Отзывы о моей работе было трудно слышать, даже хорошие. Я не знал почему. Может быть, потому, что каждый проект был чем-то личным.

Моя мебель была моей страстью. Моим искусством. Оно исходило из глубины моей души и перетекало через мои руки в инструменты. Возможно, клиенты давали мне рекомендации или наставления, но каждая деталь была моей.

Моя мать однажды сказала мне, что моя крайняя скромность вызывает симпатию. Она также сказала мне, что я слишком критично отношусь к своим собственным работам. Она сказала мне, что я надумываю все недостатки.

Она просто не могла их увидеть. Вряд ли хоть кто-нибудь видел ошибки, но они были налицо.

Как те стулья из Адирондака. Один из них был немного короче другого примерно на полдюйма. А на том стуле, что поменьше средняя часть спинки была немного темнее. Та доска должна была пойти на сидушку, а не на спинку.

Когда кто-то действительно указывал на недостаток, я не просто нервничал. Я слетал с катушек.

В тот единственный раз, когда клиент сказал мне, что ему не нравится то, что я для него сделал, я послал его на хуй и вернул задаток. Этим предметом был журнальный столик, который теперь стоял в моей гостиной.

Не имело значения, нравились они людям или нет. Я сооружал их не для этого.

— Мне нравится, что ты стесняешься своей работы, — сказала Пайпер со стороны двери. — Но я не собираюсь прекращать говорить тебе комплименты. Твои работы — лучшие из всех, что я когда-либо видела. Тебе не обязательно соглашаться с моими комментариями. Тебе даже не нужно говорить «спасибо». Но я не собираюсь прекращать говорить тебе, как сильно мне всё это нравится.

Мои плечи опустились. Она просто пыталась быть милой, а я оставил её стоять у двери. А ведь она сказала совершенно правильную вещь. Я оглянулся через плечо и кивнул.

— Спасибо.

— Не за что. — Её туфли застучали по полу, когда она вошла внутрь. Когда я накладывал сырое мясо, дверь с хлопком закрылась.

Она пошла в гостиную, положив свою сумочку на мой кофейный столик. Она наклонилась и провела кончиками пальцев по столешнице, улыбаясь и восхищаясь изделием. Но она не стала ничего говорить, как я ожидал. Она позволила ямочкам на щеках и тому, как её руки задержались на дереве, сказать мне, как сильно ей нравилось.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил я.

— Конечно. — Она села на мой кожаный диван. — Выпью что угодно на твоё усмотрение.

Я вымыл руки, затем подошёл к холодильнику и достал две бутылки пива. Я сорвал крышки, выбросив их в мусорное ведро, и передал одну из бутылок Пайпер.

— Такое я ещё не пробовала. — Она осмотрела этикетку, прежде чем снова поднести стекло к губам.

— Это местная пивоварня. Они хороши. — Я отпил из своей бутылки, оставаясь стоять посреди комнаты.

Должен ли я сесть рядом с ней? Вести светскую беседу? Подходить слишком близко было опасно. Нам не удастся поужинать, если искра вспыхнет. И я ненавидел светские беседы.

Я сделал ещё один глоток пива.

— Я собираюсь разжечь гриль.

— Хорошо. — Она осталась сидеть, обратив своё внимание на крайний столик рядом с ней. И снова она улыбнулась моей работе, нежно прикоснувшись к ней, но ничего не сказала.

Я воспринял это как намёк на то, что я могу скрыться за дверью и разжечь гриль на крыльце.

Это не свидание. Я повторял это снова и снова, пока допивал остатки своего пива, а затем поплёлся обратно внутрь. Это было не свидание. Так что не было никаких причин избегать Пайпер. Верно?

— Могу я накрыть на стол? — спросила Пайпер, вставая с дивана, когда я подошёл к шкафчику за своей любимой приправой.

— Конечно. — Может быть, было бы проще, если бы она тоже что-то делала, и этот ужин стал бы совместной работой. — Тарелки в шкафчике рядом с раковиной. Приборы в нижнем ящике.

— Хорошо.

Пока она суетилась на кухне, я приправил свиные отбивные. С каждым встряхиванием бутылки я делал глубокий вдох. После четвертого мои плечи начали расслабляться.

— Будешь ещё пиво? — спросила она, ставя тарелку на стол.

— Конечно. — Я оглянулся через плечо как раз вовремя, чтобы увидеть, как она допивает остатки своего пива. Ладно, может, не только я нервничал из-за этого ужина.

Она подошла к холодильнику, доставая для нас ещё по одной бутылке. Она протянула мне мою, когда я вынес отбивные на улицу, к грилю. Пайпер последовала за мной, заняв место на стуле поменьше, пока я шёл к грилю и выкладывал мясо.

— Они удобные. — Она провела рукой по подлокотнику кресла, затем ухмыльнулась. — Это был факт, не комплимент.

Я усмехнулся. Её шутка подняла мне настроение, и я пересёк крыльцо. Сидеть рядом с ней было рискованно, но я рискнул, опустившись на другой стул. Мы тихо сидели, глядя на деревья, в этот раз мы пили пиво намного медленнее.

Примерно через три минуты остатки моего беспокойства улетучились. Моё тело расслабилось на сиденье. Сидеть здесь с Пайпер было легко, словно это длилось целые годы, а не мгновения. Ничто в этом ужине не должно было быть неловким.

Это была Пайпер. Она не была какой-то странной женщиной, которую я пригласил на первое свидание. Мы оба знали и понимали наши границы.

Мы были любовниками. Мы были соседями. Ничего больше. Когда наш вечер подойдёт к концу, она отправится к себе домой, а я останусь у себя.

— Как продвигается реконструкция? — спросил я.

— Хорошо. Они начали устанавливать стены, так что судя по всему мы наконец таки продвигаемся к финишной прямой.

— Работа?

— Тоже хорошо. — Улыбка тронула уголки её губ. — Это была лучшая неделя за долгое время.

— Расскажи мне об этом. — Судя по тому, как загорелось её лицо, я не хотел, чтобы она прекращала говорить.

— Я когда-нибудь говорила тебе, что мой брат — ветеран? — спросила она, и я покачал головой. — Оуэн пошёл в армию сразу после средней школы и прослужил около двенадцати лет. Ему было трудно вернуться домой после своего последнего дела. Близкий друг из его подразделения покончил с собой, и это повлияло на него.

— Мне жаль это слышать.

— Как и мне. Но сейчас ему гораздо лучше. Он нашёл работу в организации, которая помогает ветеранам, таким как его друг. Фонд Кендриков делает им пожертвования каждый год. И я вроде как полюбила заниматься этим — находить организации, подобные его, которые оказывают помощь ветеранам.

Глаза Пайпер горели всякий раз, когда она говорила о своей работе. Я так увлёкся ее лицом, что чуть не забыл о еде, оставленной на огне.

— Чёрт. Секунду. — Я поспешил к грилю и перевернул свиные отбивные, пока они не подгорели, затем вернулся на своё место и кивнул ей, чтобы она продолжала.

— Вскоре после того, как я переехала сюда, я нашла статью в газете Калиспелла об организации в Бозмене, которая помогает ветеранам. Их отвозят на недельную рыбалку и обучают навыку, который они могут использовать, чтобы обрести немного покоя. Сначала я была настроена скептически, но их показатели успеха невероятны. Отзывы некоторых участников просто феноменальны. Я рассказала об этом Логану, и сегодня мы выписали им чек на миллион долларов, чтобы финансировать их в течение следующих трёх лет.

— Хорошая работа.

Она покраснела.

— Спасибо. Возможно, это было лучшее пожертвование, которое мы сделали в этом году. Ну… точно, моим личным фаворитом. Если бы я не переехала в Монтану, я бы никогда о них не услышала. Мы с Логаном планируем съездить туда через неделю, чтобы лично вручить чек.

— В Бозмен?

— Да. — Она кивнула. — Там они находятся.

— Ха. Я, э-э… Я там вырос. — Это была первая деталь о моём прошлом, которой я когда-либо делился с кем-то в Ларк Коув.

Это признание на мгновение удивило меня, но я не пожалел, что поделился им.

Пайпер была по-настоящему хорошим человеком. В то время как я нашёл страсть в своей мебели, она поддерживала те дела, в которые верила больше всего. Я доверил ей несколько незначительных подробностей о своем прошлом.

— У тебя остался там кто-нибудь? — спросила она.