— Святая обитель! — восторженно вздохнула Сара, увидев из окна кареты квадратное белое здание, мило расположенное на берегу реки Лидер.

— Что за путешествие! — вяло воскликнул Уильям. — Я готов отсыпаться целую неделю.

— Теперь, полагаю, мы можем себе это позволить, — ласково улыбнулась ему Сара. — Здесь у нас на все будет время.

И с этими словами она углубилась в размышления о том, как устроить самое комфортабельное жилье.

Они договорились встретиться в Эдинбурге после концертов, которые давали по отдельности. Днем раньше Алексей выступал в Манчестере, поэтому путь для него оказался более легким, в то время как Сидония, которая ненавидела долгие поездки, вылетела из Гэтвика. Ее основным требованием к полетам было то, чтобы самолет приземлялся точно тогда, когда она допивала второй коктейль, поэтому она осталась удовлетворенной данным рейсом. Они летели по безоблачному небу, стюардесса была разговорчива и дружелюбна, перелет прошел успешно, а Эдинбургский аэропорт был по-прежнему чистым и ухоженным. Как всегда, на севере Сидонию посетила дикая идея купить заброшенный замок, восстановить его во всей прежней роскоши и превратить в концертный зал. Она представляла себе это будущее великолепие чем-то вроде Мак-Глиндсбурна.

Такси привезло ее к отелю, элегантному зданию георгианской эпохи на одной из множества улочек, разбегающихся от улицы Принца. Сидония поразилась, увидев памятную доску о том, что некогда отель был городским домом Томаса Эрскина, шестого графа Келли, председателя Эдинбургского музыкального общества в 1757 году и вице-губернатора в 1767 году. Вздрагивая при мысли о том, что она каким-то образом повторяет путь великого человека, Сидония отправилась на поиски своей репетиционной залы, снятой для нее музыкальным колледжем, и как следует поупражнялась, прежде чем идти встречать Алексея.

Поезд подошел к вокзалу Ваверли почти минута в минуту, и музыкантша испытала обычную радость от того, что ей предстояло показывать любимый город новому человеку, видя, как загораются его глаза, наслаждаясь тем, что конец июля еще не наступил и толпы туристов, посещающих фестиваль, еще не наводнили улицы.

— Ты только представь себе! — воскликнула она, весело целуя Алексея в щеку. — Мы остановимся в отеле, который некогда был городским домом графа Келли.

— Это исполнение его произведений принесло тебе такую известность? — заинтересованно отозвался Алексей.

— Кто это так говорит?

— Я читал об этом в одной газете, поэтому знаю точно, что это правда.

— Ты слишком хорошо стал разбираться в английском юморе, — заметила Сидония, вновь целуя его. — Это становится опасным.

— Всему виной гастроли, — объяснил Алексей. — Я познакомился со столькими людьми, побывал почти везде и научился шутить по-английски. Но это всего лишь шутки, а не ругательства!

— Верю, верю. Я просто горжусь тобой. Но хватит об этом. Твой успех стал просто неожиданным — об этом я тоже читала в газетах.

Алексей рассмеялся.

— В худшей из статей меня назвали помесью Тома Круза и Паганини, добавив, что я — величайший секс-символ, который когда-либо держал в руках скрипку.

— Где это написано — в «Сан»?

— Нет, в «Дейли миррор».

Сидония присвистнула.

— Да, а «Экспресс» считает тебя парнем, который заставил Найджела Кеннеди повнимательнее смотреться в зеркало.

— Какого Найджела? — невинно переспросил Алексей, и оба расхохотались.

Понимая, что произведения графа Келли будут более чем популярными в его родном городе, Сидония решила посвятить им большую часть своего концерта. Свидетельством мудрости ее выбора уже стали воодушевленные лица студентов, которые постоянно заглядывали в окна и дверь репетиционного зала. Завершив репетицию взрывом своей новой версии двадцать седьмой сонаты Скарлатти, Сидония услышала дружные аплодисменты из коридора.

Те же самые студенты вскочили на ноги, аплодировали и кричали, когда этим вечером Алексей Орлов, более одухотворенный, чем Сидония помнила его, блистательно исполнил скрипичный концерт Мендельсона. Высокие и сладкие страстные звуки, отчетливые и чистые, как колокольный звон, и в то же время нежные, как песня ветра или шум прибоя, захватили всех слушателей.

После столь виртуозного исполнения ему неизбежно пришлось играть на бис. Студенты завопили во весь голос, когда Алексей в угоду им заиграл простые и легкие вещи: русские народные песни, музыкальные шутки Фритца Крейслера, мелодии «Битлз». Весь зал поднялся как один человек и разразился восторженными аплодисментами, и у Сидонии выступили на глазах слезы, когда она подумала, что Алексей сделал правильный выбор, не связав свою жизнь с ней, — он был слишком талантлив, слишком гениален, чтобы принадлежать одной женщине, прямо перед ним сверкали лучшие жизненные награды, а ему оставалось только протянуть свои чуткие руки, чтобы схватить их.

— Здравствуй и прощай, — пробормотала она, поднимаясь вместе со всеми, и была удивительно красива в тот момент, несмотря на то, что по ее щекам текли слезы печали и радости.

За кулисами Алексея ждала целая толпа — коллеги-музыканты, журналисты и критики и, к удивлению Сидонии, Шанталь де Шенериль.

— Боже мой! — воскликнула Сидония, пробираясь к ней поближе. — Я даже представить себе не могла, что вы приедете сюда.

Француженка одарила ее нежным поцелуем.

— Я в гостях у Мак-Даффа в его поместье уже шесть недель. Кроме того, мне давно хотелось посетить фестиваль. Разумеется, я и не думала, что застану здесь Алексея.

Сидония удивилась, надо ли ей делать выводы из этого последнего замечания, но ответила просто:

— Как приятно вновь увидеться с вами!

— И мне, моя дорогая. Разумеется, я буду на вашем концерте.

— Боюсь, после такого успеха Алексея мое выступление покажется слишком блеклым.

— Ваша музыка совершенно иная, — разумно уверила ее Шанталь. — Слушать вашу игру — все равно что слушать падение хрустальных капель. А Алексей способен завладеть душой слушателя.

— И сердцем?

Мадам де Шенериль загадочно улыбнулась.