Карлайл появился в жизни супругов Банбери в 1764 году, когда ему было всего шестнадцать лет. Его как школьного приятеля Чарльза Джеймса Фокса Сара встречала еще мальчишкой в Холленд-Хаусе. С возрастом он превратился в высокого, стройного и поразительно красивого юношу. Будучи старше его на три года, к тому же будучи замужней женщиной, Сара флиртовала с Фредериком, и вскоре он был уже безнадежно влюблен в неё. Оба испытывали восхитительное, невыразимо приятное ощущение. Он жаждал ее тела, она постоянно отказывала ему, заявляя, что она верная жена и обладает преданным сердцем. Но недавно, хотя в этом Сара не решалась признаться никому, даже Сьюзен, скромные радости ее брачного ложа стали давать ее мыслям совсем иное, странное направление.

Удивительно, но ее прибытие в Париж в обществе двух мужчин, вопреки опасениям мадам де Буффлср, скорее привлекло к ней поклонников, нежели отвратило их. Уже через несколько дней после появления в столице Сара была уверена, что пользуется успехом. Щегольски одетые юноши кланялись ей на улицах, ее приветствовали в Пале-Рояль, куда она вместе с Чарльзом и Карлайлом явилась на игру. Увлеченная своим триумфом, Сара уже примирилась со свитой поклонников. По крайней мере, десяток юношей неотступно преследовал ее повсюду, куда бы она ни направилась. Никого из них ничуть не смущало присутствие ее мужа, которого обычно считали добрым малым, настолько увлеченного своими делами, что он предоставлял поклонникам жены сопровождать ее на балы и приемы, которые сам находил весьма скучными. Из этих поклонников герцог Шартрез первым сделал решительный шаг, открыто просив Сару стать его любовницей.

— Вы можете оставить при себе вашего молодого лорда, — небрежно добавил он.

Сара вспылила:

— Мой молодой лорд, как вы изволили назвать его, не приходится мне любовником. Я жена сэра Чарльза Банбери и прекрасно сознаю свой долг.

— Тем хуже для вас, — хладнокровно ответил Шартрез. — Будем надеяться, что Париж вскоре научит вас тому, как следует жить. Когда это случится, помните, что я жду.

Несмотря на свою ледяную реплику, Саре нравилось принимать ухаживания и флиртовать. Она называла себя английской крепостью, которую атакуют хитроумные французы, причем самым интригующим и радостным ей казалось то, что они и понятия не имеют, как долго она способна продержаться под их осадой. С удовлетворенным вздохом леди Сара принялась наносить румяна на лицо, которое, несмотря на то что похудело после недавней болезни, приобрело особую привлекательность.

Сегодняшний вечер обещал быть особенно запоминающимся, ибо бал и концерт были назначен в Тампле, парижском доме принца Конти. Некогда Тампль был обиталищем рыцарей — тамплиеров и состоял из длинной средневековой башни, первоначально построенной как главная башня замка, прекрасного дворца, принадлежащего настоятелю, и обширного сада. Все эти строения были окружены стеной, попасть в Тампль можно было только через древние ворота.

После распада ордена воинствующих монахов король Франции предназначил это место в качестве резиденции королевской фамилии, но оно отвечало вкусам одного принца Конти. Сейчас Тампль был ярко освещен, заново и элегантно отделан, позволяя устраивать пышные увеселения для благородных гостей. Придя в восторг от того, что их пригласили в это историческое место, Сара и ее муж вместе с их неизменным спутником, следующим по пятам, уселись в карету и покатили по сумрачным улицам Парижа.

Даже при первом взгляде на Тампль Сара внезапно почувствовала необъяснимый испуг. Хотя древний дворец был ярко освещен, ей показалось, что над ним нависает тень башни. Сару охватило ощущение, что это мрачное строение было — и действительно могло быть — местом множества страданий и отчаяния. Но разве могла она долго печалиться, слыша музыку, видя танцующих гостей и накрытый для ужина стол в огромной столовой, а также стол для карточной игры в соседней гостиной? Твердо решив развлекаться, Сара позволила герцогу Шартрезу повести ее в менуэте, пока Чарльз направился к игорным столам, а Карлайл с несчастным, видом наблюдал за обожаемой леди.

— У этого бедняги все мысли написаны на лице, — лаконично высказался. Шартрез. — Он ловит каждое ваше движение. Вы жестоки, миледи.

— Если это так, почему же вы преследуете меня? — моментально нашлась с ответом Сара.

— Потому что вы красивы, и я жажду вас. Я не успокоюсь, пока не буду обладать вами. — Сара приоткрыла губы, но Шартрез прервал ее: — Но если вы опять собираетесь поведать мне о своей добродетели, у меня готов ответ. Почему вы находите пристойной вашу отдельную от супруга жизнь?

— Мы не живем отдельно, — с достоинством возразила Сара. — Мы всегда вместе.

— Это явная ложь! Но хватит о вашем супруге, он мне надоел. Позвольте вместо этого рассказать вам, какие удивительные люди собрались здесь сегодня.

Видите женщину, вон там, с поблекшим, но еще красивым лицом, в лиловом платье?

— Да.

— Это герцогиня де Грамон — ее любовником был ее собственный брат. И такому кровосмешению они предавались годами! Ее брат — герцог де Шуазейль, вон тот обрюзгший мастиф в серебристой парче.

Сара не отвечала, настолько ужаснуло ее услышанное. Она уставилась на герцога круглыми от изумления глазами.

— Но совсем недавно герцогиня без памяти влюбилась в своего племянника, герцога де Лозана. Лозан не отвечает ей взаимностью, и она постоянно пребывает в бешенстве. Вас интригуют эти сплетни? — продолжал Шартрез.

— Я нахожу их неприличными и отвратительными.

Герцог пожал плечами:

— Разумеется, я не испытываю к ним отвращения. Кстати, должен предупредить вас: Лозан меняет женщин как перчатки и уже держал пари, что он первым окажется в вашей спальне.

— Но мы с ним даже не знакомы.

— Лозана это не остановит. Говоря серьезно, милочка, с этим человеком вам следует быть особенно осторожной. Он уверен, что вправе отведать всех новых красавиц, появляющихся в Тампле. Говорят, что ни одна женщина в Париже не бывает принята, пока Лозан не даст ей одобрение, а его поощряет к этому принц.