Часто приходили Фалько и его толстенькая супруга, а также Корвин в сопровождении своей очень красивой и очень беременной жены. Валерий даже нашел время, чтобы развлечь Петрония, хотя ему никогда не нравился квестор, который, казалось, был одержим его происхождением и, казалось, обладал тревожно всесторонним знанием различных ветвей семьи Валерия с хорошими связями.

Среди гостей иногда бывал самый влиятельный бритт Колонии, и что может быть более естественным, чем то, что он, в свою очередь, пригласил трибуна в свой дом на склоне за рекой. Поначалу Валерий считал Лукулла забавным персонажем из-за его терьероподобного стремления к римским обычаям. Но когда он узнал его поближе, то обнаружил, что за заискивающей улыбкой скрывается проницательный ум и неизменное великодушие. Но Мейв была права, беспокоясь о деловых отношениях отца. Если бы времена были другими, он был бы богат, успешен и уважаем; но времена были не те, и они и его честолюбие, несмотря на его внешний успех, в совокупности оставили его барахтаться в море долгов. Римлянин держал бы это в тайне от своего позора, спрятав его в бумагах своего таблиния, но Лукулл, несмотря на все его высокомерие, не был римлянином. Он был болтливым, беспринципным кельтом, который смеялся над своим затруднительным положением и приглашал посмеяться вместе с ним. Валерию очень нравилось его общество.

Лукулл обычно приезжал в Колонию без сопровождения, но, когда Валерий отправлялся на виллу тринованта, Мейв неизменно ждала, чтобы поприветствовать гостя своего отца в портике. В первый раз, когда это случилось, ее прием был чересчур формальным, и, в своей нервной манере влюбленного мужчины, он забеспокоился, что их отношения уже утратили часть своего блеска.

Он все еще нервничал за столом, когда Лукулл напугал его, задаваясь вопросом, как поведут себя передовые отряды губернатора в горах декеанглиев, когда снег будет лежать им по шею, пальцы ног почернеют. Но все остальное вылетело из его головы, когда он осознал присутствие Мейв за плечом ее отца. Взгляд, который она бросила на него, вызвал дрожь желания по всему его телу, и ее правая рука потянулась, чтобы коснуться золотого амулета вепря на шее.

— Ты в порядке? — спросил Лукулл, его пухлое лицо выражало беспокойство. — Ты совсем побледнел. — Он взял тарелку и понюхал. — Этот ублюдок! Герет! Опять эти проклятые устрицы.

Это должно было быть невозможно, но им удалось сделать это только трудным. Обрывки разговоров в коридорах и дверных проемах. Тайные прикосновения, когда они проходят мимо друг друга при входе или выходе из комнаты. Каждая встреча только разжигала, то, что росло между ними, хотя и вызывало разочарование, которое росло в равной мере. Она уговорила его бросить вызов снегу и смотрителям поместья ее отца и ухитрилась случайно встретить его на лесной прогулке. Наконец они могли говорить беспрепятственно, и он нашел ее сообразительной и вспыльчивой. Она не была похожа ни на одну римлянку, которую он когда-либо встречал. У нее на все были свои взгляды – даже на военную тактику, которая утомила бы любую другую девушку, которую он знал, – и она не боялась высказывать свое мнение, но оно всегда сводилось к одному предмету: ее народу.

Она также была практична.

Встреча повторилась неделю спустя. Новый выпавший снег сгустил блестящее покрывало, окутывающее землю с севера и юга, превратив ее в мир чудесных скульптурных горбов и впадин. С неба по-прежнему падали крупные хлопья цвета старого синяка, превращая воздух вокруг себя в кружащийся каскад белых лепестков. Валерий беспокоился, что они могут потеряться, но Мейв только хихикнула.

— Это поможет замести следы, — настаивала она. — Пойдем со мной.

Валерий придержал своего большого военного коня, чтобы не отставать от маленького пегого пони, на котором она ехала в боковом седле. Ему было трудно отвести от нее взгляд, и, когда они углубились в лес, он обнаружил, что его естественная осторожность сменилась более глубоким, более интуитивным предвкушением, и результата, которого он избегал.

— Вот, — наконец сказала она и рассмеялась, увидев выражение его лица. Он смотрел на стену из чистого серого камня. — Помоги мне спуститься.

Он спешился и взял ее за талию, сняв с пони и наслаждаясь теплом ее тела, а затем привязал двух животных к ближайшему дереву. К тому времени, как он закончил, она стояла у основания стены, где большой вечнозеленый куст свисал с тяжелым снегом.

Что-то в том, как она стояла, дало ему первый намек на то, что стало неизбежным. Затем он посмотрел ей в лицо и увидел там послание, и ему показалось, что внутри него зажегся огонь. Бездонные карие глаза были смертельно серьезными, но в них был безошибочный вызов, а ее щеки горели цветом, который соответствовал ее губам, чувственным, припухшим и манящим. Когда он шел к ней, ее глаза не отрывались от него, а когда он подошел к ней, она отодвинула куст с размахом, который был испорчен только снегом, падавшим с ветвей на ее голову.

— Добро пожаловать в мое логово, — сказала она, смеясь.

Это была пещера.

Узкая трещина, прорезанная в скале, образовывала вход, который почти сразу расширился до площади размером с восьмиместную палатку легионера. Должно быть, когда-то пещера была обитаема, потому что в каменных стенах были вырублены ниши и полки, где Мейв разместила масляные лампы, которые теперь превратили их окрестности в усеянный бриллиантами грот. Крошечные осколки, вбитые в камень, блестели в свете лампы, как неугасимые искры синего, зеленого, красного и дюжины других цветов, для которых у него не было названия. Атмосфера, почти религиозная, вызывала у него чувство удивления, в сотни раз усиленное присутствием рядом с ней. Дым от масляных ламп растворялся во тьме наверху, и у него создалось впечатление огромной бесконечной пустоты. Но его взгляд был прикован к задней части пещеры, где на земляном полу лежали два больших меховых ковра.

— Я хотела, чтобы нам было тепло, — прошептала она. — Тебе нравится?

Да.

Ее темные глаза неотрывно смотрели в его глаза, она вытерла слезу со щеки и приблизила свои губы к его губам. Поцелуй, казалось, длился вечность; с каждой проходящей секундой она становилась все более страстной и напряженной, так что, когда они наконец расстались, у обоих перехватило дыхание. Теперь глаза Мейв наполнились чем-то, что могло быть страхом, но быстро сменилось шоком и удивлением от новых эмоций, полыхающих подобно лесному пожару глубоко в ее теле.

— Пойдем, — сказала она и повела его за руку к мехам.

До сих пор всем распоряжалась Мейв. Теперь, по невысказанному согласию, управление взял на себя Валерий, как более опытный. Ее пронзила дрожь, когда его пальцы дернули завязку ее плаща, а когда он закончил работу, она откинулась и лежала совершенно неподвижно, не зная, что ей делать или не делать. Желая того, что должно было произойти, но в то же время наполовину боясь этого.

Валерий почувствовал ее колебания. Он наклонился, нежно протянул руку и очень осторожно задрал подол ее платья, обнажая длину ее ног цвета слоновой кости. Она сразу поняла, чего от нее хотят, и приподнялась, чтобы он мог подложить смятую шерсть под ее тело, затем села прямо и подняла руки, чтобы он мог полностью снять ее платье.

Когда она была обнажена, он смотрел на нее сверху вниз с чем-то близким к изумлению. Груди у нее были полные и округлые, с крошечными твердыми сосками нежнейшего розового цвета. Между ними висел золотой амулет в виде кабана, что как-то добавляло эротизма моменту. У нее была узкая талия, плавно переходившая в соблазнительно широкие бедра, но снова сужающиеся к длинным стройным ногам. Он потянулся, чтобы прикоснуться к ней, но тут же отшатнулся, как будто его обожгли. Ее гладкая кожа излучала жизнь и тепло. В нетерпении Мейв взяла его руку и положила себе на грудь, а затем с мучительной медлительностью провела ею вниз по своему телу, отчего у нее резко перехватило дыхание.

— Пожалуйста, Валерий. — Она разорвала на нем тунику и, когда она исчезла, прижала его к себе, отчаянно нуждаясь в нем. Но Валерий не торопился. Он боролся с ее хваткой, зная, насколько лучше для нее будет, если она позволит ему проявить терпение.