— Но я люблю ее! — с неожиданной страстью вскричал Георг. — Я не представляю без нее свое будущее. Она — моя судьба.

— Ваша судьба — мудрое правление страной, ваше величество. Вы никогда не сможете осуществить его, если семья Фокса пустит в ход шпоры.

— Никто не сможет пришпорить меня! — яростно перебил Георг. — Никто, слышите вы? Спокойной ночи, лорд Бьют. — И он повернулся к наставнику спиной.

Граф буквально застыл как вкопанный, пораженный тем, как легко рвет свои путы послушный ученик.

— Спокойной ночи, ваше величество. Я навещу вас утром, чтобы побеседовать о том, как нам быть с принцессой Шарлоттой, — решительно произнес он, откланялся и вышел, невероятно встревоженный таким поворотом событий.

Еще со времен детства Сидонии всегда казалось, что каменные столбы в Эйвбери обладают таинственной силой — они оставались теплыми, какой бы ни была погода, или делались теплыми, стоило коснуться их. И теперь, сидя под жарким майским солнцем, поглядывая на пасущихся вокруг овец, она прислонилась спиной к одному из столбов внутреннего южного круга и погрузилась в поразительное чувство умиротворения, которое испытывала, только очутившись в родной деревушке. Неподалеку от дочери Джейн Брукс поставила свой мольберт и теперь писала каменные столбы акварелью — не слишком умело, но изящно. За ней наблюдали две дамы в летних платьях и высоких туристских ботинках. Видя эту сцену, Сидония улыбнулась — настолько английской показалась ей она. Сидония искренне пожелала остаться здесь не только на уик-энд.

— Интересно, а для чего предназначались эти столбы? Вы не знаете? — расспрашивала Джейн одна из дам, пока другая методично откусывала шоколад от целой плитки.

Мать Сидонии покачала головой:

— Боюсь, этого никто не знает. Обычно полагают, что это руины храма или святилища. По-видимому, оно достигало огромных размеров, к нему вели широкие мощеные дороги. Этот круг из каменных столбов считается самым большим в Европе.

— Как интересно, подумать только! Наверное, эти столбы ужасно старые?

— Этого тоже никто не знает, их относят примерно к 2500 — 2000 годам до нашей эры.

— Настоящий памятник язычества, — высказалась поедательница шоколада, не переставая жевать. — Вы не знаете, он каким-либо образом связан с Силбери-Хилл?

— Видимо, да.

— А что это — Силбери? — спросила первая дама.

— Там находится погребальный склеп, вяло вставила Сидония, пребывая в полудремотном состоянии. — Я всегда считала это строение склепом.

— О, какой ужас! А там когда-нибудь проводили раскопки?

— Несколько лет назад была сделана попытка прорыть туннель к центру склепа, но это не удалось, — ответила Джейн.

— Вот здорово! — воскликнула вторая женщина, приканчивая одну плитку и тут же разворачивая вторую. — Наверняка в самой середине кто-нибудь похоронен.

Сидония медленно приоткрыла глаза:

— Думаю, там лежит в золотом саркофаге королева со скрещенными на груди истлевшими руками.

— Как романтично это звучит! Вам надо бы стать писательницей.

— У меня и без этого достаточно хлопот, — со смехом отозвалась Сидония.

— Похоже, ты в прекрасном настроении, — заметила Джейн, когда туристки в конце концов двинулись прочь. — Но откуда тебе известна вся эта чепуха про королеву?

— Во всем виноват Финнан, — отозвалась ее дочь, вновь закрывая глаза. — Он — отчаянный романтик, искренне верит, что существуют земли, сокрытые туманом.

— Боже милостивый, вот это фантазия!

— Нет, он совершенно прав.

Джейн проницательно взглянула на дочь:

— Он заинтересовал тебя, не так ли?

— Да.

— Ты не хочешь рассказать мне подробнее?

— Да здесь не о чем рассказывать. Он был счастливо женат и был бы женат до сих пор, если бы его жена не погибла в автомобильной аварии. Он живет один уже три года и, думаю, иногда чувствует себя одиноким. Просто я оказалась в нужном месте в нужное время.

— И это все?

— Если ты хочешь узнать, предлагал ли он мне руку и сердце, то мне нечего добавить. На какое-то время я скрасила его жизнь, но не более. Ситуация тем более безнадежна, что он вскоре уезжает в Канаду работать по исследовательскому проекту, и с его отъездом, я уверена, все будет кончено.

— Как пессимистично это звучит!

— Для него или для меня?

— Для вас обоих. Если он в самом деле увлечен тобой, он должен что-то предпринять. Но, если ты влюблена в него, почему бы тебе не сказать ему об этом? Иначе он может подумать, что ты всецело поглощена только своей карьерой.

Окончательно проснувшись, Сидония выпрямилась и обхватила колени руками:

— Я боюсь получить отказ. Я просто не вынесу, если он вежливо поблагодарит меня и добавит, что не нуждается в моей любви. Боюсь, я и в самом деле влюблена — попалась, как рыбка на крючок. Теперь я понимаю, что должна была чувствовать Сара.

— Какая еще Сара?

— Так, одна из моих знакомых, — туманно ответила Сидония.

— И что же такого она чувствовала?

— Она узнала, что значит быть отвергнутой, причем не самим мужчиной, а его матерью.

— Я не знала, что такое еще случается в наши времена.

Сидония таинственно усмехнулась — этой ее прелестной лукавой усмешкой Джейн всегда восхищалась.

— Да уж, такое случается нечасто.

— Поэтому ты решила молча страдать, но не рисковать с признанием.

— Какое прелестное выражение! Непременно начну использовать его как можно чаще. Да, боюсь, ты права. Я слишком увлечена Финнаном, чтобы рисковать своей удачей.

Джейн вздохнула:

— В какие сложные времена мы живем! Я не отказалась бы вновь ввести обычай балов дебютанток и назначенных родителями браков.

— Возможно, ты права — надо бы устраивать в начале сезона брачные охоты, дабы к концу их каждой охотнице удавалось увести бычка на веревочке.

— Я себе представляла это несколько иначе, но в целом все верно.

— Знаешь, — продолжала Сидония, внезапно посерьезнев, — я не считаю, что в наше время положение вещей изменилось в худшую сторону, хотя это выглядит именно так. Мне казалось, что в прошлом дело обстояло проще, особенно для женщин в восемнадцатом веке, но теперь я в этом не уверена — для этих женщин почти невозможно было выйти замуж за действительно любимого человека.