятнадцатого века появляется первое осмысление прошедшей катастрофы. Александр Дюма вступил в «Год вулканов» маститым литератором, сражался в дивизии генерала Фуа, после её разгрома в трехдневной битве при Джиджеле, попал в плен к племенам берберам. Его освободил британский корпус, Дюма примкнул к англичанам, сражался вместе с ними, перешел под британскую корону, поскольку сообщение между европейскими колониями в Африке было делом очень трудным. В пятьдесят лет, отслужив положенный срок в армии, занялся драматургическими произведениями во второй столице Великобритании. Автобиографически описывая военные действия, пишет «Три волшебника и бард», с названием-отсылкой на своих мушкетеров, о британских магах и французе, неделю оборонявших переправу через реку Конго, от восставших племен баконго, среди которых было несколько эсперов.