— Девка, — усмехнулся в бороду ярл Тур и Возгар согласно кивнул. Мошка же рот от удивления разинул и глаз от той, с кем ночлег в пути делил отвести не мог.

— И ничо такая, не страхолюдная, — выдал, наконец младший вэринг, вызывая смешки старших мужей.

— Путь Скёль не бабий, и не мужской. Да и не путь то вовсе, а служение. Нет дела до мирских забот тому, кто видит в глубь минувшего и в грядущего дали, — Драгост сидел поодаль на округлом камне и смотрел, как Мокроус съезжает по покатой скале на спине в воду.

— Толку-то от дара такого, одна головная боль, — Возгар с прибытия пытался старца на разговор вызвать, да тот лишь молчал, будто глуховат стал. Но в этот раз глава драконоборцев удостоил лучника ответом.

— Прав ты, Возгар. Большие знания — сплошная боль. Оттого проще люду будущего не ведать, да о прошлом забыть. Так и дни настоящие без печали пойдут, а не грузом тяжелым на плечи лягут. На то ж сила недюжая надобна, чтоб не только знать, куда шаг следующий приведет, но и ответ за это суметь держать.

— Дело говоришь, — хмыкнул Тур, поглядывая на Мошку — дошла ль до молодого мудрость прожитых лет. Но парень все от Скёль глаз отвести не мог. Та же всем прочим предпочитала выдру, что уже вертелась у девичьих ног, вымогая лакомство и ласку.

— Хватит ли у нее силы той, про которую ты вещаешь? Дунут зимние ветра, и точно худую щепу сломает тело хилое, — наемник провоцировал, вызывая Дракоста на разговор.

— Не в теле, в духе сила волхва. Да такая в ней мощь, что оба мира петь для него готовы и секреты выбалтывать. Скёль покамест только струны тронула, да созвучия первые улавливать начала. Но придет час, когда развернется душа ее во всей красе, и коль будет на то воля Первого ящера, доживу я и песню ту услышу.

— Вот почто она злыдням сдалась, стало быть, — воевода задумчиво нахмурился, а после поведал старику о случившемся на тропе. Как выродки Дировы на обоз напали, а навия-перевертыш вцепилась в скальда, и только Возгар с подругой от верной гибели рунопевца спасли.

Дракост выслушал молча, изредка кивая, а после встал во весь рост и поклонился сидящему на колоде наемнику:

— Благодарю и прошу прощения. Двадцать лет гневался я на юного гордеца, отринувшего свет данный, во имя скитанья во тьме. Того, старый, не ведал, что мыканья эти жизнь важную спасти назначены и вывести ищущего на свой путь. Уроком то мне будет на склоне лет, а тебе, Возгар, знанием — всяк мудрец ошибаться горазд.

Лучник подскочил, помогая Дракосту распрямиться, и обнял старика от избытка чувств.

— Дурак я был неблагодарный, — сказал, чувствуя, как в горле ком собирается и слова не идут. — Будто тать в ночи сбежал от тебя, не попрощавшись. Тоскливым виделось мне прозябанье на Твердыше, покуда по всей Вельрике столько дивного и невиданного. Думал, останусь до утра — так и уйти не смогу. Ты ль не отпустишь, сам ли струшу…

Драконоборец молча похлопал бывшего воспитанника по спине, да смахнул украдкой скупую слезу.

— Интересно послушать, что ж у вас за размолвка в прошлом вышла, да на столько лет затянулась, — ярл тоже встал, наблюдая за примирением с интересом.

— Щас бабы столы накроют, сядем, и расскажу, — улыбнулся в бороду Дракост, а после по-мальчишески подмигнул Возгару:

— А ты в этот раз готов слушать, то, что не по шерсти придется? А, сын Гордара?

— Готов, — кивнул лучник, да только сердце заныло его дурным предчувствием, и полыхнул, до боли опаляя шею, бабкин оберег.

В тот же миг расшалившийся Мокроус лизнул Скёль в нос, и скальд рассмеялась совсем по девчачьи, а ветер разнес ее звонкую радость по просторам Фьорда. Признанная волхвом, обернулась к мужчинам, доверчиво делясь счастьем, и встретила взгляд Мошки. Тот стал пунцовым, под цвет плаща и потупился, а старшие понимающе заулыбались. В непосредственной открытости отроковица была не то, чтоб красива, но хороша — как обещающий скорую весну нежный проклюнувшийся первый лист, или цветок, распустившийся на склоне осени.

— Старче, так злыдни ее за магию убить хотели? — не поднимая глаз, тихо спросил вэринг Дракоста.

— Нет в мире сильнее зелья, чем кровь невинного агнца, к тому же силой волшебной от рожденья наделенного. Видать, недругам вашим то получше прочих известно.

Мошка спал с лица, рухнул оземь и, скуля и причитая, пополз к ярлу:

— Бей меня, режь, розгами секи иль голову с плеч сноси, лишь дай покаяться, — выл вэринг, валяясь в ногах у воеводы и не смея поднять лица.

— Голову, пожалуй, с плеч повременим снимать, покуда проступка размер не ясен, — Тур посмотрел строго, а затем нагнулся и дернул парнишку вверх за загривок, точно котенка нашкодившего. — Человек ты, а не гадина ползучая. Изволь глаза в глаза ответ держать.

Мошка на ноги встал, но взгляд поднять трусил, только мял в ладонях полы плаща, да губы жевал.

— Говори! — рявкнул ярл.

— Мамка у меня одна с сестрицей осталась, на меня, как на мужика вся надежда, — затараторил юный воин, то и дело шмыгая носом. — В вэринги то подался, чтоб семью кормить, да на приданное собрать. Без меня им разве что на Большой троп дорога, а так худо-бедно и хибарку подлатал, и мамку подлечил, а малой то сарафан, то сапожки сладил. Я б супротив вас никогда не пошел, вы ж мне, что батька родной стали, да только — куда мне идти, коль из-за ящура вы службу бросили? Парни-то, многие, и рады были — в их стадах крепкие руки нужны. А я ж с самых низов, да мамка чахоточная без сил. Как к ней с позором да без крезика за душой возвращаться?! Вот и не знал, как и вас не ослушаться и в служивых остаться. Тут-то меня к Крезу и вызвали, да посулили землю и злато, если с поимкой драконихи подсоблю.

— И ты что ж, в охотники записался? — в голосе ярла не было больше тепла и отцовской заботы, лишь холод презрения и острая сталь.

— Куда мне! — отмахнулся Мошка. — Да и не предлагали того. За девку одну Крез просил, в полюбовницах у него бывшую. Мол, только и надо, что вороньей почтой ей вести слать, куда ярл с дружиной направятся. А за это будет мне и прощение Крезово, и награда, и служба верная до гробовой доски. Я так рассудил, что греха не будет — все одно соглядатаев хватает, не я так другой доложит, куда опальные дружинники собрались.

— Что ж ты каяться-то решил, коль греха в том нет? — Тур прищурился недобро, и всяк бы замолчал под таким тяжелым взглядом, но Мошку уже несло — хотелось поскорей груз с души снять. Мотнул головой на Скёль.

— Эта вон на сестрицу мою похожа, токмо та на пару годков младше будет. А я, выходит, своими руками ее поганцам лютым отдал…

— Не бренчи. Откуда поганцы-то явились, была ж одна баба Крезова?

— Так то ж та самая, что с Дировыми на обоз напала — она как из черной кошки в птицу перекинулась, я рожу ее мерзкую и признал.

— Эспиль! — выдохнул Возгар.

— Точно, Эспиль, — кивнул Мошка, — так ее Крезов служка и величал. Чернявая такая, перси наливные, чресла округлые…

— Видели мы, да получше твоего, — не выдержал Возгар, ярко представив полуголую навию в «Драконьем брюшке», залезающую к нему в лохань. Что в ней Креза прельстило и ежу понятно было.

— И ты навии этой, опосля стычки нашей докладывать продолжал? — Тур скрестил на груди руки, отчего стал казаться еще крупнее.

Молодой вэринг замотал головой:

— Чтоб мне на месте провалиться, коль вру — не хотел я! Они с Диром в Бережном стаде подкараулили, когда вы меня за снедью отправили, и давай угрожать. Ладно б мне — так и сестрицу с матушкой приплели. Грозились злыдням на растерзания их отдать, опосля как шайка выродков вдоволь с каждой позабавиться. Не мог я после этого иначе…

— Ну? — ярл выгнул бровь, ожидая окончания признания.

— Указал им лодку кормчего нашего, да сказал, что к Драконоборцам путь держим. Режьте меня, секите, голову с плеч рубите — нет мне прощенья! — Мошка вновь рухнул на землю у ног воеводы и принялся стенать о черной своей судьбе.

— Вот заладил, «голову с плеч», — Тур скривился презрительно, но в тот же миг лицо его разгладилось, лишь меж бровей глубокая морщинка залегла. — Коль каждому, кто по глупости ли, по слабости, иль по иному неразумению дурь творил, головы рубить, так по всей Вельрике люд бы за год перевелся. Не тужи, Мошка, да перестань камень под ногами моими лобызать — побереги губы для красы-девицы, встретишь таких немало, коль направо-налево головой своей раскидываться не будешь. А что до злыдней с навиями и крезового злата, так то будет тебе урок. Есть выборы, что даются нам долей раньше, чем способность их совершать. Скажи лучше, со мной ты дальше иль нет? Держать не стану, но коль останешься — по полной, как с самого себя спрошу.