Мы ещё раз дружно кивнули и двинулись следом.

Атмосфера палаты тяготила. Тут было темно, душно и жутко одновременно. Огромное помещение разделялось ширмами на небольшие участки, в каждом из которых располагались кровати. И без того тусклые светильники здесь, казалось, не горели совсем. Даже свет от них лился неприятный глазу. Ирмис схватила меня за руку, и мы медленно пошли вдоль рядов. Большая часть кроватей пустовала, некоторые отделения полностью ограждались от посторонних, а на ширме предупреждением висел большой красный крест. Я вопросительно посмотрела на прорицательницу, но та помотала головой.

— Там лежат те, к кому нельзя прикасаться, — прошептал на ухо Аарон.

— Откуда ты знаешь? — ещё тише спросила я в ответ.

— У меня тут тётя лежала, мы с отцом один раз её навещали и…

Проходившая мимо целительница на нас шикнула, и парень замолчал, показав жестом, что расскажет потом.

Соседнее огороженное отделение было открыто. На единственной занятой кровати кто-то лежал. Убедившись, что целитель не видит, мы молча подошли чуть ближе посмотреть. На койке оказался мужчина, определить возраст которого было практически невозможно. Его кожа настолько истончилась, что обтянула череп словно тонкий слой воска. Волос практически не осталось, губы потрескались в кровь, а глазницы ввалились так глубоко, словно перед нами лежал мёртвый. Не сразу, но мы заметили запекшуюся кровь в уголках рта, в ноздрях и даже в ушах.

Больной часто поверхностно дышал, издавая металлические хрипы. Ирмис задела тумбочку и с неё со звоном упала металлическая кружка. Мы дружно вздрогнули, а больной приподнял веки, ещё больше ввергая нас в ужас. Загноившиеся воспалённые глаза, затянутые белой пеленой, ничего не видели, но я отчётливо ощущала, что смотрит он именно на меня.

Я взвизгнула и отлетела назад, почти сшибив Аарона, подошедшего сзади. Мы поспешно удалились подальше, боясь, что за крики и грохот нам влетит. Мы ещё немного побродили, но подходить к кому-то близко больше не рискнули. В отделении мелькали плащи послушников и старших адептов. Почти у каждой занятой кровати кто-то был, а у некоторых собрался целый консилиум во главе с целителем.

В конце этой огромной комнаты располагалась металлическая добротно проклёпанная дверь.

— А что там? — спросили мы у Бобби, так удачно проходившего мимо нас.

— Там? — он смутился, — ну… там особые пациенты, вряд ли вам туда можно.

— Какие особые? — не поняла я.

Послушник поджал губы, рассматривая нашу четверку в раздумьях.

— Ладно, я поищу магистра, спрошу, можно ли вас туда пустить.

С этими словами он скрылся в лабиринте ширм. Не прошло и минуты, как он вернулся и кивнул следовать за ним. Он открыл тяжёлую дверь и велел быстро входить.

Сначала я подумала, что ослепла — настолько тут было светло. Всю правую стену занимали большие окна, а с другой стороны в два ряда шли кровати без каких-либо ширм. Больных было очень много, кто-то стоял у окон, кто-то сидел или лежал на кровати, кто-то просто ходил туда-сюда и не обращал на нас внимания.

Сидевшая дежурная целительница уже двинулась в нашу сторону, но её остановил магистр Демьен, наш преподаватель.

Он с широкой улыбкой подошёл к нам и предложил сам провести экскурсию, отпустив Бобби обратно. Как оказалось, вся наша группа целителей уже обошла отделения и находилась в следующем, последнем помещении.

— Магистр, а кто здесь лежит? — прошептала Ирмис, озираясь по сторонам.

— О, это, пожалуй, самое тяжёлое отделение. Тут у нас находятся душевнобольные.

Тут до меня дошло, что в этих людях было что-то не так. Я внимательно осмотрелась. Мужчины и женщины разных возрастов, на первый взгляд, были чем-то заняты, но всех них объединяла одна вещь — отсутствующий взгляд, словно телом они были с нами, а душой где-то совсем далеко.

— А почему их так много? — вырвалось у меня, — все кровати заняты.

— Такие болезни очень и очень сложно лечить, — с грустью в голосе ответил он, — это не заболевание тела, это заболевание духа. Иногда он так сильно повреждён, что залатать его просто невозможно.

— Какой ужас… — покачала головой Ирмис.

— Да, согласен, — кивнул магистр, — вот Мари, — он показал на девушку, стоявшую у окна, — она с нами уже одиннадцать лет, пойдёмте.

Мы неуверенно двинулись к девушке. На вид ей было лет семнадцать-восемнадцать, реденькие русые волосы, сплетённые в кривую косичку, начали покрываться сединой. Белая роба висела большим мешком на худом тельце, съехав с одного плеча. Больная улыбалась и слегка покачивалась, глядя куда-то вдаль.

— Здравствуй, Мари, — мягко сказал магистр, подойдя к ней.

Девушка медленно повернула голову, вперившись в нарушителя спокойствия туманным взглядом. Он то слегка прояснялся, то опять мутнел, будто она силилась вспомнить, что нужно ответить. Спустя некоторое время она всё же еле слышно пискнула:

— Здравствуйте, целитель.

— Как ты себя сегодня чувствуешь?

Ей опять понадобилось время, чтобы ответить:

— Как всегда хорошо.

— Ты кого-то ждёшь сегодня?

На этот раз Мари молчала значительно дольше, сильнее раскачиваясь взад-вперёд.

— Маму, — прошептала она.

— Хорошо, не буду тебя отвлекать, Мари.

Магистр отошёл от неё, но она этого, похоже, даже не заметила, всё также стоя и слегка покачиваясь у окна.

— Что с ней случилось? — удивился Аарон, явно пребывая в таком же ступоре, как и мы.

Демьен печально посмотрел на девушку.

— Она уже одиннадцать лет ждёт маму. Когда она была маленькая, маму она действительно дождалась. Жили они в доме недалеко от тракта, женщина возвращалась с ярмарки, но некие странствующие бандиты зарезали её прямо на глазах ребёнка. Когда бабушка прибежала на крики, малышка сидела вся в крови, обнимала мёртвое тело и звала на помощь. С того момента она такая. Видимо, сознание стёрло ужасные картины из прошлого, и она застыла в том времени.

— А если открыть ей память? — предложила я вариант.

Магистр покачал головой.

— Не всё так просто, юная леди. Тяжесть прошлого может оказаться таким шоком, что сердце просто откажет. Такое уже было неоднократно, больные умирали, даже при магической поддержке тела. Дух просто не выдерживал. Поэтому от такой практики отказались. Остаётся надеяться, что когда-либо она сможет сама принять произошедшее.

Я обернулась к Мари, но нас для неё уже не существовало. Как это ужасно… Мне стало невыносимо жаль эту девушку, даже представить сложно, что ей пришлось перенести. Потерять маму, да ещё прямо на глазах таким ужасным способом, не каждый взрослый бы пережил. Сделав шаг к окну, я с трудом подавила острое желание просто её обнять, как обнимала сестрёнку, когда ей было плохо, но Аарон перехватил меня за руку и покачал головой:

— Ты ей ничем не поможешь, пойдём.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как согласиться.

— Магистр, а тут все после подобных… эээ, случаев, как с Мари? — поинтересовалась Ирмис, сделав круг по комнате.

— Нет, но многие. Также есть и больные с рождения, но таких меньше.

— Но почему не все после жутких событий сходят с ума? — недоумевал Трой, — я точно знаю, что на глазах бабушки убили её брата, но она не такая.

— Душевное состояние и уровень ментальных сил у всех разный, кто-то обладает стойкостью, которая спасет разум от чудовищных последствий, а кто-то нет. Нам с вами лишь остаётся надеяться, что подобной участи мы сможем избежать. Но застраховаться от этого не сможем и мы с вами, — подытожил магистр, когда мы подходили к очередной двери.

На этот раз вход был открыт. Войдя, я заметила махающую мне Нию. Целители-ацепты стояли полукольцом перед какими-то картинами. Вообще вся комната оказалась чем-то вроде помещения для расслабления. Тут были краски, простые музыкальные инструменты, кубики, пирамидки и прочие штуки для детей.

Оказалось, что целитель показывал адептам картины, которые в свое время рисовали пациенты, и объяснял, кто и по какой причине сюда попал. Мы подошли к самому концу лекции, а потому я ничего не поняла. А вот судя по лицу соседки — она была в восторге.