Расстояние небольшое, удар лежа малоэффективен, но кровища пойдет.

Так всё и вышло. Я бодро вскочил с тела врага, ожидая победного финала. Вот только Хупи не собирался сдаваться. Реально, я что с Терминатором сошелся? Он так любит Маргери? Пересмотрел немую франшизу Рокки? Вроде в театре «Империя» сейчас крутят одну из первых съемок чемпионского боя за титул по боксу.

Под мои раздумья он ободрал мне губу. Взамен взлетев ракетой над нами и скоренько приземлился, воткнувшись головой вниз. Без видимого эффекта. Но рисунок боя Хупи всё же поменял. Не летел на меня. Для ударника бросаться на борца — мгновенная погибель. Бить стал короче, без длинных связок, работать ногами интенсивнее.

Только мы же не на ринге, вокруг кольцо зрителей. Загомонили недовольно: «хватит прыгать, чувак. Дерись!» В какой-то момент, отпрыгивая от моего намека на рывок, он наткнулся спиной на зрителей и его подтолкнули. С проходом в ноги, я его закрутил и мельницей кинул оземь, но уже не отпускал, перейдя на захват удушающим. Сцепил левую замком, обхватив его шею, правую руку завел на своё плечо, обхватил ей свой затылок, набрал в грудь побольше воздуха, начал помогать себе головой, продавливая соперника.

Это конец: даже физически более слабый оппонент, моментально удушит из такой позиции.

Хупи еще суетился: высвободил руки, размахивал назад, задевая уши, пытаясь попасть не глядя. Ну это такое. Хороший борец против хорошего ударника примерно то же самое что питбуль против гончей. Шансов нет: один проход в ноги, бросок, выход на болевой или удушающий. Потому на моей Земле ММА стал популярнее бокса. Только смешанный стиль раскроет самого сильного бойца в единоборствах.

Невероятно, но отсчитав и десять, и двадцать секунд я не обнаружил никаких изменений. Хупи так же бестолково сучил ногами, размахивал правой рукой, в надежде зацепить мое лицо, а левой пытался сорвать захват. Феноменальное здоровье. Я уже выдыхаться стал, но он бодрячком.

Походу у него и физиология другая: любой человек давно бы «уснул».

Расцепив захват, я нырнул за его руку и перебрался в позицию сверху. Фиксируя и держа оппонента только ногами (любимая фишка старичка Хабиба), стал методично наваливать кулаками по лицу. Заботливо спрашивая через пару ударов: «мистер Хупи, закончим?». Либо просто оповещая неприятеля о досадных фактах в изменении его гардероба: «мистер Хупи, правый рукав вашего пиджака объявил о суверенитете.»

Лицо ему я быстро расквасил, выглядело для зрителей ужасно, но эффект не наступал. Он даже повторно разбил мне губу, отмахиваясь снизу. Но тут уже не выдержала Маргери. С воплями и слезами: «хватит, Хупи, хватит, перестань, всё!», она кинулась умолять своего нового парня, прекратить весь этот цирк.

Я поднялся с соперника. Побежденным он отнюдь не выглядел. Жертвой автокатастрофы, падения с водонапорной башни, дрессировщиком диких котов, но с боевым духом у него было в порядке.

Разумеется, можно болевыми приемами вырвать бицепс, порвать сухожилие, сломать руку или шею. Кадык сорвать, так чтоб вниз упал, а там до летального исхода несколько секунд. Много что можно сделать, но не с одноклассником же. Что общество подумает: мне репутация маньяка и приводы в полицию не нужны.

— Неплохой у тебя тренер, хорошая работа ногами и руками, четкий удар. — похвалил бывшего друга. — Однако боцман флота её величества умеет большее.

Это я намекнул на своего старика Дольфа. Залегендировал умение приемчиков. Естественно, дед умел драться: морякам не впервой разносит портовые бары. Но не настолько эффективно, как инструктор по боевому самбо.

Хупи ничего не ответил, казался занятым. Оттирал кровь платочком, собирал пазлы своего пиджака и рубашки с земли.

— Расходимся. — погнала всех с места событий Глэдис. — Вы не только стали свидетелями школьной драки, но и потенциальными соучастниками. В «страшную книжечку» впишу фамилии тех, кто через пять секунд будет здесь хлопать глазами.

Страшной книгой, по аналогии с первой поземельной переписью в Англии, в гимназии называли блокнот Глэдис. В него она вписывала всякое-разное, о чем школота не имела ни малейшего понятия. А всякое неизвестное, пугает вдвойне.

Потому через пять секунд мы оказались совершенно одни.

— Ну и что с тобой сегодня случилось, Эйвер Дашер? — строго, жадно и требовательно спросила Глэдис.

— Я повзрослел. — сформулировал как можно более честный ответ.

Но она не отстала, только аристократично вздела правую бровь.

— Правда, миледи Глэдис, — искренне сказал ей. — Сколько можно заниматься глупостями. Я хочу занять высокое положение в обществе, прикупить пару-тройку поместий, жениться на девушке своей мечты и заниматься наукой.

— А она у тебя хоть на примете есть, — насмешливо поинтересовалась дочь лорда, — девушка твоей мечты?

— Простите меня. — отвел от неё глаза. — Что не в силах вам ответить на этот вопрос. Но могу пообещать: вы будете первой, кому я сообщу столь радостную вещь.

— Вы ужасный человек, мистер Эйвер Дашер! — внезапно разозлилась она. — Разбрасываетесь невероятно глупыми обещаниями! Немедленно приведите себя в порядок и не опоздайте на следующий урок.

Глэдис кинула мне в лицо свой платок и решительным шагом оставила меня в одиночестве.

«Вот злюка. Да что с этими девушками не так. И как такую красоту можно кровавыми соплями пачкать?» — задумался я, машинально вдыхая аромат белоснежного подарка.

История падения Эйва, мне примерно ясна. Болт на футбол, вечерние пивнушки, тисканье безотказной Маргери — форма подросткового бунта. Пацан слишком долго залипал на Глэдис. Зафанател, влюбился, переживал. Моё недомыслие: не понял сразу, отчего сердце заныло, при первом взгляде на нашу принцессу. Эйв — самому себе признаться трусил. Причина у него была серьезная.

В один прекрасный день, парниша случайно подслушал разговор своих друзей в исполнении Хупи, Клайва и Винста. Жестокий разговор. Дескать пора от Эйва отползать: пацан совсем берега путает, засматривается на Глэдис Беллингем, строит воздушные замки. В чувство лорд Беллингем его скоренько приведет, но рикошетом по друзьям тоже прилететь может. Такой исход никому из них не нравился.

Вот представьте себя на месте мальчишки. Сословность отменили вчера, многие аристократы свои земли растеряли в процессе промышленной революции и, далее, нарастающего капитализма. Но кастовость настоящей британской аристократии только усилилась. Клубы, в которые ты никогда не попадешь, титул — настоящий, в смысле наследуемый, от королевы — который за великие деяния выдают. Не, социальные лифты работают. Просто прямо сейчас в общество аристократическое не пустят. И дочку замуж не отдадут. Другой мир и корабль до него строится поколениями. Возникает выбор: друзья сегодняшние или головой начинать пробивать бетонную стену к аристократии.

Взросление страшный этап, любого в депрессняк погрузит.

Вот так думал Эйв, но я более оптимистично настроен. Есть магия, есть способности странные, вроде моей, предсказательной. Тащить со страшной силой за британцев я не собирался, но и в Россию мне путь заказан. Кто там иностранцами занимается: Тайная канцелярия или третий отдел жандармов выяснять на себе не хотелось.

Собой надо сначала заняться, фигурой на доске стать, а потом о соотечественниках думать.

— Ты про уроки думаешь? — страшной тенью навис надо мной мистер Джонс.

Под свои мысли я дошел до открытого рукомойника во дворе школы. Где холодил всяческие припухлости и отмывал нездоровые пятна с лица. Школьный рукомойник был сделан из меди, с эмалированной раковиной: он сверкал полировкой, представляя собой прямоугольный объект на столбе из бруса дерева. Большое чистое зеркало, душистый кусок мыла прилагались. Английский Мойдодыр дышал респектабельностью. Стоял в стороне от главного входа, за аллеей пышного кустарника, рядом с колодцем. За рукомойником ухаживал Джонс, первогодки к нему даже не подходили.

Хотя директор всегда декларировал — рукомойник для всех. Но я привратника понимаю. Если бы эти «все» за собой воду в рукомойник из колодца набирали, он бы не возникал.